– И однако, – заметил Хэмиш, – насилие-то прекратилось.
– Да, причем весьма в широком смысле, – добавил Рон. – Прекращена добыча газа путем гидроразрыва пласта, аналогичная добыча нефти из нефтеносных песков. И прочее агрессивное поведение по отношению к окружающей среде – незаконная вырубка лесов, хищническая охота, разработка шахт и все остальное.
– И что же, Рональд, намерены по этому поводу предпринять власти?
– Не знаю. Что касается катастрофического падения фондового рынка…
– Нет, – перебил его Хэмиш и поднял блокнот. – Вот, зачитываю. «Остерегайтесь пропагандистской машины. Все масс-медиа принадлежат одному проценту населения, которое и контролирует информацию. И они непременно перейдут в атаку».
– Хм, если это про то, чтобы возбудить в народе истерический страх, – так оно и само по себе происходит, без помощи телевидения.
– И однако этому следует противостоять, – настаивал Хэмиш. – Глас рассудка…
Рон лишь горько рассмеялся.
– Боюсь, что мое мнение не изменилось. Нам попросту не на чем основываться.
– В каком смысле?
– Хорошо, Хэмиш, давайте еще раз по порядку. Сэм похищена – в открытую, на глазах у десятка свидетелей. И вы совершенно правы – это было откровенной демонстрацией превосходства. Попал ли НЛО на радары? Я не видел по этому поводу никаких официальных сообщений, а вы?
– Я тоже, – ответил Хэмиш. – Ничего подобного. Что до полиции… все, что они говорят, – следствие не закончено.
– И при этом неудобных вопросов никто не задает. Во всяком случае, публично. Я, впрочем, подозреваю, что военные должны были встревожиться. Ну, хорошо. Похищение, однако больше никаких известных нам попыток выйти на связь…
– Сэм утверждает, что их и не было.
Рон призадумался, медленно вращая в ладонях стакан с виски и не отводя глаз от янтарной жидкости.
– Хорошо. Итак. Похищение. А следующий шаг – внезапно лишить человека доступа к огромным массивам суши и моря, причем критерием, судя по всему, является сохранение и восстановление подвергающихся угрозе экосистем. Изгнание оттуда людей производит впечатление случайного побочного эффекта. – Он остановился. – Или не случайного. Возможно, связь имеется.
– Разумеется, она есть, – воскликнул Хэмиш с сердитой ноткой в голосе. – От кого исходила угроза экосистемам? Да от нас же!
– И нам дали по рукам.
– И, что более существенно, – настаивал Хэмиш, – нас лишили ответственности за сохранение и защиту этих экосистем. – Он не отрывал взгляда своих синих глаз от Рональда. – Думаю, можно исходить из того, что за нами… наблюдали. И достаточно долгое время. И что инопланетяне перешли к действию, исходя из собранных доказательств…
– И выводов, сделанных на их основе, – кивнув, закончил фразу Рональд, чувствуя при этом, как внутри что-то шевельнулось. Азарт? – Своим первым ходом, силовыми полями, они объявили, что не верят. В нас. И планета, – поспешно добавил он, – для них важнее, чем человечество.
Хэмиш ткнул в Рональда пальцем, словно подчеркивая, что тот попал в самую точку, и принялся писать в блокноте.
– Совершенно верно, Рональд. А потом?
– А потом они отняли у нас огнестрельное оружие. А также ножи и кулаки.
– Атомные бомбы, танки, истребители, крылатые ракеты, дроны – все это можно списывать в утиль.
– Предположительно, – заметил Рональд. – Вслух этого пока что никто не объявлял. Хотя и не следует ожидать, что объявят.
– И что же произойдет, – спросил Хэмиш, не переставая писать, – когда невозможно будет обеспечить нерушимость рубежей? Что произойдет, если невозможно запретить людям… да просто перемещаться. С места на место?
– Граница еврейских поселений в районе Иерусалима полностью прорвана, – сказал Рон. – Никто никого не может остановить. В то же самое время и повредить никто никому не может – они все там только стояли и орали друг на друга. Сыпали проклятия, кулаками махали. А потом все утихло – поскольку никуда не привело и ничем не закончилось. Только воздух зря сотрясали. Целая толпа может валить на цепь солдат, но до стычки никогда не дойдет.
