Для повышения выносливости летчиков к высоте, ее резким перепадам (например, в ходе воздушного боя) летом 1943 года были организованы систематические тренировки в барокамере. Это был еще один способ предупреждения летной утомляемости. Руководствуясь специальным (подготовленным мною) приказом командира полка, я проводил тренировки в барокамере кафедры физиологии бывшей Военно-морской медицинской академии. В то время академия была в эвакуации в Кирове (вернулась летом 1944 года). Барокамера оставалась на месте. Ею мы и воспользовались. Помог доцент кафедры, специалист по авиационной медицине, А. А. Сергеев. В годы блокады Александр Александрович находился в Ленинграде. Его консультативной помощью я тогда пользовался нередко.

Вникая в особенности и сложности трудового процесса летчика-истребителя, мы все глубже понимали причины летной утомляемости. Они выступали для нас все более конкретно, подсказывали реальные, на первый взгляд небольшие, но существенные возможности в комплексе усилий за повышение выносливости летчика, облегчение условий его работы в воздухе.

Неизменно помогало общение. Летчики охотно делились впечатлениями о новой материальной части, о том, как идет ее освоение, каковы ее эксплуатационные особенности, что мешает в полете и т. д. В общении выяснялись "мелочи", порой крайне важные. В одном случае - для раздумий врача, в другом - инженера или обоих вместе.

Одно время у летчиков стали появляться гнойничковые поражения кожи шеи. Причина выяснилась быстро: в кабине высокая температура - летом при закрытом фонаре далеко за сорок градусов, летчик обильно потел, а стоячий воротничок гимнастерки или кителя при резких поворотах головы натирал шею. Потертость осложнялась воспалительным процессом. Выход был найден. По нашему предложению изготовили шарфики из парашюта, пришедшего в негодность. Летчики приняли их не без удовольствия. С гнойничковыми поражениями шеи было покончено. Связанные с ними помехи в полете исчезли, условия облегчились.

Оперативно действовала инженерно-техническая служба, совершенствуя рабочее место летчика. Например, перекрывные бензокраны имели слабую фиксацию в задаваемых летчиком положениях. Силами технической службы были установлены фиксирующие штифты в положении "на оба бака". Наличие фиксирующих штифтов гарантировало летчику заданное положение бензокранов и в известной мере высвобождало его внимание. Теперь летчик поворачивал ручку до ограничителя и не тревожился за положение кранов. Это небольшое усовершенствование особенно высоко оценили молодые летчики.

Не забывали мы и некоторых медикаментозных стимуляторов. Среди них пользовался успехом специальный шоколад против утомляемости - кола. Действовал не очень выраженно, и, разумеется, не решал проблемы. Однако летчики его охотно принимали. Особенно широко мы пользовались им в 1942 году. Он имел приятный вкус, прибавлял бодрости, улучшал настроение, иногда повышал аппетит. Несколько заметнее такую роль выполнял фенамин в таблетках.

В комплексе мер профилактики летной утомляемости я не считал обязательными сто граммов водки, которые получал летчик перед ужином. Больше того, в беседах постоянно подчеркивал отрицательную роль алкоголя. Отмечал, в частности, что алкоголь, систематически принимаемый даже в небольших дозах, ведет к привыканию и злоупотреблению этим видом наркотика, со всеми вытекающими отсюда последствиями для человека как личности. Обращал также внимание и на то, что систематическое употребление даже слабых концентраций алкоголя постепенно изменяет полноценность функций различных органов. Изменяется, например, секреция желудочного сока, его переваривающая сила уменьшается, в нем начинает преобладать слизь, развивается гастрит.

Надо сказать, под влиянием выпитых перед ужином ста граммов водки аппетит у летчиков повышался. Основная часть суточного рациона невольно съедалась во время ужина. Обильный ужин с водкой не способствовал должному аппетиту утром следующего дня. Обедать с аппетитом нередко мешала обстановка, боевое нервное напряжение. И опять основной прием пищи сдвигался на вечер.

В моей противоалкогольной пропаганде я также находил поддержку у командира полка. Я. 3. Слепенков не пользовался положенной ему за ужином порцией водки. Лишь изредка выпивал полдозы. За ним следовали Павел Иванович Павлов, Иван Илларионович Горбачев, Юрий Васильевич Храмов, Виктор Алексеевич Свешников и другие наши летчики. Павел Иванович любил при случае многозначительно спросить: "Что такое, само белое, но красит нос и чернит репутацию? - И незамедлительно отвечал: - Водка!"

