Так уж случилось, что моему отцу и мне пришлось жить и быть свидетелями и непосредственными участниками трех исторических криминальных режимов: царского – конца ХIХ столетия, ХХ – советского и начала ХХI века – капиталистического. Отец – Павел Васильевич Свирщевский – военврач лейб-гвардии Преображенского полка, 1880 года рождения, участвовал в Русско-японской войне и в Первой мировой империалистической.

Военный доктор Свирщевский лечил раненых и больных в Порт-Артуре. Лично знал коменданта этого гарнизона Стесселя, других командиров русской армии и флота на Дальнем Востоке. Пережил трагедию Цусимского морского побоища, поражения русской армии. Был свидетелем того, как вороватая интендантская служба зачастую присылала на фронт вагоны икон вместо снарядов. Как неумелое, а порой и преступное руководство Верховной ставки становилось причиной гибели тысяч и тысяч российских моряков и солдат.

Перед Первой мировой войной отец продолжил службу в Преображенском полку. Часто видел царя Николая II и великих князей – его родных братьев Сергея Александровича и Павла Александровича. Последний был командующим гвардейскими полками и, конечно, чаще общался с офицерами и солдатами. С императором отец маршировал в одном строю на полковых праздниках. На одном из них подвыпивший монарх чеканил шаг с торчащей из сапога портянкой: денщик недосмотрел. В другой раз весь полк был свидетелем, как в дупель пьяного царя адъютант с трудом усадил в коляску, в которой он тут же и заснул. А человек тридцать прапорщиков, ждавших производства в офицеры, бежали за коляской, пока адъютант не поднял вялую руку самодержца и махнул ею, что означало: «Произвели!».

В эти же годы военврача Свирщевского посылают иногда в Зимний дворец, нести дежурство возле больного наследника Алексея, которого полагалось называть, несмотря на младенчество, Алексеем Николаевичем. Это происходило в дни, когда из-за постоянных придворных интриг царского доктора Бадмаева отстраняли от царевича, и тогда возле больного наследника несли дежурство военные врачи гвардейских полков.

Мальчик унаследовал от матери-императрицы Александры Фёдоровны ужасную болезнь – гемофилию. Вся жизнь этого красивого и ласкового ребёнка была сплошным страданием. Так что и его личной няне Марии Ивановне Вишняковой, и её помощницам, и дежурному доктору приходилось нелегко.

Отцу пришлось быть невольным свидетелем растления монархии. Слабовольный царь попал под влияние Распутина, а фанатично верующая императрица вообще слушалась «старца» беспрекословно. Конечно, царствующие супруги использовали для лечения сына всё, что было доступно медицине в то время. Но Григорий Распутин, пользуясь своим растущим влиянием, мешал медикам или приписывал кратковременное улучшение здоровья наследника своим молитвам.

Этот неграмотный, но наделённый природным умом, смекалкой и, главное, даром внушения, авантюрист фактически руководил огромной Российской империей. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что в некоторых случаях Распутин как советник царя высказывал монарху и довольно толковые мысли. Так, например, именно он настоял, чтобы малолетних преступников и просто бездомных детей не держали в полицейских участках более суток, а отправляли в попечительские дома. Именно Распутин настоятельно просил царя не начинать войну с Германией. Но при всём при том Распутин был центральным участником, а то и организатором политических и интимных дворцовых интриг, назначал и смещал министров… И весь этот кошмар, которым была отравлена придворная атмосфера, доходил до гвардейских полков. Не случайно гвардейцы не поддержали династию в годы революции.

Два последних года перед Октябрьским переворотом 1917-го отец находился на фронтах Первой мировой войны. Кровь и страдания тысяч солдат и офицеров прошли через его сердце и руки. Перед революцией 1917 года, после Брусиловского прорыва, их полк находился в Баварии, а один батальон охранял Ставку командующего фронтом и госпиталь, где работал отец. На его глазах застрелили начальника штаба фронта генерала Духонина, когда он не подчинился телеграмме Ленина о назначении командующим фронтом прапорщика Н. Крыленко.

Затем – гражданская война, НЭП, годы сталинских репрессий, ссылка, где я и родился. Годы жизни при Советах. Отец прожил долго – 92 года – и до самых последних дней сохранил изумительную память не только на события, но и на имена и фамилии. Мне было 37 лет, когда папы не стало. Так что историю государства Российского за те годы я знал доподлинно от первоисточника – моего родителя, волею судьбы оказавшегося свидетелем и участником истории Российской империи на самом последнем её этапе.

Теперь мне и самому пришлось стать свидетелем и участником возврата пусть не к старому монархическому, предопределившему неизбежность собственного крушения, но тем не менее тоже криминальному строю. Его то ли ошибочно, от незнания, а скорее всего сознательно искажая историю, почему-то называют капитализмом. Даже демократическим капитализмом. Такое определение для стран СНГ, поменявших коммунистическую идеологию на поклонение частной собственности и в корне изменивших государственный строй, в частности касательно Киргизии, на мой взгляд, совершенно неверно. Демократический капитализм с развитыми институтами демократии существует в Америке, Германии, ряде других стран. Там первоначальный капитал создавался в основном собственным тяжким трудом. И только потом, постепенно, используя наёмный труд, вкладывая нажитый капитал в экономику своей или чужой страны, преуспевающий предприниматель за счёт прибылей и сверхприбылей становился капиталистом.

У нас, на просторах СНГ, родился воровской капитализм. Процесс первоначального накопления свёлся к жульническому, даже к шулерскому присвоению якобы народного, а на деле отчужденного от народа государственного капитала. Отсюда и весь наш маразм: межэтнические и территориальные войны, унесшие десятки тысяч жизней, развал экономики, материальное и духовное обнищание основной массы населения бывшего Союза ССР.

На этом фоне я и попытаюсь рассказать о жизни моего отца, получившего высшее образование в Санкт-Петербурге, при царизме, в начале ХХ века, и о жизни другого человека, по национальности киргиза – Аскара Акаева, получившего высшее образование в том же столичном городе, но уже в советское время с его коммунистической идеологией, а затем ставшего академиком.

Судьба была благосклонна к Акаеву. По рекомендации писателя-земляка с мировым именем, имевшего все высшие награды за литературный труд в годы Советской власти, Аскара Акаева выдвинули во время смены режимов на самый высокий пост – президента республики. Граждане страны, доверившись своему кумиру-писателю, покорившему мир произведениями, воспевающими материнскую любовь, любовь к земле и людям его горного края, построенными на вечных сюжетах борьбы Добра со Злом, даже на примере Иисуса Христа, дружно проголосовали за академика. Проголосовали, не зная, что вверяют судьбу человеку вежливому, но лживо-ласковому, коварному, к тому же – с ослабленным иммунитетом к личному обогащению.