— О чем ты?

Виски жгло раскаленным прутом, а тело бил озноб. Зай тоже взял напиток. Сладковатая вода с персиковым вкусом приятно холодила. Чтобы остыть, Зай приложил бокал ко лбу.

— Освобождение разума не проходит гладко. До поры, пока не справишься с собой, мы разрешим мальчику остаться, он привязан к тебе. Это напоминает нам о той связи, благодаря которой мы находимся здесь. Мы обязаны тебе. Но это все, что мы можем сделать, и, если ты решишь идти дальше, более помощи не жди.

Нейха говорил витиевато, словно плел узор из слов, понятный ему одному. Однако основной посыл был предельно ясен: Зай обязан выздороветь и перестать прятаться у короля, чтобы не доставить ему проблем. Что касалось Восьмого, то Зай и сам не знал, как к нему теперь относиться, а воспоминания о Райви сводили с ума. Но ведь еще Виктория и другие… Не зря за ним закрепилось дурацкое прозвище. Получив Восьмого, он думал, что избавился от проклятия. Как непростительно глуп он был!

— Освобождение разума… Это ты про?..

Красноречивый взгляд коснулся отсутствующей кисти. Взгляд король оценить не мог, но интонацию безусловно уловил. Его молчание можно было интерпретировать как подтверждение догадки. Или же он просто не хотел отвечать.

— Хорошо. В смысле, нет, не хорошо, но я понял. Вернее… Ах.

Захотелось есть и спать одновременно. Пусть разум не успокаивался, но тело требовало отдыха, ему не было дела до душевных метаний. Это представлялось настолько несуразным, что даже не злило, только изумляло.

— Мне нужно поговорить с Ангелом.

— Мы передадим послание, но обещать его лояльности не можем. Мы не имеем над ним власти.

— И я должен найти тело Райви.

— Посмотрим, что мы можем сделать.

Нейха дернул за шнурок, за дверью звякнул колокольчик. Юркая девушка, до того сопровождавшая Зая, бесшумно просочилась в залу.

— Обработай его раны, приготовь еду и обеспечь всем необходимым. Все, чего пожелает он, желаем мы, все должно быть исполнено в срок.

— Слушаюсь, мой король.

Девушка поклонилась и попятилась из комнаты. Нейха вернулся к игре. Зай, направившись к выходу, задержался у порога, чтобы сказать:

— Я никогда не хотел для тебя такой судьбы.

Губы короля тронула насмешливая улыбка.

— Ты ни для кого ее не желаешь, но всегда приносишь ее, вестник смерти. Таков твой путь, и он устлан чужими костями.

Пальцы похолодели. Зай вцепился в дверной косяк, чтобы не упасть от прилива тошноты и ярких пятен перед глазами. Голос сорвался на шепот.

— Прости… Если бы я мог…

— Ты не мог и закончим на этом. Ступай, мы более не желаем продолжать беседу.

Справившись с приступом, Зай двинулся по коридору, держась за стену. Ноги подкашивались, и он чуть не рухнул на пол. О том, чтобы отправиться на поиски сейчас, не могло быть и речи. Следовало переждать. А после взяться за дела с новыми силами и попытаться, наконец, принять настоящее.

========== Дело #26: Открытая рана ==========

От ран лихорадило, а во снах приходили кошмары. Тело и не думало отдыхать, воспоминания насмешливо подсовывали знакомые лица. Одно за другим они проплывали во мраке ночи, зависая у изголовья постели с немым укором.

Зай лежал на спине, бессмысленно пялясь в потолок. Требовалось сделать перевязку, но звать служанку не хотелось. Вообще ничего не хотелось. В том числе и видеть напарника, убившего Райви.

— Проснулся?

Пальцы сжались в кулак, зубы скрипнули от сведенных скул. Зай закрыл глаза в надежде, что Восьмой исчезнет, но тот никуда не делся. За серией шагов последовал стук водруженного на стол подноса.

— Принес еды и бинты. Попей, вот.

Касание плеча вывело из себя. Зай выбил кружку из протянутой ладони, вода плеснула на пол. Восьмой, вздрогнув, отвел взгляд, его руки повисли плетьми. Он взял тряпку и опустился на колени, принявшись методично затирать пятно, размазывая грязь. На его левом запястье блестели часы, стрелка прилипла к отметке «четыре». Треть отмеренного срока позади, напарник изменился с их первой встречи. Но настоящая тайна крылась в том, кто он на самом деле.