– Правила игры, похоже, настроены очень тонко, – заметил Хэмиш.
– Ну да, а разве нет? Итак, насильственные варианты событий более невозможны. И теперь все воинствующие идеологии по всему миру задаются… единственным вопросом – что делать? Как выиграть битву, если сражаться нельзя?
– Одно исключение в отношении насилия все же существует, – сказал Хэмиш. Брови Рона поползли вверх.
– И какое же?
Хэмиш снова снял очки.
– Самоубийство.
– Да ладно? В смысле – что? В самом деле?
– Не забывайте, что я врач. И сделал кое-какие звонки. А теперь информация подтвердилась – мое внимание привлек вчерашний самоподрыв в Лахоре. Смертник зашел в переполненную мечеть, однако кроме него никто не пострадал – сквозь окруживший его кокон силового поля даже звук не просочился. Просто вспышка, а потом на его месте – клочья мяса, кости да волосы. То есть насилие разрешено до тех пор, пока направлено на себя.
– Я это сообщение пропустил, – признался Рональд.
– И еще я звонил своим знакомым из «Скорой помощи». Самоубийства не прекращались. Похоже, насилие по отношению к самому себе дозволяется.
– Но ведь не все самоубийцы в действительности стремятся лишить себя жизни?
Хэмиш мрачно пожал плечами.
– Сообщений об успешно предотвращенных попытках за последние семьдесят два часа не поступало – ни у нас, ни в Ванкувере или Калгари. Про другие места пока что выяснить не получается.
– Как насчет случайных передозировок?
– Пока непонятно. Данных слишком мало. В центральной клинике Ванкувера был один вызов к пациенту, который вколол себе слишком много и тут же пожалел об этом – однако колоться ему ничто не помешало.
Рон потер лицо. Выпитый виски уже ощущался – он не успел пообедать.
– Давайте еще раз глянем на последовательность. Похищение, силовые поля, запрет на насилие. Нас… кастрировали. Если завтра инопланетяне высадятся по всему миру и захватят власть, нам останется лишь пассивное сопротивление. Отказ от какого-либо сотрудничества.
– Остается надеяться, – сказал Хэмиш, – что указ о пацифизме распространяется и на самих инопланетян.
– Сказать по правде, я в этом не уверен. Силовые поля выталкивали людей. Физических травм при этом, возможно, и не было – а эмоциональные?
– Кнут и пряник, – сказал Хэмиш, все больше хмурясь.
– Ненасилие – тот еще пряник.
– Это как горькое лекарство.
Рон хмыкнул.
– Хорошо, пусть кнут силовых полей, за ним – горький пряник ненасилия. Рассуждая логически, дальше последует еще один кнут.
– Рональд, с тем же успехом ярлыки можно поменять местами. Пряник – сохранение окружающей среды, спасенное от вымирания многообразие видов, кнут – прекращение агрессии, направленной человеком на кого-либо кроме самого себя. Да и оно не абсолютно. В конце концов, бойни продолжают принимать скот. Однако активная добыча морской рыбы остановилась. Уборка урожая продолжается, а мы знаем, насколько этот процесс бывает разрушителен, особенно при высоком уровне механизации. Вернее было бы утверждать, что наши агрессивные инстинкты избирательным образом ограничены. Запрет не абсолютен.
– И это любопытно. Однако кое в чем вы правы. Метафору кнута и пряника можно применять по-разному. Соответственно, мы не можем предвидеть, чего ожидать дальше.
Хэмиш пожал плечами.
– Допустим, что кнута. И что с нами еще можно сделать?
– Оккупировать. Высадить войска – хотя что я говорю? Зачем им войска? Разве что они собрались к чему-то нас принуждать, а иначе все эти транспорты… да блин, Хэмиш, что я такое несу? Вот к чему приводит чтение плохой фантастики. Как ни крути, все выходит бессмысленно. – Он вскинул руки. – Я сдаюсь.
– Хорошо, а как насчет пряника?
– Черт, тут я даже не знаю, откуда начать!
– Ровно с того, Рональд, с чего вы бы сами начали.
– Накормил бы голодных, обеспечил их чистой водой, средствами гигиены, медикаментами. Крышей над головой.
