В эпоху, когда наука пришла к тому, что знания лучше всего усваиваются в состоянии физического напряжения и даже боли, — эти машины считаются аппаратами высокой терапевтической и образовательной ценности. Считается, что опыт, привитый таким способом, закрепляется прочнее. Вот одно, довольно заковыристое определение из руководства по эксплуатации: «Приобретенные таким образом знания обладают "гомогенизирующим эффектом, который объединяет образование и физическую активность в неделимый сплав калорий энергии и субконфигурации знаний"».
Саркофаги сработаны из очень прочного и легкого современного пластика, который прекрасно моется. Они в точности воспроизводят древние саркофаги фараонов и прочей знати Египетских царств. Поверхности их украшены аутентичными росписями{25}.
Надо полагать, у создателей были резоны прибегнуть к этим античным формам вместо того, чтобы строить боксы, которые повторяют, скажем, ракеты или космические капсулы. Как бы то ни было, все передовые западные предприятия используют египетский дизайн. Пояснений этому нигде нет — ни в каталогах, ни в других книгах, посвященных физиотерапевтической образовательной аппаратуре. И еще одна удивительная деталь: новейшее современное достижение, «технология миниатюрных силиконовых чипов». За время пребывания у Аниты мы перебрали многочисленные одноместные и двухместные модели различных производителей. Судя по всему, спрос высок, и модели с усовершенствованными механизмами и конструкциями выпускались буквально наперегонки.
Глянцевые журналы Америки и Западной Европы пестрели рекламными разворотами. С рекламных проспектов смотрели счастливые пары, иногда в окружении детей, совершенно одинаковых — полагаю, что это намек на то, что в рабах любви Просвещенные видят детей.
Особо потрясла меня реклама, где изображались всадницы в ковбойских нарядах, с ними несколько ковбойских детей и жеребят, а в небе Дикого Запада — изображение саркофага. Реклама эта представлялась мне поистине прекрасным произведением искусства, доступным уму даже такого непросвещенного раба, как я. Рассматривая ее, я испытывал такое головокружение, будто меня самого встряхивали и взбалтывали, как в маслобойке. А между тем я уютно сидел и разглядывал журнальную страницу.
Порожденный этой рекламой телесно-эстетический опыт разбудил во мне отклик, подобный тому, что испытывает набожный христианин, созерцая на полотне старого мастера истекающего кровью Христа: он чувствует, будто сам пригвожден, и жизнь его постепенно рассеивается и растворяется в дымке, точно всадник, неторопливо дрейфующий к западному горизонту.
«Египетские» саркофаги пленили меня настолько, что я погрузился в доступную литературу на эту тему. В своем увлечении я был поддержан Хозяйками — разумеется, я не услышал ни слова похвалы, зато хватило краткого и красноречивого взгляда Аниты. Я даже подслушал несколько лестных замечаний в мой адрес, хотя рабу не положено подслушивать, особенно если разговор касается его лично. Но получив молчаливое одобрение, я стал трудиться еще усердней.
Я узнал историю саркофагов: как они появились в практике заведений после Второй мировой войны, как до этого использовались сооружения, основанные на рабской тяге. Это было вовсе не из-за отсутствия электрического оборудования, но потому, что культурная атмосфера была несколько иной.
Мужские рабовладельческие Учреждения довольно эксцентричны. В них есть элемент абсурда, тайны и даже откровенного садизма. После войны, когда промышленная демократия завоевала прочные позиции на Западе, такие Учреждения стали развивать. Их уважают, как форпосты культуры и образования, если можно так выразиться. Они сравнительно немногочисленны, но чрезвычайно эффективны в своем косвенном влиянии на современное общество.
