Фриц, Жак, Франсуа".
Эта записка значительно успокоила нас. Она доказывала нам, что гиены уже не появлялись. Что же касается загадочных подробностей, то наши путешественники разъяснили нам их по возвращении.
Они намеревались исследовать озеро при ферме и, особенно, отметить места, где можно было приближаться к воде, не боясь увязнуть в грязи. Для этого Фриц сел в свой кайяк и плыл вдоль берега, а его два брата шли по берегу, за тростником. По знаку Фрица, Жак и Франсуа подходили к воде и, чтобы отметить место, ставили несколько бамбуковых стеблей.
Во время этого исследования Фриц попытался поймать живыми несколько черных лебедей. Насадив на конец длинного бамбукового стебля петлю из железной проволоки, он мало-помалу приблизился к трем молодым лебедям, которые оказались менее пугливыми, чем он ожидал, и Фрицу удалось овладеть птицами, не причинив им ран. Эти пленники, перевезенные к пещере, впоследствии украсили залив Спасения.
Едва управившись с лебедями, Фриц увидел выходившую к нему из тростника великолепную царскую цаплю и накинул на нее свой силок. Красивая птица откинулась, стала бить клювом, лапами и крыльями, и Фриц, чтобы овладеть ею, должен был въехать на кайяке в тростник. Цапля, которую петля начинала душить, смирилась, и наш охотник мог связать ей крылья и завязать глаза.
В то время, когда три брата, стоя на берегу, любовались своими красивыми пленниками, из тростника вышло большое четвероногое животное, шумно сопя, и до такой степени озадачило мальчиков, что они не спохватились стрелять. По сделанному ими впоследствии описанию я заключил, что животное это было тапир, или анта, невинное млекопитающее, по строению несколько сходное со слоном и водящееся около больших рек Южной Америки. Однако Фриц пустился преследовать тапира, между тем как его братья повезли плененных лебедей и цаплю на ферму.
Когда Жак и Франсуа проходили около рисового поля. Они услышали над собой полет большой стаи журавлей и пустили в них несколько стрел; четыре или пять журавлей упали, и два из них оказались так называемыми нарядными журавлями.
Это была отличная добыча и Фриц, возвратившийся в это время со своего поиска с пустыми руками, стал сильнее прежнего досадовать на свой неуспех. И потому, дойдя до фермы, он взял своего орла и, в сопровождении собак, пошел в лес гуявника, чтобы добиться добычи. По прошествии четверти часа собаки подняли небольшую стаю птиц, похожих на фазанов, которые разлетелись по соседним деревьям. Фриц тотчас же спустил на них орла, и последний убил одну из птиц, между тем как Фриц положил из ружья другую, с блестящим хохлом и длинным хвостом, переливавшим различными цветами. Эта добыча не уступала добыче братьев, потому что Фриц убил райскую птицу.
За обедом наши три охотника, беседуя о своих подвигах, с величайшим аппетитом ели окорок пекари, испеченный в золе картофель, гуявы и коричные яблоки. Что же касается пеммикана, то он своим вкусом внушал им отвращение, и они предоставили его собакам, которые и угостились им.
Вечер был употреблен на сбор хлопка и риса, который дети хотели привезти в Проспект-Гилль, намереваясь посетить эту плантацию и привести ее в порядок. Кроме того, для выполнения одного задуманного предприятия, они запаслись большим количеством кокосовых орехов и пальмового вина, срубив, по обычаю караибов, доставившие им эти запасы два дерева. Впоследствии, когда я бранил их за эту расточительность, они пытались извиниться тем, что для замены срубленных деревьев посадили восемь или десять кокосовых орехов.
Здесь я предоставляю самому Фрицу рассказать дальнейшие приключения, именно: как они на другой день отправились к хижине в Проспект-Гилле, куда и прибыли перед полуднем.
"Едва вошли мы по дороге в Проспект-Гилль в маленький сосновый лесок, как совершенно неожиданно стадо обезьян, скрежеща зубами, стало осыпать нас градом шишек, впрочем, совершенно спелых. Но так как шишки, хотя и зрелые, беспокоили нас своим числом, то мы вздумали отразить нападение несколькими выстрелами, пущенными наудачу. Но, к нашему сожалению, с ветвей упало пять из наших неприятелей. Их многочисленные товарищи, справедливо испуганные нашим способом расправы за неприятные шутки, тотчас же смолкли и скрылись.
