– Хозяин, а Мирона-то того… грохнули.

За спиной раздался негромкий голос и Тимур с трудом, чтобы не закашляться, перевел дыхание.

– Без тебя вижу, – огрызнулся он. – Все обыскали?

– До самого последнего закутка.

– Никого.

– Нет, хозяин.

– Что Митяй говорит?

– Божится, что из деревни в сторону порта никто не выходил.

– Так. Что мы имеем? В доме девчонки нет.

– Так точно.

– Вокруг дома тоже.

– Все обшарили. Если бы отползла в лес и там сдохла – остались бы следы. Но все чисто. Слава-те, пожар сразу заметили…

– Так. Из деревни через ворота она не выходила. Если верить Митяю, – Тимур резко обернулся и вперил тяжелый взгляд в невысокого крепкого парня в камуфляже. – Так?

– Тимур, падла буду, – от неожиданности парень попятился. – Митяй и крысу заметит. Ты же знаешь, лучшего дозорного не найти. Это он тогда стаю заметил.

– Я помню. Но и на старуху… На всякий случай Василя с парой ребят в порт отправь.

– Сделаю. – Парень рванулся к выходу, но хозяин окликнул его.

– Шайтан, погоди.

– Слушаю.

– Не торопись. Если сучка дошла до порта – деться ей некуда. А если не дошла – кости найти всегда успеем.

– Точно, – Шайтан хохотнул. – Я знаешь, что думаю, хозяин. А может, не она это? В смысле, Мирона убила. Может, помогали ей.

– Вряд ли. – Тимур покачал головой. – Помогли бы ножом по горлу. Или пулей в голову. А здесь… По-бабски. Подручными средствами. – Он в сердцах пнул подернутые черным налетом щипцы. – Она это. Нутром чую.

– Никуда не денется. Найдем, сучку. Живой или мертвой.

– Лучше живой, – тихо уронил Тимур и, помолчав, добавил. – А если принять в расчет то, что через ворота она не выходила. Что остается?

– Даже не знаю. Тропинок в лесу много, но, сам знаешь, ночью…

– Знаю. И думаю, такая хитрозадая стерва вряд ли сунулась в лес, сломя голову. Вот поставь себя на ее место.

– Чего? Ну, ты скажешь, хозяин.

– Девка у нас без малого два года. Наслушалась всего. Сам знаешь, есть у нас одно место, куда никто из здешних не пойдет.

– Да ладно. Ты про Гиблую бухту? Кто ж туда по доброй воле сунется? Да еще в одиночку.

– Вот именно. Так она и подумала. Это для нас гиблое место. А для нее страшная сказочка, рассказанная на ночь. И ведет, к тому же, туда дорожка гладкая.

– И что? Из огня да в полымя? Сожрут ее там в два счета.

– Да пришлая девка! Что с нее возьмешь? Захотела на собственной шкуре проверить, так ли страшен черт. И отсидеться в безопасном, – он усмехнулся, – месте.

– Тогда проще. Нет ее в живых. Сто процентов. Точно тебе говорю. Там и костей от нее не останется.

– Останется. Что-нибудь останется. Обрывки одежды. Следы. Да что тебе объяснять. Бери с собой Вискаря с Зеленым. Оружие – я распоряжусь. Через полчаса выходим.

Гнетущее молчание за спиной заставило Тимура обернуться.

– Ну? Что я сказал? – грозно рыкнул он.

– Хозяин… Я…

– Через полчаса выходим. Без тебя. А твой труп с простреленной башкой вот здесь. – Он ткнул пальцем побелевшему Шайтану в лоб. – Твой труп останется только закопать. Потом, когда я вернусь. А пока… пусть жрут как падаль кому не лень…

– Будет сделано.

– Да, – уже в спину Шайтану, спускающемуся по лестнице, крикнул Тимур. – Родимчика возьми. У него нюх на тварей.

Оставшись один, Тимур некоторое время стоял, разглядывая проломленный в нескольких местах череп брата и обугленные обломки костей, торчавшие из голени.

– Клянусь тебе, брат, – неслышно, одними губами сказал мужчина. – Я найду ее. И если она жива… Я сдеру с нее кожу. И оставлю – живой – гнить на солнце, пока не сдохнет. Я постараюсь, чтобы ее крики долетели до тебя. На тот свет.

Тот день мог вместить в себя целую жизнь. Там было все: и радость, и счастье, и любовь.

И смерть.