— Что ты помнишь?

Восьмой поднял голову, она причудливо дернулась на худой шее. Он выглядел испуганно и одновременно потерянно, словно не понимал, о чем речь.

— Ты помнишь, как убивал?

Зай не сорвался на крик только потому, что голосовые связки подвели. Восьмой смял тряпку, серые капли намочили брюки.

— Дрался с сомброй, ты спас. Потом… Потом мы вышли на лестницу. Все.

Глаза напарника заволокло туманом, он немигающе вытаращился на стену. Тряпка упала на ноги. Зай машинально потянулся, чтобы забрать ее; обрубок руки беспомощно колыхнулся. Восьмой два раза моргнул, его взор наполнился осмысленностью.

— Рука! Мы сделали руку.

Напарник вскочил и переставил поднос на кровать. Еда была нехитрой: плошка с кашей, булка и поднятая кружка, в которую Восьмой старательно долил воды.

— Нельзя твердое, — неуверенно пробормотал он и сел рядом. — Руку сделали у Ангела.

Отчего-то от услышанного злость ушла, но разболелась голова. Зай промочил пересохшее горло. Искать ответы у напарника представлялось бесполезным занятием. Если он действительно ничего не помнил, то и злость на него начинала выглядеть глупо и отчаянно. Она была, но после всего пережитого притупилась, как и остальные чувства. Весь мир окунулся в призму однотонного-серого, и чувства в нем не выделялись.

— Уходи.

Зай отставил кружку и опустил голову. Даже не смотря на напарника он мог предсказать, какое выражение появится на его лице — недоумение пополам с обидой и кое-где затаенным страхом. Он не раз наблюдал подобные эмоции в отражении черных глаз. Но теперь не знал, что скрывается за ними. Вернее, кто. Разве Восьмой человек? После того, что натворил? Нет. Но кто тогда? Ангел? Они другие.

— Я…

— Я не нужен Аркусу, на мне нет часов. Если вернусь, меня препарируют, поэтому лучше им считать, что я мертв. Ты носишь часы и принадлежишь ему. Ты должен вернуться, иначе тебя найдут другие. Понял?

Восьмой лихорадочно вцепился в свою руку, будто видел часы впервые. Он попытался их снять, но ремни надежно примерзли к запястью.

— Если ты останешься, они найдут тебя, а с тобой найдут меня. А дальше… В общем, ты понял, что со мной сделают. Поэтому, если ты хоть немного мне благодарен за все то, чему я тебя научил, ты должен уйти.

Зай ковырнул кашу, желтоватая жижа стекла по ложке, собравшись комками. Восьмой с полминуты просидел без звука, потом расторопно поднялся.

— Понял.

Больше он ничего не сказал. У двери напарник оглянулся, будто бродячий пес, проводивший случайного прохожего до дома, а потом вышел, затворив за собой. Зай отставил плошку, еда не лезла в горло. Не покидало ощущение странности происходящего, дикости и необъяснимой правильности. Усталость душила и грозила сломать хребет под весом горя. Он и раньше терял друзей, но никогда это не было так тяжело, как теперь.

Восьмой, Райви, Виктория… Виктория была лишь попутчиком по жизни, и все же злая судьба не обошла даже ее. Зай махом допил воду, накинул куртку и покинул комнату. Сидеть на месте хуже всего. Так что он собирался встретиться с Ангелом, который, по словам Восьмого, соорудил новую руку. Отличный повод для беседы.

Черный рынок не менялся. Листы меди скорлупой нарастали на камни пещер. Под ними деловито сновали жуки и крысы, куклы и люди. Временами они прятались по домам-норам, но чаще слонялись по тесным улочкам, состоящим из случайных прорубов в стенах.

Тень капюшона надежно скрыла лицо, хотя вопросов не задавали. Каждый здесь имел историю и тайны за плечами, которыми не принято делиться. На Черном рынке человек растворялся в водовороте густого и сырого воздуха. Вентиляция не спасала.

Прошедший месяц все переиначил. Зай не раз терял напарников, воспоминание о каждом отзывалось болью в сердце. Но в этот раз обернулось иначе: он потерял все, а напарник выжил. Зай стиснул зубы, на щеках заходили желваки. Каждая мысль об утратах утяжеляла шаг. Когда умерла Райви, он повзрослел, поседел… Тогда он был также потерян.