Я скупо улыбнулась Так, штрихом, наметившим улыбку. Обещанием, намёком – призраком.
– Спасибо, что вступились за меня, миссис Морел, – сказала я. – Ваше вмешательство пришлось как нельзя более кстати. Сомневаюсь, что сотрудничество с таким человеком, как… ах, я ведь даже не знаю его имени? Но это к лучшему. Нам ни к чему сводить более тесное знакомство с ним, кем бы он ни был. А сейчас, если вы не возражаете, я с вами попрощаюсь?
На сухом лице с высокими острыми скулами вспыхнул лихорадочный, яркий румянец:
– Что значит – «я с вами попрощаюсь»?! Я приехала в такую даль не за тем, чтобы обменяться парой ничего не значащих фраз.
Я приподняла бровь:
– Ничего личного, мадам. День был тяжёлый, а вечер, так и вовсе кошмарный. Я бы хотела отдохнуть.
– Мы живём в страшном мире, моя дорогая. Отдыхать здесь приходится редко, ну, ничего, отдохнём после смерти, – ядовито процедила «бабуля» через плотно сжатый, ярко напомаженный рот. – А пока – привыкай к кошмарам.
Зачем она так накрасила губы? Вроде ведь со вкусом женщина? С этими губами она похожа на жуткого клоуна.
Клоуны – всегда жуткие. Никогда не понимала, неужели кто-то может находить забавной эту устрашающую бело-красную маску на лице?
– Не уверена, что мы правильно понимаем друг друга?
– Сядь, – скомандовала она.
– Простите?..
Она всерьёз полагает, что я стану выполнять её указания?
Даже и не подумаю. Пусть хотя бы из принципа!
– Я, кажется, ясно высказалась – сядь. Нужно поговорить.
– Я прекрасно слышу вас и стоя.
– Не терпится продемонстрировать свой характер? – усмехнулась женщина. – Мы одной крови. Ты не первая Морел, с которой я встречаюсь. Я давно усвоила, что он не сахар.
–В моём случае это скорее кофе с молоком, – услужливо подсказала я, щурясь, намекая на связь белого и чёрного, текущего в моих венах.
– Ты понимаешь, что только крайняя необходимость могла заставить меня встретиться с тобой?
– Догадываюсь, что, чем бы вы не руководствовались в своих решениях, любовь ко мне или к моей матери в списке не числилась.
Лицо женщины на миг застыло холодной маской, а потом словно пошло трещинами.
– Это упрёк?
– Констатация факта.
– Не жди, что я стану оправдываться!
– В мыслях не было.
Хотя я лгала. Ждала, конечно – не оправданий, нет. Но от разъяснений бы не отказалась.
– Только тот, кто прошёл то же, через что прошла я, имеет право меня судить, – сдавленным голосом проговорила «бабуля». – Когда один твой ребёнок убивает другого.
– Моя мать не убивала своего брата! – не выдержала я, повышая голос.
– Но она жила с его убийцей! Она прижила от него дитя!
– Мой отец вашего сына тоже не убивал!
– Возможно, не он перерезал Хэну горло, но он был там.
– Отец пытался его спасти.
– Однако, когда выбор встал между жизнь моего сына и доверием его старых друзей, он предпочёл не рисковать последним. Неважно, не имеет значения, что нож был в другой руке! Инквизиция – единый организм. Твой отец был его частью, а моя дочь предала семью ради убийцы.
Усталость и ощущение того, что всё бесполезно накатило внезапной тошнотой.
– Вы правы, – внезапно согласилась я.
– Я знаю.
– И неправы – одновременно! Нет страшнее войны той, что идёт в человеческом разуме. Мой отец любил мою мать, а мама любила моего отца.
– Это был её выбор. Она имела на него право. Так же как я имела право на свой: не знаться с убийцами моего сына.
Ну вот, опять!
– Зачем же вы пришли сюда сегодня, Оливия Морел? – спросила я, устало растирая гудящие от боли виски. – Чего от меня хотите?
– Несмотря на всё случившееся, ты – часть этой семьи. Теперь, когда их больше нет, за поступки своих родителей ты не отвечаешь. Так что позаботится о тебе – мой долг.
– Отлично! Я не против. Заботьтесь.
