Дальше была дорога. Мэй помнила, как она брела вперед, кое-как переставляя лапы. Ее нос клонился к земле, иногда пыль закрадывалась в ноздри, Мэй чихала, поворачивая голову в сторону. Рядом брел человек в красном колпаке. Непривычно высокий, он изредка опускал худую руку на холку, поглаживая черную шерсть; Мэй пугливо скулила, ожидая крепкой затрещины. Она боялась его и слепо следовала приказам. А он говорил идти дальше, разыскивая знакомый запах. Аромат слабел, его едва удавалось различить среди буйства полевых цветов и дымных паров деревень, но стоило Мэй заблудиться, как она получала острым носком сапога под дых, по ребрам пробегал нервный ток, и она вновь находила нужную дорогу. Если не получалось с первого раза, человек долго избивал ее, временами Мэй лежала в пыли и думала, что умирает. Но смерть не приходила, только черные лапы подкашивались от боли, сжимались судорожно в поисках утешения. Она часто забывала себя, не помнила прошлого и не знала, куда направляется. Мелькали людские селения, леса, поля. Она научилась охотиться на зайцев, забивать тайком куриц и утаскивать их через узкие окошки. Знакомый запах преследовал, въелся под мех, запутался в сознании, завернулся тугим узлом. Едва уловимо чудилось, будто и она пахнет так же, но Мэй быстро бросала эту мысль. Человек в красном колпаке так сильно хотел догнать кого-то, что и она сама полностью подчинилась этому стремлению. Всей ее жизнью стало преследование запаха.
Мир кругом менялся, рос. Выше становились дома, появлялись механические звери, которых Мэй брезгливо обходила стороной. Охота упростилась, жертвы покрупнели. Однажды, когда человек спал, Мэй ощутила, что запах усилился. Они гостили на окраине шумного города, заброшенная деревянная хижина скрипела на ветру. Люди давно облюбовали каменные дома, и гости наслаждались полным одиночеством. Мэй поднялась, пугливо осмотрелась и высунула нос наружу: аромат расцвел ярче. Человек не проснулся, она рискнула и пошла вперед, держась тени. Поначалу на улицах почти не было людей, но чем ближе к центральной площади, тем больше их становилось. Они кричали, смеялись, улыбались друг другу. От них резко пахло едой и алкоголем, они жгли яркие огни и запускали в небо бумажные фонарики. Мэй жалась к теням, скалила зубы и глухо рычала, скрываясь за углами домов. Обманчивый знакомый запах петлял, растворялся в воздухе, достичь его было тяжело. Кругом все путалось, обилие звуков сводило с ума. Слишком много. Но она не хотела навредить тому, кого искала. Она обошла здания, медленно вышла к парку, держась каменных стен. В центре горел костер, вокруг него ходили ряженые. Их лица были скрыты за масками, и Мэй знала, что один из них — тот, кого она ищет. Но кто?
Прошедший мимо мужчина снял маску. Мэй набросилась на него, сильные челюсти сомкнулись на горле, прокусив насквозь. Он не успел даже вскрикнуть — его уволокли в тень. На одного меньше. Но сколько их еще будет? Их ароматы смешивались, Мэй водила носом, тщательно выбирала. Каждый раз ей думалось, что еще немного, и она поймает того единственного, кого преследовала долгие годы. Только снова и снова ошибалась. Когда терпение лопнуло, она выбежала на площадь, бросившись в толпу праздных зевак. Она рычала, когти скользили по плоти, полосовали на ленты. Крики заполнили красным пространство. Мэй потеряла счет жертвам, она яростно сдирала маски вместе с кожей, но не находила нужного. Они пытались бежать, падали, плакали, исступленно барахтались на земле. В синеве ночи тени удлинялись, охватывали вытянутыми ветками разбросанные трупы и части тел. Мэй вымоталась и устало села посреди кровавого пиршества.
Вдалеке забрезжили первые лучи рассвета. От едва живого костра поднимался вверх серый дым. Из-за домов показался высокий человек в маске черного лиса. Он медленно и тяжело поравнялся с Мэй, от него веяло покоем. Запах, который так долго был преследуем, усилился. Мэй поднялась на лапы, ступила вперед, уткнувшись носом в теплую ладонь. Шершавая кожа, незнакомая, но до боли родная. Мэй заурчала, она не сомневалась в том, что нашла нужного человека. Ее подхватили за лапы, подняли вверх. Стало холоднее, шерсть клоками поползла вниз, оголяя нежную кожу. Взгляд прояснился. Мэй задрожала, обхватив себя руками. Она стала выше, мир изменился, вернув ее в далекое детство. Тонкие пальцы в недоверии коснулись гладкой маски, оставив красный отпечаток, сдвинув вверх. Брат постарел. Только его глаза… Прекрасные темно-синие глаза, они были такие же. В их глубине застыли грусть и отчаяние. Почему он был так печален, она ведь нашла его? Она смогла, пробралась сквозь все преграды, вернулась к нему. Нашла…
Мэй потянулась к нему, обхватив за шею, по щекам потекли слезы. Она всхлипнула, прижалась к груди, почувствовав тепло, о котором успела забыть. На секунду прикрыла глаза, а распахнула уже от острой боли — что-то острое впилось под ребра. Мэй непонимающе захрипела, отстранившись.