Павлов, как и Слепенков, был нетерпим к злоупотреблениям летчиков алкоголем и не допускал к полетам. Нежелание быть отстраненным от боевых полетов являлось надежным подспорьем в профилактике алкогольных излишеств. За редким исключением, мы их не имели.

К изучению проблемы утомляемости летного состава была привлечена бригада ученых Военно-морской медицинской академии: профессора, подполковники медицинской службы В. М. Васюточкин (председатель, биохимик), В. М. Шаверин (терапевт), доцент майор медицинской службы Н. В. Канторович (невропатолог) и ассистент капитан медицинской службы И. Е. Вишневский (психиатр). Много занимался вопросами физического состояния и утомляемости летного состава подполковник медицинской службы М. А. Тотров.

В сентябре 1944 года на четвертом пленуме ученого медицинского совета при начальнике Медико-санитарного управления ВМФ по итогам исследований в нашем 21-м истребительном и 12-м пикировочном полках В. М. Васюточкин доложил: весь обследованный личный состав обоих авиаполков здоров, явлений переутомления отмечено не было.

В этом заключении мы видели научно обоснованную оценку наших коллективных усилий против летной утомляемости. Аналогичное значение имел для нас вывод М. А. Тотрова. Он считал: хроническое утомление есть результат не только боевого нервного напряжения, но и недостаточной организации отдыха. В своей работе мы придерживались именно такого мнения.

В августе 1943 года старшего инженера полка В. Н. Юрченко назначили старшим инженером 1-й гвардейской истребительной авиадивизии. Эстафету наших с ним добрых служебных и личных отношений он передал вновь прибывшему инженер-капитану В. Г. Зубкову (ныне покойный). Очень скоро мы убедились в незаурядных деловых качествах и обаянии нового инженера. В. Г. Зубков отличался казавшейся поначалу не всегда оправданной медлительностью. Прежде чем ответить на вопрос или сделать нужное замечание, он любил в молчаливом раздумье постоять или посидеть, низко опустив голову, затем резко ее вскидывал, выпрямлялся, пристально вглядывался в лицо собеседника и тихим голосом, спокойно, временами слегка заикаясь, объявлял свое решение, мнение, совет. И то, что говорил он, почти всегда было верно, исчерпывающе, высокоответственно. Добрую память хранят однополчане о В. Г. Зубкове.

Гора-Валдай - и снова Борки

Остановка в Новом Петергофе. Гибель летчика А. В. Бувина. Сборы авиаврачей ВМФ в Москве. Письмо командира полка подполковника П. Ив. Павлова. Снова в родном полку. Радость побед без потерь с нашей стороны

Пробыв в Гражданке ровно год, в середине февраля 1944 года наш полк перебазировался в Гора-Валдай, а спустя месяц - опять в Борки.

По пути на автомашинах из Ленинграда к новому месту базирования мы сделали получасовую остановку в Новом Петергофе. Сердце сжималось от боли при виде обгоревших стен разрушенного дворца, изуродованных и разграбленных знаменитых фонтанов, других творений зодчества в Нижнем и Верхнем парках. Не верилось, что когда-либо это удастся восстановить. Но прошли годы, и дворцово-парковый ансамбль Петергофа восстал из руин во всей своей прежней красе, пышности и нарядности.

Вскоре по прибытии в Гора-Валдай мы понесли очередную утрату. Выполняя ответственное задание, 28 февраля 1944 года вблизи своего аэродрома погиб молодой летчик младший лейтенант Андрей Васильевич Бувин. В полк он пришел в середине 1943 года, сразу же после училища. Жизнерадостный двадцатилетний комсомолец Андрей Бувин быстро вошел в боевой строй. За короткое время совершил тридцать успешных вылетов. Был награжден боевым орденом. И вот его не стало. Два дня тщательных поисков оказались безуспешными. Пурга замела следы и сделала бесцельными наши усилия. Так и не удалось его найти и похоронить. Но то, что не удалось тогда, было сделано тридцать лет спустя.