Я молча смотрел на все это. Директор сел в кресло, обессиленно вздохнув.

– Малой, где работают твои родители?

Я с ужасом понял, что не могу говорить. Просто не могу раскрыть рта и произнести хоть слово.

– Эй, Якен… Я хочу, чтобы папа или мама тебя забрали домой.

Я помотал головой, стирая редкие слезы, задыхаясь от невыносимой боли. Болел не палец, нет.

После этого я три недели провел у бабушки с дедом. Все это время я молчал, как рыба. Отец возил меня в Бухарест, на кафедру психиатрии. Это испугало меня еще больше – я боялся остаться в дурке.

– Ему нужно время, господин Х“гар, – еврейские умные глаза доктора Эминеску смотрели на меня с невысказанной жалостью, – Мальчик пережил большой стресс.

Потом – он долго писал что-то на листке, время от времени потирая левую руку. Я улыбнулся, заметив, что на ней были уродливые шрамы, показал на нее пальцем.

– Нет, парень. Это не учителя, это – полицаи, – его глаза стали тусклыми, – Долгая и страшная история, – мужчина растерянно смотрел то на меня, то на отца, – Человек может все выдержать, может пройти любое испытание. Я выдержал. Значит, и ты сможешь. Ты хороший, умный и добрый мальчик.

Они еще о чем-то долго говорили с папой. Я смотрел в окно, на серый осенний сад, где обычно прогуливались пациенты. Сейчас там никого не было. Только птички, желтые листья, и дикий виноград с темно-красными листиками.

Потом мы обедали в каком-то кафе. Папа взял мне шоколадный торт с молочным коктейлем, невиданная роскошь. Себе – тоже какое-то пирожное и кофе.

– Мы это заслужили. Малый, дай попробовать, что это такое, – отец отпил немного коктейля из трубочки, – Боже, какая вкуснотища. Подожди, я сейчас.

Подойдя к барной стойке, папа заказал еще два молочных коктейля – себе и мне.

Домой мы вернулись около двух часов ночи, невыспавшиеся и усталые.

Потом – я тихо лежал, накрывшись одеялом с головой, думая о докторе Эминеску.

… Дедушка рассказывал о том, что полицаи выводили евреев. Для того, чтобы убить.

Доктора Эминеску хотели убить? Или всю его семью убили, как семью Шломо Бергнера, хорошего дедушкиного друга?

«Человек может пройти любой испытание», - настойчиво звучало у меня в голове.

Не знаю, что подтолкнуло меня встать, пройти среди ночи в ванную, включить свет, и, стоя перед зеркалом пытаться что-то произнести.

– Ч-ч-ч-че-ло-век м-м-м-может, - глубокий вздох, – п-п-пройти, – я вцепился руками в борта раковины – меня аж шатало от напряжения, – лю-лю-любое … испытание, – последнее слово я произнес на выдохе.

После этого я начал понемногу разговаривать. Постепенно, я разработал собственную методику, позволявшую мне заикаться не так сильно. Я говорил слова немного тягуче, будто бы нараспев. И, время от времени – я говорил о себе в третьем лице. О человеке, который может пройти любое испытание.

Человек знает, что вы считаете его крайне странным. Но, он может себе такое позволить.

Якен заметил, как Арья смотрит на его указательный палец на левой руке.

– Это она, да? – в ее взгляде явно читался праведный гнев. Вместе с сожалением.

– Да.

– Какая бесчеловечность! Нельзя притеснять людей потому, что они пишут левой рукой.

– А так же потому, что они – цыгане, богатые, бедные, священники, образованные или нет, – мужчина слабо улыбнулся.

– Как говорит муж моей подруги: «Люди всегда будут недолюбливать часть меня и придумывать занятные небылицы». Он – еврей, и, как никто другой имеет право так думать.

Потом, когда он подвозит ее домой, Арья рассказывает об идее ее домашних провести вечер семейных пар в субботу – позднее празднование Валентинова дня.

Якен вспоминает о том, что в четверг – день Святого Валентина. На какой-то миг он задумывается, как поступить с Арьей в этот день. Стоит ли ей приходить.

Интуиция настойчиво зудит не отказывать милой девочке в посещении.

– Что мне приготовить на Валентина? Есть какие-то пожелания.

Разденься и намажь самые интересные места венгерским паштетом из гусиной печени.

– На твое усмотрение. Только не слишком перетруждайся. Праздник какой-никакой все-таки.

Мужчина умолчал о резко возникшей идее устроить маленький сюрприз для своего повара.

Они целуются возле ее входной двери на прощание, Якен с улыбкой смотрит на нее, не спеша отпускать.

– Что такое? – Арьино постоянное беспокойство взяло верх.

– Ничего. Я думаю, ежихе понравится моя голая задница, – в его глазах на мгновение появляется какой-то дьявольский блеск, – Доброй ночи, маленькая Арья Старку.

Ночью Арья обдумывает его последние слова, что он сказал ей. Девушка смущается, представляя себе весьма прозаичные картины.

… Она сидит у него на коленях так, как в тот раз, одетая в черную шелковую ночнушку с темно-фиолетовым кружевом, обрамляющим декольте. На Якене надеты только джинсы – он давно попрощался с джемпером. Она гладит его сильные, мускулистые руки, спину, позволяя его рукам мягко касаться груди через тонкую ткань. Якен опускает голову на ее грудь, она запускает руки в его волосы, стонет, когда он целует ее грудь…

Девушка тяжело вздохнула. Знать бы еще, что это такое – влюбленность или просто звериная похоть. И, вообще – кто-то слишком много думает. Пора бы и немного поспать.

***

В среду Якен работает до обеда. Когда стрелка часов указывает половину второго, мужчина собирается, отдает краткие распоряжения персоналу. Работники знают – сегодня шеф больше не появится.

Он идет по мерзлому снегу в цветочный магазин, где покупает несколько живых желтых роз.

Полтора часа дороги по заторам из-за гололедицы – и вот, он выходит на городском кладбище Бухареста. Мужчина не спеша идет, стараясь не тревожить странный покой данного места.

Наконец-то он оказывается возле скромного памятника. На нем нет ни фотографий, ни пафосных скульптур. Только нарисованная в углу голубка с оливковой ветвью в клювике. И выбитая надпись.

Виктория Х“гар, 21.12.1979 — 13.02.2008 гг. Любимая дочь, сестра, подруга, жена.

Якен молча положил цветы на бетонное надгробие. Так он и стоял, заметаемый снегом, в полной тишине.

Потом – коснувшись рукой к памятнику, ушел, стирая с лица мерзлые слезы.

Погода разыгралась не на шутку – на обратную дорогу у него ушло два часа. Диктор вечерних новостей рассказывала о заторах в районе Пипера и Флоряска. И о том, что министерство образования решило отменить занятия у учеников младших классов.

Домой он приезжает уставший и замерзший. Поглаживая кота, мужчина засыпает под мерный шум телевизора.

Утром город похож на новогоднюю открытку – свежий белый снег и блестящая наледь на деревьях. Арья успевает проехать две станции метро – ей звонит Сандор.

– У нас порвались провода из-за наледи, половина района сидит без света. Я уже бегал к энергетикам – обещали справиться до обеда. В общем, Старку, пока будь дома. Может быть, я перезвоню тебе около двенадцати – как прояснится, работаем мы сегодня, или перенесем прием на субботу.