А что? Я прожила несколько месяцев на свете в полном убеждении, что осталась на свете одна-одинёшенька? Наверное, кровь Морелов во мне действительно сильна? В любом случае, семья многое для меня значит. Пусть лучше такая ледяная палка, сухарь не размоченный в качестве родни, как Оливия, чем вообще никого!
– Спасибо за разрешение, – усмехнулась она. – Пожалуй, так и поступлю. И начну с предупреждения. Тебе следует быть очень, очень осторожной.
– Я всегда осторожна. Но чего, по-вашему, следует опасаться?
– Как ты думаешь, кто убил твоих родителей?
– Да кто угодно! У родителей было много врагов. Вы, например?..
Пришёл черед Оливии вскидывать бровь:
– Я не стала бы убивать свою дочь. Особенно нелогично совершать такую вендетту спустя двадцать лет.
– Ну, вы, возможно, нет, но у вас вон внук есть? Парень, насколько я разобралась, амбициозный, горячий и мстительный?
– Ты в это не веришь, – отрезала дама. – В то, что убийца один из нас.
Осталось только согласиться:
– Нет.
– Твоих родителей могли убить многие, врагов хватало, но убили их Инквизиторы. Они всегда преследовали нашу семью. А твоё рождение для Старлингов откровенный плевок в лицо. Они не оставят своих попыток. Тебе придётся очень сильно постараться, чтобы выжить, девочка.
Новость, прямо скажем, не из приятных.
– А нельзя было ещё немного подержать меня в счастливом неведении об этом неприятном событии?
– Нельзя, – отрезала Оливия. – Кто предупреждён, тот вооружён. В Магистратуре ты в относительной безопасности, здесь всё под охраной. Сюда инквизиция не проберётся, так что постарайся как можно реже покидать пансион? Если возникнет подобная необходимость, дай знать мне. Я решу любой вопрос.
– Очень мило с вашей стороны. Спасибо.
Оливия кивнула, принимая мою благодарность.
Какое-то время мы снова молчали. И снова смотрели друг на друга. А потом, обменявшись ничего не значащими репликами о погоде, разошлись в стороны до новой встречи.
Встреча с Оливией принесли мне умиротворение, словно кто-то далеко обрёл, наконец, желанный покой. Эта встреча была как последняя точка в далёкой истории.
***
Несмотря на то, что час был далеко не поздний, в длинных извилистых коридорах пансиона сгущались сумерки и гуляли сквозняки. Этот сквозняк порождал неприятный, смутный гул, раздражающий и без того до предела взвинченные нервы. От сильного ветра подрагивали стёкла, а стоило взглянуть в них, как взгляд цеплялся за огромные чёрные тучи, стремительно летящие по небу, словно началась Дикая Охота. Воздух был перенасыщен влагой.
Я всё чаще ловила себя на мысли, что всё происходящее мне просто снится. Вот было бы здорово проснуться дома, в тёплой постельке, ощутить тонкий аромат блинчиков с малиновым вареньем, что мама неизменно готовила по выходным.
Я его не заметила, в потому с разбега влетела в его объятия, как птица в силок – он сливался в полумраке с общей обстановкой. То, как внезапно он возник у меня на пути, подхватывая на полушаге, приводило к мысли, что наша встреча не случайность – Лоуэл поджидал меня.
– Вероника? – его обманчиво мягкий голос заставил меня поежиться.
– Мы стали слишком часто сталкиваться, не находишь? – нервно хмыкнула я, стараясь высвободиться из его рук. – Понятия не имею, почему?
– Ты в порядке?
Он смотрел на меня. Просто – смотрел. Почему меня от этого взгляда бросало то в жар, то в холод?
– Да, в полном, – я наконец-то высвободилась из кольца его поддерживающих меня рук и тут же почувствовала себя одиноко. – Ты со всеми такой милый, заботливый и любезный? – усмехнулась я, в смущении заправляя выпавшую прядь волос за ухо. – Или это мне так особенно повезло?
– Мне кажется, что за тобой следует приглядеть. Череда неприятностей не может быть простой случайностью.
– Твоё внимание очень лестно.
Я снова с трудом подавила в себе желание отвести взгляд. В его полуночно-синих глазах было нечто, заставляющее смущаться раз за разом. Сколько же нужно учиться так смотреть?