– Подвал там, и, похоже, глубокий, некоторые двери с замками, – отряхиваясь от пыли и шлепая ногами, доложил Рифат, выкарабкавшись наверх. – Видать, под склады переоборудовали, даже въезд для автомобилей есть, но снаружи он завален, не открыть, ходы широкие, свинофермовские, пройти можно, но темно только, хоть глаз выколи.

– В подвал не полезем, – отрезал Саня и на всякий случай оставил Женьку караулить у зияющей дыры. – Давай, Рифат, вперед, и не греми, а то дичь спугнешь.

Два дома проверили без приключений, не считая того недоразумения, когда Эдик, переполненный адреналином, так засадил саблю в старый шкаф, вогнав клинок по самую рукоятку, что понадобилось несколько минут, прежде чем смогли вызволить его обратно. Следующий дом обходили впотьмах. Пришлось повозиться с замком на входе, кроме того, темнота, полностью вступив в права, укрыла в объятиях дальнюю часть постройки. Еще и фонари начали сдавать, периодически моргая в изнеможении тусклым электрическим глазом. В какой-то момент их пришлось выключить. Наступила зловещая тишина. С разрешения Сани охотники молчаливо прикурили, многозначительно поглядывая на вход дома.

– Готовы? – Санька вонзил свой плевок в землю по-голливудски, сквозь зубы. – Заходим. И, Рифат, давай без дури.

– Саня, знаешь же, не облажаюсь.

– Знаю, вот поэтому и говорю, без дури.

Продвигались почти бесшумно. В холле на первом этаже среди пыли четко просматривались свежие следы, уходящие на второй этаж, отпечатков различили множество, и они принадлежали человеку, это обстоятельство немного успокаивало. Саня знаками показал Эдику проверить первый этаж, а с Рифатом решили подниматься наверх. Болливудские боевики отдыхали в плане передачи эмоций и напряжения, с каким Саня поднимался по лестнице. Водя стволом то влево, то вправо, он приближался к холлу второго этажа. Очень хотелось бросить гранату, а потом уж врываться, но, как назло, в арсенале команды такого архаизма не нашлось. Казачок бы ряженый вместо сабли приволок что-нибудь посущественнее. Иногда острый лом Рифата выползал вперед, давая понять, что брат рядом, под неусыпным контролем держит ситуацию. Проверив правое крыло, ребята вернулись в холл, где поджидали Женька, не желавший пропускать интересное приключение, и кубанец, нещадно разящий саблей воображаемого врага.

– Эдик, хорош тут воздух портить, – прошептал Саня и двинулся в левую часть.

За ним последовал и Рифат, звонко чихнув.

Крайняя дверь в коридоре оказалась закрытой, причем изнутри. Призывая к тишине, Саня осторожно приблизился, внимательно прислушиваясь к издаваемым звукам.

– Там кто-то есть, – сказал он на ухо Рифату и приготовился вышибить хрупкое препятствие, одновременно показывая остальным отойти на безопасное расстояние.

Последовавший удар ногой гулко прошелся волной по вестибюлю, оканчиваясь затухающим эхом. Щас, щас, щас, ща, ас, с. Дверь с грохотом отвалилась внутрь, поднимая пыль, за которой проглядывались два небольших силуэта. Глаза у силуэтов на удивление предстали вполне человеческими, и руки, выставленные перед собой, тоже принадлежали хомо сапиенс. Единственное обстоятельство, немного смутившее ребят, – так это чрезмерная волосатость.

– Это же Лелик и Болек! – воскликнул Эдик, с чертыханием ввалившись в комнату. – Бомжи местные.

– Вовсе не Лелик и Болек, – с нескрываемым раздражением огрызнулись лохмачи. – У нас имена имеются! Леонид и Борис.

– Братья они, из детдома. Квартиру отобрать плохой человек, теперь жить на улица. – Эдик приветственно кивнул братьям, придерживая от падения сползшую набекрень кубанку.

– Та-ак, понятно, а собаку большую здесь не видели или другого какого зверя? – спросил Саня, описывая восьмерки стволом, перед лицами бомжей, непроизвольно копируя с участковой интонацию и форму допроса. – Может, из друзей-собутыльников кто рассказывал. Отвечать!

Одного из маргиналов нехило затрясло.

– Ленька, успокойся, – ткнув брата в бок и попытавшись встать, сказал Борис. Но желания быть проткнутым ломом Рифата, естественно, не возникло, получилось только неэротично поерзать на месте. – Ну, допустим, тут было кое-что, нагнавшее страху. Пожалуйста, уберите ружье, иначе разговора не получится.