Подступающие к озеру ивы купали длинные ветви в прозрачных волнах. Девушка стояла на берегу, по щиколотку в воде. Солнечные лучи путались в коротких рыжих волосах, создавая некое подобие ореола. Она и казалось почти богиней белобрысому мальчишке, плывущему вдаль. Девушка что-то крикнула, махнув рукой – юный пловец ответил, высунувшись по пояс из воды. Потом он набрал воздуху и ушел на глубину, с силой загребая руками. Свет скользил вдоль десятков стеблей водяных лилий, прочными веревками тянувшимися вниз и исчезающим в темноте. Сорвать цветок у самой поверхности – слишком простое решение и по зубам любому слабаку. Нет, мальчишка привык решать сложные задачи, поэтому девочка, к которой он испытывал нежные чувства, достойна была поистине царского подарка – божественной лилии со стеблем, сорванным у самого дна. Чтобы стояла рыжеволосая богиня на берегу, не спуская восторженного взгляда с пловца, прижимая к груди ослепительно белый бутон с золотой сердцевиной, а у ног ее укрощенной змеей извивался не менее чем шестиметровый стебель.

Глубина пугала. В сгущающемся сумраке она казалась бездонной. Мальчишка плыл, касаясь рукой стебля – он боялся упустить его в темноте. Юный пловец быстро достиг дна и сразу начал действовать. Выкручивая прочный стебель у илистого дна, он не сразу понял, что стесняло его движения: ногу чуть выше ласт что-то держало. Пловец дернулся, пытаясь освободиться, но стало еще хуже. Зашевелилась, пришла в движение прочная сеть из десятков стеблей. И чем больше мальчишка трепыхался, тем вернее запутывался. Подобно мухе, угодившей в паутину, вдруг оказалось, что он не может пошевелить ни рукой, ни ногой – его конечности туго опоясывали петли. Потеряв всякое представление о том, где находится поверхность, пловец отчаянно бился, тем самым приближая неизбежный конец. И так легко представилось, как вместо цветка к ногам милой девочки волны вынесут его бездыханное тело.

Это было глупо и обидно. Красочная картинка, возникшая перед глазами, поразила мальчишку в самое сердце. Он замер, раскинув туго оплетенные конечности. Конвульсивный спазм, как предвестник удушья, перехватил горло. Постепенно водоворот стих, и петли, опутавшие руки и ноги, разжались. Одна за другой они скользнули с тела пойманной добычи, возвращаясь к состоянию покоя.

Осознав, что может двигаться, пловец с быстротой молнии устремился к свету, заливавшему поверхность. Только глотнув воздуху, кашляя и отплевываясь, он понял, что его рука сжимает стебель сорванной лилии. Продышавшись, мальчишка перехватил его зубами у самого основания и поплыл к берегу, на маячок – девушку в белом купальнике, призывно машущую рукой. В глазах мальчишки стоял туман, во рту была горечь, сердце билось как угорелое, а ребра болели. Он плыл, толком не умея осознать радость от того, что остался жив. Мальчишка рассекал волны, стремительно приближаясь к берегу. Следом за ним, метрах в семи, рывками скользя по воде, двигался роскошный белый цветок с золотой сердцевиной.

– Только попробуй умереть, только попробуй. После того, что я для тебя сделала. Неблагодарный – вот кто ты будешь после этого.

Черное и больное – то, что поселилось внутри, постепенно отступало. Сквозь глухоту прорезался свист ветра, негромкий треск и тихие слова. Скорее, бормотание, которое прерывали многочисленные всхлипы и вздохи.

– Только не умирай. Пожалуйста, имей совесть. Я ведь тоже не очень-то хочу. Жить. Но надо, милый, надо. Только не спрашивай меня – зачем…

Дикарь с трудом открыл глаза. Огненные сполохи выбрасывали вверх россыпь искр, прожигающих темноту. Постепенно в кромешной тьме проступали детали. На бетонном полу тлели угли. Со стен, почерневших от влаги, клочьями свисали обои. В углах громоздились обломки мебели, а напротив, в зияющем от пола до потолка оконном провале, тревожно вздыхала тьма. Лежа на боку, на матрасе, Дикарь практически не чувствовал боли. По крайней мере, ему так показалось. Ровно до того момента, как он попытался перевалиться на спину. Боль обожгла, стремительной волной пройдясь по телу. Едва удержавшись от стона, он не заметил, как его подхватили и удержали на боку.