Май 2010 — октябрь 2015

Борис Лурье. Дом Аниты

Часть I. Дом

1. Современное образовательное авангардистское рабское учреждение

В регулярном Прогрессивном Учреждении большое внимание уделяется комнатам, где живут Хозяйки, где они проводят досуг, занимаются и планируют образовательные мероприятия. В тех местах, где я служил в прошлом, рабочие помещения отличались необыкновенно продуманным декором. Другое дело — в Доме Аниты: здесь архитектурные изыски — в каком-то отношении уместные — обнаруживаются в самых неожиданных местах, а именно — в помещениях для слуг.

В целом убранство просто и строго: чистое девственное пространство. По словам его апологетов, антистиль охватывает и все, и ничто. Вот она — бесконечная одновременность, пустотное дыхание дзена.

Обычно слуги обитают в самых неаппетитных местах: в неотапливаемых мансардах, насквозь продуваемых сквозняками, в кухонных подсобках, а в загородных Учреждениях — на задворках, куда можно пройти лишь внутренними дворами, минуя хозяйственные пристройки. В едва снабженных изоляцией и отоплением, небрежно построенных бараках оставляют сырые бетонные полы и голые стены. Свет струится через большие окна. Зимой в этих обиталищах царит холод, но есть и преимущества: экономится электричество, а свет напоминает слугам о начале и конце рабочего дня.

С незапамятных времен так оно и повелось; той же традиции следует и наше современное культурно-образовательное авангардистское рабское учреждение.

Подобные современные храмы науки оборудованы уборными с цементными ванными. Горячей воды нет, и тому имеется причина: принимая душ и ванны с теплой водой, слуги становятся вялыми. Для рабов любви нет ничего здоровее бодрящего ледяного душа, ибо рабская кровь не должна замедляться; и ничто так не стимулирует их насущные атрибуты{9}.

В нашем помещении у Аниты стоят восемь коек: по четыре в два ряда. В этом помещении нет стены, отделяющей его от остальной части Учреждения. Мы изолированы от Хозяек лишь большими раздвижными дверьми из венецианского стекла. Вдоль коридора широкими полосами струится свет. Когда наша комната залита лучами прожекторов, она превращается в сцену, где видна каждая деталь. Повинуясь одному щелчку выключателя, прожектор может быть приведен в движение, и тогда свет его будет направлен на отдельное ложе.

Электрический экран с двух сторон высвечивает имя, начертанное на каждой койке, иногда приписывая нам, обитателям, неверную идентичность — разумеется, с умыслом.

И вот наступает момент, когда свет начинает пульсировать, загораются цветные огни, попеременно угасая, освещая подиумы и кровати, творя дрожащий орнамент, за которым обожают наблюдать наши Хозяйки. За нашей стеклянной стеной цветные огни вспыхивают и гаснут, тела слуг взлетают, падают и раскачиваются, когда их пинают или бьют. Прожекторы, светя в разные стороны, заливают лучами эту сцену, создавая гармоничное взаимодействие элементов.

Вдоль стены коридора расположены простые комфортабельные кресла. В любое время дня или ночи наши Хозяйки могут погрузиться в их мякоть. Обычно они появляются посреди ночи, чтобы разглядывать нас и наблюдать особенности нашего сна. Мы должны всегда быть настороже: в любое время за нами могут следить.

На первый взгляд наше помещение кажется незамысловатым; продолжение минималистичного стиля Хозяйки (за исключением спальни самой Аниты). Этот скупой стиль необыкновенно популярен в Нью-Йорке среди неоаристократов, поскольку является отличительной чертой Современного Искусства. Однако, несмотря на кажущуюся простоту, дизайн чрезвычайно запутан.

Например, койки: каждая сконструирована из различных материалов: нижняя — из огнеупорного кирпича, верхняя — из гуттаперчевой пластмассы, которая изгибается и подрагивает от вибраций помещения. К счастью, по большей части это ложе остается незанятым. Отдельные ступеньки на приступках кроватей покрыты мехом, а в некоторые, прямо под мех, вмонтированы шипы. Механизм этот установлен и в койках: штыри проходят через матрас и плавно подталкивают во сне спящих рабов. Мягкая штуковина, похожая на кулак, может неожиданно поразить отдыхающего в любой момент.