– Дипломат, однако, – заметил коротко Женька, включая фонарик в телефоне.

– Закурить дайте, а то молчать буду, – осмелел уже Лелик, непрестанно переводя взгляд с Саньки на брата и наоборот.

Эдик услужливо бросил початую пачку на колени Лелику и, опершись на косяк у выломанной двери, коротко кинул:

– Граница на замок, ни один блат не проскакает.

– Как же вы тут зимой живете, не холодно в морозы? – Давно привыкший к неординарным Эдиковским вводимым новшествам в обороты русской речи, Женька с интересом рассматривал окна и неприхотливое убранство жилья. – На входе замок висел. Чей?

После непродолжительной паузы, поочередно осмотрев присутствующих, жадно затянувшись и выпустив несколько колец сигаретного дыма, Лелик начал вещать:

– Костер разводим в тазике, слава богу, вот и согреваемся, но так было до поры до времени. Сперва Борька заметил, что пропали собаки, тут много бездомных водилось, но враз исчезли. Иногда отлавливали их да шашлык жарили, а замок, с хитрецой, Борька сварганил.

Саню судорожно передернуло от услышанного:

– Как сказал, отлавливали?

– Ловили, да, мясо собак от туберкулеза хорошо помогает, не знали разве? Барсуки тоже сгодятся, но собачки вкуснее…

– Как давно собачек не ели? – перебивая, медленно прошипел Саня.

Рифат интуитивно понял: допрос может перерасти в кровавую неуправляемую бойню, поэтому осторожно рукой отвел ружье в сторону от греха подальше, а Лелик с азартом продолжил, не обращая внимания на суровость Сани:

– Потом вороны пропали тоже почти враз и голуби куда-то подевались. Борька изловчился десятками отлавливать, ох и вкусное же мясо, даже лучше куриного, и тоже весьма полезное, но это так, для словца. Рядом, тут недалеко, есть хорошая помойка, опрятненькая такая, чистенькая, и люди не жадные, судя по выкидываемым вещам. Однажды обнаружили возле контейнеров Федора, мертвого, без ног. Подчистую оторваны, представляете? Знакомец наш замечательный человек был, умел зарядить оптимизмом, да и философ мирового масштаба, Кант в подметки не годился. Со страху и оставили там, непогребенного, ментов не решились вызывать. Стыдно очень теперь об этом рассказывать, пришить дело-то могли. Скажу лишь, что не человек его изуродовал, разодран жутко, кишки вокруг бака намотаны, как будто специально вертели, смотреть без рвоты невозможно, и крови было ужас, стены помойки забрызганы полностью, и капли, большие такие, с горошину, свисали с козырька. Как вспомню, так сердце болеть начинает, а вот позавчера ночью… – Леонид перешел на доверительный шепот: – Сюда, в комнату, заглянул глаз, да-да, во-о-от такой, не смейтесь, размером с окно, здоровый и красный, и смотрел уставившись, не мигая.

Рифат невольно поежился:

– Хочешь сказать, типа кому принадлежал глаз, такой высокий и спокойно доставал до уровня второго этажа?

– Не поверите, он огромный, – оживился Болек. – Выше крыши, вот те крест, видали его и раньше, правда, издалека, а по ночам слышим шаги, поэтому больше костры не жгем, вдруг заметит, и уйти нам некуда. Вот и ждем смертушки своей. Доберется он когда-нибудь до душ наших грешных, чую, хана скоро.

– Ладно паниковать, поди, привиделось? – с подозрением спросил Саня, не особо доверяя рассказу братцев. – Жрете всякую дрянь да собаками породистыми закусываете, живодеры. Пойдемте, братва, отсюда, ловить тут больше нехрен.

– Эй, пачка верни. – К возбужденным от собственного рассказа бомжам подошел Эдик, с особым артистизмом убирая саблю в ножны. – Курить чужой сигарета вредно, шайтан опять придет, зорко глаз смотреть будет, – подытожил допрос новоиспеченный казак и поплелся за ребятами, напевая под нос выдержки из узбекского народного эпоса.

Вереница друзей потянулась в обратный путь, полагая при этом, что есть за гранью человеческого понимания нечто не поддающееся разуму, которое неусыпно следит, оберегает и ждет на небесах, крестообразно распростерши отцовские объятия.