Уже осенью 1923 года оборудовали («кроме освещения») «читальную комнату», куда с энтузиазмом отправились сотрудники. С каждым месяцем количество поступающих в Академию книг и журналов растет, увеличивается и число обращающихся за ними ученых, которые не только сидят в читальном зале, но и активно берут книжные и журнальные новинки домой. Работа разворачивается и требует интеллектуальной пищи.
Так, за сентябрь 1923 года библиотека пополнилась больше чем шестью десятками книг (из них куплено в России 27, из‐за границы пришло – 29, а 5 были подарены). В отчете за декабрь того же года заведующий библиотекой сообщает о числе поступивших книг, приводя, как полагается, полный (пространный) список немецких изданий, в частности – Herrmann M. «Forschungen zur deutschen Theaters Geschichte». Есть и перечень подаренных, только что вышедших книг. Среди них «Новейшие театральные течения» П. А. Маркова, «Ключи от рая» А. Стриндберга в переводе В. Э. Морица, «Чапаев» Дм. Фурманова и «Стихи» Велимира Хлебникова[63]. А в отчете за март 1924 года сообщается, что «отрадным фактом в жизни библиотеки является начало поступлений книг и журналов из Франции и Англии»[64].
Штатный сотрудник – помимо зарплаты и иногда оплаты доклада – имел возможность напечатать с помощью Академии статью или книгу, в условиях острейшего жилищного кризиса в Москве мог просить дополнительную комнату (или хлопотать о сохранении уже имеющейся) для личной библиотеки, получить нужную бумагу для направления на лечение в санатории, добиваться постановки телефона в квартире и пр. Мог испросить командировку за границу (причем не только в научных целях, но и для лечения, своего собственного либо близкого родственника). Напомню, что у немалого количества сотрудников были старые, дружеские или родственные, связи за границей (многие бывали в Европе – Италии, Германии, Франции – до революции, подолгу живали там, работая в библиотеках, совершенствуясь в языках либо отдыхая), которые до конца 1920‐х годов еще было возможно поддерживать.
Стоит описать, как была устроена ГАХН, из чего состояла ее повседневная жизнь.
Можно сказать, что вся жизнь сотрудника протекала под сенью учреждения, от его бытовых забот до выхода книги или защиты диссертации, от праздничных вечеров в кругу ярких людей Москвы того времени – до погребения. Здесь, во флигеле, он мог иметь квартиру либо комнату[65] (надо сказать, что немалая часть старой московской профессуры обитала неподалеку от Академии – в пречистенских и арбатских переулках). Здесь он мог работать в библиотеке. Михаила Булгакова, в середине 1920‐х годов сблизившегося с арбатской профессурой (один из них, гахновский философ и литературовед П. С. Попов пронесет восхищенную любовь к Булгакову до конца его дней и станет первым биографом писателя), а затем, в начале 1930‐х, сменившего круг общения на театральный, мхатовский, – какое-то время даже занимала мысль сочинить роман под названием «Пречистенка». Но то ли отказаться от романа о нравах обитателей старой Пречистенки заставили драматические события, разворачивавшиеся вокруг людей Академии уже с конца 1927 года, то ли впечатления от людей театра оказались ярче – но появились «Записки покойника» – театральный роман.
Сохранившаяся документация рассказывает о разнообразных хлопотах по устройству сотрудников, о жалованьях, гонорарах и прибавках, переводе из разряда в разряд, просьбах о командировках, порой достаточно экзотических, о предоставлении жилья, устройстве научной библиотеки и архива, добывании денег на печатание книг и издание научных журналов и пр. Кроме жалованья, сотрудники должны были получать вознаграждение за доклады, публиковать книги и статьи. Руководство стремилось сделать все, от него зависящее, чтобы создать ученым приемлемые условия работы, по возможности поддерживая ушедший в прошлое образ жизни академической профессуры.