Для удобства обзора все койки накренены к стеклянной стене{10}. Теперь мне уже не под силу вообразить, что кто-то может уснуть на кровати с обычной горизонтальной поверхностью. Это должно быть ужасно неудобно.

Рабу необходимо привить особые навыки сна. Ему не полагается спать ни на животе, ни на боку, ни спиной к стеклянным дверям. Даже во сне он должен принять позу, удобную наблюдателю. Нам пояснили, что это в наших интересах, ибо приватность сна, это внутреннее отступничество, отрицательно сказывается на рабском образовании, порождая независимые грезы или размышления, а следовательно, выход из-под контроля Госпожи.

Раб спит с руками по швам — в позе приветствия. Но он может принять и другое положение — позу стоящего на коленях. Другие позы не допускаются. Он должен спать обнаженным: так, чтобы его тело — хозяйская собственность — хорошо проветривалось. Рабу выдают два одеяла, но половые органы остаются открытыми: одно одеяло кладется на грудь и живот, а другое — на ноги, оставляя гениталии и задний проход в просвете.

Хозяйки регулярно вносят учетные записи о сне рабов, особенно о частоте ночных эрекций. На основании этих отметок, а также сведений о службе и успехах в образовании, составляется характеристика; все это влияет на обращение с рабом. Согласно характеристике, раб может быть повышен, понижен и даже дисквалифицирован — что гораздо хуже, чем физическое уничтожение{11}. К примеру, утреннее пробуждение без полноценной эрекции считается тяжелой провинностью и грозит изгнанием во внешний свободный мир.

В изножье нижней койки стоит просторный шкаф с тремя отсеками для наших вещей. Единственный шкаф на троих, как объяснили нам, — отнюдь не для того, чтобы сэкономить или спровоцировать трения среди слуг, но чтобы поощрять дух товарищества и ослабить уважение к частной собственности.

В подобных условиях слуги неизбежно следят за чистотой и опрятностью друг друга. Кроме того, так мы кое-что узнаем о повседневной жизни товарищей.

Мне, однако, любопытно, почему собственность Хозяек хранится по-другому: ведь это индивидуализм. Кто же более продвинут, господа или слуги? Но я уверен, что в нашем милом содружестве все обустроено ради всеобщей пользы. Как в музыке, идеальная гармония требует разнообразия приемов.

Музыкальное сопровождение сна и бодрствования достигает наших ушей из репродукторов, то громкое, то почти неразличимое; музыкальный ассортимент состоит из аранжировок таких исторических мотивов, как марши американских уоббли{12} и песни гражданской войны в Испании, а также некогда популярный «Интернационал», и все это — в современной эйсид-роковой обработке. Эта изощренная комбинация, звучащая в противоречивом унисоне, создана в замысловатых декорациях авангардистских храмов Нью-Йорка — на дискотеках, в музеях и галереях.

Гораздо позднее я захлебывался в безбрежном восторге, наблюдая по телевизору виртуозов, исполнявших прихотливые вариации в ритмах No Pasarar{13}, Wir sind dei Moorsoldaten{14} или, опять же, «Интернационала». Это говорило о том, до чего наше Учреждение в сферах культурных и интеллектуальных обогнало свое время.

Декоративное убранство нашего помещения довершают огромные фотографии на стенах — лайтбоксы, изображающие четырех наших Хозяек в наитипичнейших для них униформах. Портреты светятся круглые сутки. Проснувшись, мы преклоняем колена перед каждым изображением, безмолвно их созерцаем. Правилами это не требуется, но мы не пропускаем ни единого дня.

В своем обиталище мы счастливы и защищены; наш сон крепок и здоров, несмотря на непрерывную вибрацию и постоянное освещение.