Хотя первую модель «египетского» саркофага выпустили в Америке, довольно быстро рынок перекинулся на японскую технологию, эстетически рафинированную по части усовершенствований — к примеру, в саркофагах появилась реакция на голосовые команды. В японских моделях посредством сложных механизмов достигается неистовая вибрация во время работы; саркофаг либо вибрирует после паузы, либо резко накреняется, замирает и возвращается в первоначальное положение — и все это с разной периодичностью. Иногда саркофаг сотрясается и бьется о соседний, затем поворачивается на триста шестьдесят градусов, останавливается, и лишь верхний или нижний его концы продолжают неистово пульсировать.
Японская машина комплектовалась бесконечным множеством насадок: шлангами для распыления жидкостей, для периодической подачи воды или жидкой пищи, мигающей подсветкой, которая заливает тебя светомузыкой; ольфакторными устройствами, симулирующими ароматы Хозяйки, — словом, все для благополучия клиента.
Неудивительно, что японские саркофаги с этими изобретательными усовершенствованиями завоевали массовый рынок. Большинство Хозяек предпочитали эти программы, не обременявшие их собственное воображение.
Но что же произошло, когда все стали полагаться на эти суперизысканные приспособления? Рабы, рецепиенты запрограммированного знания, становились умнее; Хозяйки же, перестав использовать свои творческие способности и воображение в деле доминирования, тупели на глазах.
Такой результат был неприемлем. После нескольких экспериментов в нашем Доме отказались от японских машин. Мы пользуемся надежной западногерманской моделью AEG, минимально оснащенной дополнительными функциями, и это восстановило творческую роль Хозяек. В моделях AEG не предусмотрено запоминания или механического повтора. Посему каждый урок, внедренный Хозяйками в этот искусственный разум, уникален и не поддается копированию{26}.
Этим отчасти и объясняется, почему величие нашего Дома и наших Хозяек неизменно растет, в то время как большинство заведений Свободного мира постепенно выродились в унылые консервативные конторы.
В начале моей службы был заказан и инсталлирован двухместный саркофаг; ставить его можно было как горизонтально, так и вертикально. При максимальной загрузке в него помещались два раба: один стоял, а другой помещался вверх ногами. Или же оба стояли вертикально. Таким образом для удовольствия Хозяек имелись дополнительные комбинации. Двойной саркофаг поднимался до высоты хозяйской промежности, а через отверстия можно было воспользоваться одновременно двумя эрегированными пенисами для непосредственного сношения{27}. Если перевернуть двойной саркофаг вверх дном, можно было наслаждаться языками двух ртов или наблюдать эманации возбуждения из двух пенисов сверху, пока через нижнее отверстие происходит акт облизывания. Порой Хозяйкам нравилось просто наблюдать: казалось, это приносит им удовольствие не меньшее, чем само обслуживание.
Они изобрели множество увлекательных игр: заталкивали каблуки в отверстия для рта и наблюдали за реакцией пениса, раскручивали двойной саркофаг, наблюдая за интервалом между эрекцией и состоянием шока. Они бранили нас за нерасторопное возбуждение. Они придумали новый, гуманный способ добиться эрекции после истязания: возбуждение ускоряется, если непосредственно после встряски вставить в рот слуги хозяйский сосок. Более того, они обнаружили, что результат достигается еще быстрее, если до начала процедуры вставить слуге в анус какой-нибудь предмет. Это редуцировало страхи и приводило к более быстрому и эффективному обслуживанию.
Такая образовательная деятельность официально называлась «маслоделие».
Я уделял нашему «египтянину» много внимания: я был обязан за ним ухаживать. Я смазывал его внутренности и очищал поверхность. Мне доставляло несказанное удовольствие всего лишь раскрывать его капот и созерцать механизм, трогая колеса и шестеренки.
В ухаживаниях за «египтянином» я зашел еще дальше. Работая над ним, я слышал голоса, как на уроке; если саркофаг был перевернут вверх ногами, голос командовал: «Оплюй себя», — а если машина резко разворачивалась: «Выйди из саркофага», — а когда я был внутри и не мог двинуться: «Придвинь колени к подбородку».