Более месяца назад в сводке Информбюро впервые появилось новгородское направление. Сообщалось: "В течение 19 августа наши войска вели бои с противником на всем фронте и особенно упорные на... новгородском направлении". Спустя два дня формулировка относительно боев на новгородском направлении изменилась. Совинформбюро характеризовало их как "особенно ожесточенные". Тогдашний читатель был чуток к языку сводок, хорошо понимал его. И на этот раз безошибочно понял, что немецкие войска уже прорвались к Новгороду, идет жестокий бой в городе, через три дня горестное известие: наши войска оставили Новгород.

Прошла неделя, другая, месяц. Ни о Новгороде, ни о соседствующих с ним городах нет никаких сообщений. Где же враг? Остановлен он или прорвался дальше? Если остановлен, то где? Если прорвался, то как далеко? Предположения были разные, но все сходились на том, что Новгород для противника - ворота к жизненным центрам Советской страны: на север - к Ленинграду, на юг - к Москве!

В редакции центральной военной газеты была, конечно, известна линия фронта. Но обнародовать такие сведения в газете не полагалось. Надо было как-то иначе информировать читателей о положении под Новгородом. Но как? Опыт подсказывал, что ответ на этот вопрос надо искать на месте, и я решил выехать в новгородскую армейскую группу.

Уточнил в Генштабе, где располагается командный пункт группы, и отправился в путь-дорогу вместе с фотокорреспондентом Олегом Кноррингом. По Ленинградскому шоссе, основательно износившемуся за три месяца войны - в колдобинах и выбоинах, - мы добрались до 351 километра, свернули там влево и в густом лесу, под темными соснами, заметили несколько серых палаток. Возле одной из них я увидел хорошо знакомого мне по Монголии командующего армейской группой И. Т. Коровникова. На гимнастерке стального цвета черные бархатные петлицы танкиста, но не с генеральскими звездочками, а с ромбом комбрига. Иван Терентьевич перехватил мой недоуменный взгляд:

- Ты не удивляйся. Сам себе у нас никто званий не присваивает... Боевой командующий армией - в старом звании комбрига. Как было не удивиться!

Коровников кратко ознакомил меня с обстановкой, и мы сразу же направились на передовую. Дорога шла лесом, через волховские болотные хляби. Наши "эмки" часто застревали, да так глубоко, что приходилось рубить сосняк и жердями вытаскивать их.

- У нас есть дороги и получше, но объезд велик. Я хотел как поближе, оправдывался Коровников.

Потом лес как-то внезапно оборвался, машины выскочили на гребень высотки. Внизу зеркальной лентой извивалась река Волхов. До Новгорода отсюда - не более километра. Отчетливо виден Кремль, купола Юрьевского монастыря, зеленые пригороды. Кнорринг сфотографировал командарма на фоне этой новгородской панорамы, и мы продолжили свой путь уже пешком, скрываясь за кустами ивняка.

В бинокль хорошо различимы немцы. Они ведут окопные работы, строят блиндажи с оконными рамами, выдранными из новгородских домов. Коровников на ходу рассказывает, что гитлеровцы нередко сгоняют сюда местных жителей и прячутся за их спинами, атакуя наши позиции, - знают, что мы не будем стрелять по своим.

Оборонялась здесь 3-я танковая дивизия полковника Андреева, тоже знакомая мне по Халхин-Голу. Но танков у нее нет. Воюют танкисты "по-пешему". Коровников очень хвалил их: "...не уступают пехотинцам".

Два дня назад, после многократных попыток форсировать Волхов, противнику удалось наконец переправиться частью сил на правый берег и захватить западную окраину села Малая Глуховка. Но двумя сильными контратаками танкисты восстановили положение, уничтожив свыше трехсот гитлеровцев, остальных отбросили за реку.

Радуясь успехам танкистов, я в то же время подумал: "Сейчас они без танков. Но будут же танки! А сколько времени потребуется, чтобы подготовить новые танковые экипажи, равноценные этим, закаленным в боях на Халхин-Голе и пополнившим свой боевой опыт в первые месяцы Отечественной войны? Не расточительно ли заменять танкистами пехоту?"

По-дружески выложил все это Ивану Терентьевичу.

- Ты ведь сам танкист, лучше меня понимаешь!..