Так, в 1924 году двух архитекторов посылают в Германию и Италию – для изучения театрального строительства. С. А. Поляков едет смотреть берлинские театры. Кто-то отбывает в Лондон, кто-то в Австрию, кто-то в Италию. Г. Г. Шпета командируют в Кенигсберг на празднование 200-летия Иммануила Канта. П. А. Марков в 1925 году для изучения состояния современного западного театроведения отправляется в Германию и Италию, В. Э. Мориц и С. И. Марголин в те же месяцы посещают театры Парижа и Берлина и т. д. В. Г. Сахновский сочиняет докладную записку о настоятельной необходимости отправиться совместно с сотрудниками ВХУТЕМАСа и Госкино с научной экспедицией в Персию «для изучения сохранившегося там средневекового театра, обмера, заснятия и описания памятников театральной старины…»[66]. У Н. Д. Волкова на лечении в Берлине находится жена – Б. Г. Казароза-Волкова, он отправляет ей жалованье и навещает ее, испрашивая командировки.
Командировки длятся от двух недель до трех месяцев и даже полугода.
Академия должна была содержать свои помещения, библиотеку, осуществлять текущий ремонт, так как предоставленные для работы помещения бывших усадеб быстро ветшали. Так, Акт осмотра зданий ГАХН по Кропоткинской улице и Малому Левшинскому переулку «показал, что в двух комнатах („Красном кабинете“ и помещении „Секретариата“, общей площадью 68,28 кв. м.) пора сделать новый паркет „специал“, так как полы пришли в полную негодность, местами проваливаются, старый паркет до того износился, что чинить его нет никакого смысла»[67]. Сохранилась и смета ремонта (26 мая 1927 года): она составила 2355 рублей.
Помимо паркета в собственных помещениях и состояния роялей администрация отвечала и за «ремонт троттуара», и за поливку улицы перед зданием на Пречистенке. 4 июля 1924 года руководство Академии пишет специальную бумагу в 45‐е отделение милиции г. Москвы, оправдываясь за то, что не была полита улица перед зданием – из‐за не поступившего в срок кредита[68].
Как у всякого уважающего себя учреждения культуры, у Академии имеются непременные атрибуты, среди которых – прекрасные музыкальные инструменты для вечеров и концертов, в частности три рояля (два – фирмы Мюльбаха и один – фирмы Шредер). И в 1927 году появляется документ о необходимости их ремонта. Детали, пришедшие в негодность, заказываются в Германии по специальному каталогу. Всего на ремонт инструментов по смете необходимо ассигновать 60 рублей 75 копеек (тогдашний курс марки – 5 копеек)[69].
Добывание дров и денег на освещение, разбирательство (надо сказать, редких) неприятных происшествий тоже входило в круг забот руководства научным центром[70].
Все эти докучные, но неотменимые занятия администрации служили главному: продолжению научных исследований в области гуманитарных наук в России.
ГАХН аккумулировала в своих стенах (либо на дружественных площадках) самые яркие, талантливые явления всех видов искусств, создавая для научного творчества, роста сотрудников, в особенности – неискушенных, молодых, – разнообразную и насыщенную художественную среду.
Своей чередой шли не только научные заседания и доклады, но и устраивались литературно-художественные, поэтические и музыкальные вечера, среди участников которых появлялись А. Белый, Пастернак, Ахматова, Булгаков, Вересаев и Волошин, организовывались лекции и концерты, проходили обсуждения шумных театральных премьер, затевались художественные выставки.
Существовала при Академии и Ассоциация современной музыки. Сдавали зал в аренду – для музыкальных, поэтических, литературных и прочих вечеров – для вечера памяти Бетховена, вечера цыганского романса (одним из организаторов была жена П. С. Попова – внучка Л. Н. Толстого А. И. Толстая, сама прекрасная исполнительница цыганских романсов) и пр. Всероссийский союз поэтов (на документе подпись С. М. Городецкого) просил зал для проведения заседания в честь А. С. Пушкина (отмечалось 128-летие со дня рождения поэта). 1 марта 1926 года Л. В. Горнунг[71] записывал в дневнике: «Сегодня в ГАХНе литературно-художественный вечер – с благотворительной целью – помочь поэту М. Волошину, стихи которого сейчас не печатаются. М. Булгаков прочел по рукописи „Похождения Чичикова“, как бы добавление к „Мертвым душам“. Деньги пошли на ремонт волошинского дома в Коктебеле. Волошин благодарил организаторов и участников вечера акварелями – С. Федорченко, Булгакова, Пастернака»[72]. (В скобках заметим, что Булгакова в этот год не печатают тоже, – но осенью во МХАТе пройдет премьера «Дней Турбиных» и финансовое положение автора резко, хотя и ненадолго, улучшится.)