Идя вдоль плантации сахарного тростника, я с удивлением заметил, что трости, даже от восьми до десяти футов вышиной, были поломаны и растоптаны, так что плантация походила на хлебное поле, побитое сильным градом. Наконец мы достигли нашей избушки на Проспект-Гилле и, позаботившись о наших вьючных животных и добыче, пошли осматривать местность. Ах, папа, отвратительные обезьяны произвели здесь такой беспорядок, как некогда на ферме, и еще худший: все было ими поломано, разграблено, загажено! И потому мы тотчас же принялись мести и мыть нашу избушку, чтобы привести ее в прежний вид и иметь возможность поместиться в ней и разложить мешки с хлопком, взятые нами с собой медвежьи шкуры и еще несколько склянок с сильным слабительным, которое приготовил по моей просьбе Эрнест, с целью, которую я тотчас же и объясню.
Под вечер разместившись в избушке на Проспект-Гилле, мы наполнили привезенные нами с дороги тыквы и скорлупы кокосовых орехов козьим молоком, пальмовым вином и толченым просом, и подлили к этой кашице по стольку приготовленной Эрнестом жидкости, чтобы изрядно проучить беспощадных грабителей наших владений. Затем мы привязали к ветвям деревьев наши сосуды с этим заманчивым кушаньем и воротились в избушку спать. Но, не смотря на нашу усталость, нам почти невозможно было заснуть: сперва нам мешали крики красной дичи, а потом лай собак, разбуженных вторжением обезьян.
На другое утро, любопытствуя посмотреть, что происходило ночью, мы, как только встали, отправились на место. И будь уверен, папа, что на милю кругом фермы не окажется ни одной обезьяны. И думаю, что долго не найдется охотницы пообедать на ферме. Не брани нас, папа, за это наказание обезьян: по крайнем мере, ни одна из них не убита нами.
После этих-то происшествий и послали мы к вам третьего гонца-голубя с депешей, написанной Жаком напыщенным восточным слогом, и уведомили вас о нашем близком возвращении".
Здесь я снова сам продолжаю рассказ. Жена и я совершенно успокоились относительно положения наших детей, когда, вскоре после обеда, прилетел третий посланец с письмом следующего содержания:
"Ущелье прорвано. До самой Сахарницы все опустошено: сахарные трости частью вырваны, частью потоптаны, на почве видны многочисленные, чудовищно большие следы. Поспеши, папа, на помощь нам. Мы не смеем двинуться ни вперед, ни назад, и хотя здоровы, но не решаемся пойти на встречу опасности, которую не можем оценить".
Это известие резко отличалось от предшествовавших, и читатель догадается, что я не стал долго взвешивать содержание письма, а тотчас же оседлал онагра. Попросив жену приехать на другой день, в телеге, к проходу, в сопровождении Эрнеста, я помчался во всю прыть онагра на выручку дорогих мне существ.
XXXVI
ПОСТРОЙКА ЛЕТНЕГО ЖИЛИЩА.
ПЛОДЫ ШОКОЛАТНИКА И РАЙСКОЙ СМОКОВНИЦЫ.
ТАИНСТВЕННЫЙ МЕШОК. СУЛТАНКА. СЛОНЫ. БАРСЫ.
ЗЕМНОВОДНОЕ ЧУДОВИЩЕ. ОБМАНУТЫЙ ОБМАНЩИК.
ИСПРАВЛЕНИЕ СОКОЛИНОГО ГНЕЗДА.
ПОСТРОЙКА КАРАУЛЬНИ НА ОСТРОВЕ АКУЛЫ
Расстояние, которое при обыкновенной езде потребовало бы шести часов, я проскакал в три. Дети, которые не могли рассчитывать на такой быстрый приезд мой, встретили меня радостными криками и жаркими объятиями. Не теряя ни минуты, я осмотрел повреждения, о которых уведомило меня письмо детей, и, к великому огорчению моему, увидел, что они не приувеличивали. Плантация была опустошена. Бревна, которыми мы с таким трудом загородили узкий проход, были поломаны как соломины, а соседние деревья, под которыми мы намеревались построить летнее жилище, подобное таким же жилищам камчадалов, были на значительную высоту оголены от ветвей и листьев. В бамбуковой чаще самые молодые растения были поломаны и пожраны. Но наиболее страшному опустошению подвергались поля сахарного тростника - что не было вырвано, было потоптано. Даже наша коптильня была разрушена.