Помолчав, он ответил со вздохом:

- Некем больше дыру заткнуть...

В окопах вместе с танкистами, превратившимися в стрелков, расположились артиллерийские наблюдатели. Вот они заметили, что к монастырю гитлеровцы тащат свои пушки. Сразу же сообщили об этом на огневые позиции батареи. Оттуда грянул залп.

Мне понравилось, как здесь ведется подсчет потерь врага от огня артиллерии. Командир батареи, молодой бравый лейтенант, доложил командующему артиллерией армейской группы полковнику Ольховику о двух уничтоженных им немецких батареях. Полковник потребовал доказательств: донесения артиллерийских наблюдателей должны быть подтверждены общевойсковыми командирами. Лейтенант имел такое подтверждение только в отношении одной вражеской батареи.

- Так вот, - заключил полковник, - одну батарею будем считать уничтоженной, а другую - только подавленной...

Немецкая артиллерия в свою очередь обстреливает боевые порядки наших войск. Иногда довольно интенсивно. Мы попали как раз на такой "концерт". Все поспешили в укрытия. Укрылись и мы в одном из блиндажей на обратном скате небольшого холмика. Нетрудно было заметить, что люди здесь привыкли к обстрелам: каждый занимался своим делом. Наиболее дотошные деловито подсчитывали - сколько выпустят гитлеровцы снарядов и какого калибра. Калибр определялся по звуку при полете снаряда и при разрыве.

- Дежурный комендант летит, проверяет, хорошо ли окопались, - подает кто-то голос из дальнего темного угла.

В это время над нашими головами, туго вспарывая застывший в осеннем мареве воздух, пролетел снаряд крупного калибра и разорвался на огородах, за линией окопов. Тут же следует новая шутка:

- Фриц помогает картошку копать...

Оборону под Новгородом держат мужественные бойцы, сила их духа непоколебима. Это было главным впечатлением от той поездки. И оно легло в основу моей корреспонденции, напечатанной в "Красной звезде" 26 сентября. Все ее содержание и даже заголовок - "Под Новгородом" - ясно давали понять, что дальше этого города немцы не продвинулись.

Но еще убедительнее свидетельствовала о том фотография Кнорринга, заверстанная над корреспонденцией. Правда, она могла бы быть лучше. Неудачна поза Коровникова с указующим перстом. "Смазаны" детали фронтового пейзажа. Что поделаешь - снимал Кнорринг в спешке.

Самое главное - на снимке был Новгород. Под фото подпись: "Под Новгородом. Командир Коровников ведет наблюдение за неприятельскими позициями. Вдали виден Юрьевский монастырь. Снимок сделан 24 сентября 1941 года".

Пройдет еще месяц - и мы снова опубликуем снимок с изображением Новгорода, на этот раз более удачный, выполненный другим нашим фотокорреспондентом М. Бернштейном. И напечатаем еще одну статью генерал-лейтенанта Н. Ф. Ватутина - "Бои под Новгородом". Самыми важными, на мой взгляд, были в ней такие строки:

"За три месяца, минувших после падения Новгорода, немцам не удалось захватить в этом районе и вершка советской земли. Три месяца враг топчется на месте, изматывая свои силы, терпя большой урон".

К этому можно теперь добавить: рубеж, на котором закрепилась армия Коровникова, враг не сумел преодолеть и в дальнейшем. Она сама успешно контратаковала новгородскую группировку противника, разгромила здесь так называемую "Голубую дивизию" испанских фашистов, в 1944 году перешла в решительное наступление и освободила Новгород.

А с воинским званием Ивана Терентьевича Коровникова дело было так. Возвратившись из-под Новгорода в Москву, я доложил Мехлису, что есть такой боевой командующий армейской группой, который все еще ходит в звании комбрига. Вскоре после того мне представилась возможность поздравить Коровникова с присвоением ему генеральского звания.

* * *

Илья Эренбург в своих мемуарах "Люди, годы, жизнь", вспоминая дни нашей совместной дружной работы, между прочим, отметил, что редактор "Красной звезды" "сам ничего не писал". Это верно, если иметь в виду только корреспонденции и очерки. Корреспонденция "Под Новгородом" была единственной, опубликованной мною в "Красной звезде" за годы войны. Что я писал, и притом нередко, - это передовые статьи.