— Прости, — проговорил брат. За его спиной стоял человек в красном колпаке.
В отражении темных вод их силуэты казались расплывчатыми и нечеткими. Совсем как ее восприятие дробящейся реальности. Вдвоем они уничтожили город, стерли с лица земли все наработки, разбили аквариумы. Так отчего же это место их не отпускает? Мэй не находила ответа.
Они вновь были здесь, у поросшей мхом и покосившейся бронзовой статуи. В фонтаны теперь набиралась лишь сточная вода, оставшаяся после дождей. В последнее время было много дождей. Годы назад тут царило веселье, люди гуляли на праздниках, смеялись дети. Если приглядеться, на грязном асфальте можно разглядеть посеревшие куски керамики, когда-то бывшие масками. Мэй зачерпнула в ладони мутную воду, та медленно стекла по пальцам, оставив на запястьях длинные серые следы. Время шло, истощался песок, разрастался мох на боках полуразрушенной бронзовой статуи… А злость все не отпускала, она черной змеей свернулась под сердцем, осталась там, заморозив сущее. Мэй жила ей, дышала тяжелой ненавистью, растворялась в собственной клетке. Оковы красного ордена давно спали, но она сама — душой она так и осталась в заточении под землей, потерянная и одинокая в веках. И даже чужие, такие знакомые руки не грели, касаясь худых плеч.
Мэй развернулась, посмотрев прямо в синие прекрасные глаза. Бледные пальцы взобрались к щеке, погладили ее нежно, а после скользнули на шею, крепко сжавшись. Дэйв захрипел, широко раскрыл рот в удивлении. Мэй осталась непреклонна. Ладони сдавили сильнее, заставив упасть на колени в фонтан. Он забился как пойманная птица, но Мэй была сильнее. Она смотрела сверху вниз на мучения Дэйва, видела свое отражение в его глазах. Она не узнавала себя, и оттого безжалостней становилась. Здесь все было чужое ей, немыслимое, не ее. Она так больше не могла, ей было необходимо найти ответы. Стройная картина мироздания вновь рассыпалась карточным домиком на части. Славная иллюзия не сработала, не успокоила душу. Значит, следовало ее разбить, растоптать, уничтожить. Найти на осколках бытия единственное утешение — правду. Знание, которое могло поранить, но без которого невозможно было дышать. Мэй решилась заплатить эту цену.
Ладони в последний раз дернулись вверх, подняв веер темной воды всплесками. Белое лицо ушло под толщу воды, слившись с ней. Мэй ослабила хватку, выпрямившись. Налетевший порыв ветра хлестнул волосами по лицу. Вода поглотила Дэйва, слилась с его телом, стала второй кожей, налипнув чернотой поверх. Всколыхнувшиеся волны выползли на край фонтана, перелились, захлестнув землю. По трещинам асфальта расползлась черная жижа, растянулась по площади мягким ковром, добралась до покосившейся статуи и вскарабкалась вверх, оплетя ее. Она нарастала сверху слоями, понемногу, пока не образовала широкий шлейф, полностью восстановив образ. К круглому животу лиса прилип намертво распятый Дэйв, полностью скрытый за чернотой, жижа вынесла его тело к статуе и оставила там. Будто напившись чужой души, лис очнулся от долгого сна — толстыми корнями вытянулись провода, вспоров землю. Они уходили к недрам купола, что сдерживал когда-то Мэй, а теперь другую неприкаянную душу, они венами оплетали черное сердце силы, неслышно бившееся в такт мирозданию. В глазах статуи вспыхнуло далекое синее пламя. Мэй вышла вперед, темная вязкая волна подняла ее вверх, оставив перед мордой лиса. Протянутая рука коснулась кончика мокрого носа. Холодно. По запястьям скользнули черные ужи, оплетя, присоединив к себе. Старая сила, когда-то бывшая ее, узнала хозяйку, ощетинилась колким мехом. Огромный красный язык вынырнул из-под клыков, прошелся по пальцам, оставив длинный след.
