Менжинский так характеризует работу Дзержинского-следователя: "Воспитанный не только на польской, но и на русской литературе, он стал несравненным психологом и использовал это для разгрома русской контрреволюционной интеллигенции. Для того, чтобы работать в ЧК, вовсе не надо быть художественной натурой, любить искусство и природу. Но если бы у Дзержинского всего этого не было, то Дзержинский при всем его подпольном стаже никогда бы не достиг тех вершин чекистского искусства по разложению противника, которые делали его головой выше всех его сотрудников".
Член коллегии ВЧК Другов пишет, что Дзержинский "с особенной охотой занимался личным допросом арестованных. Происходило это всегда ночью. По-видимому, из долгой своей тюремной практики Дзержинский знал, что ночью психика человека не та, что днем. В обстановке ночной тишины сопротивляемость интеллекта несомненно понижается, и у человека, стойкого днем, можно вырвать признание ночью".
Целью Дзержинского-следователя было получить признание арестованного, которое он считал главным и окончательным основанием для вынесения приговора, хотя прекрасно знал, каким способом добывается "признание".
В июне 1918 года Дзержинский и один из его заместителей - Г.Д.Закс (к слову сказать, автор инструкции "Способы конфискации газет", состоящей из двух десятков пунктов и одобренной Лениным на заседании СНК 20 января 1918 года) дали интервью корреспонденту газеты социал-демократов интернационалистов "Новая жизнь" о методах работы ВЧК. В нем они заявили, что главным аргументом для обвинения является "признание обвиняемого".
На вопрос корреспондента о нарушениях законности в органах ЧК Дзержинский и Закс сказали:
"Напрасно нас обвиняют в анонимных убийствах - комиссия состоит из 18 испытанных революционеров, представителей ЦК партии и представителей ЦИК.
Казнь возможна лишь по единогласному постановлению всех членов комиссии в полном составе. Достаточно одному высказаться против расстрела, и жизнь обвиняемого спасена.
Наша сила в том, что мы не знаем ни брата, ни свата, и к товарищам, уличенным в преступных деяниях, относимся с сугубой суровостью. Поэтому наша личная репутация должна быть вне подозрения.
Мы судим быстро. В большинстве случаев от поимки преступников до постановления проходят сутки или несколько суток, но это, однако, не значит, что приговоры наши не обоснованы. Конечно, и мы можем ошибаться, но до сих пор ошибок не было, и тому доказательство - наши протоколы. Почти во всех случаях преступники, припертые к стене уликами, сознаются в преступлении, а какой же аргумент имеет больший вес, чем собственное признание обвиняемого".
И отдельно, уже только от себя, Закс добавил:
"Все слухи и сведения о насилиях, применяемых будто бы при допросах, абсолютно ложны. Мы сами боремся с теми элементами в нашей среде, которые оказываются недостойными участия в работах комиссии".
Принципиальную идею Дзержинского о ненужности для деятельности ВЧК юстиции развил и популярно изложил Лацис: "ЧК - это не следственная комиссия, не суд и не трибунал. Это боевой орган, действующий по внутреннему фронту гражданской войны. Он врага не судит, а разит. Не милует, а испепеляет всякого, кто по ту сторону баррикад... Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования и профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора". А оперативник-чекист Мизикин перевел проблему в практическую плоскость, сказав: "К чему даже эти вопросы о происхождении, образовании? Я пойду к нему на кухню и загляну в горшок, если есть мясо враг народа, к стенке!"
(В партийном архиве хранится анкета, заполненная Дзержинским в 1918 году. Среди вопросов был и вопрос о привилегиях: "Пользуетесь ли Вы в Советских учреждениях обедами, пайками и т.п.", на который он ответил: "Пользуюсь".
Вот меню кремлевских обедов Дзержинского (меню составлялось индивидуально с учетом пожеланий столующегося): "Понед. Консоме из дичи, лососина свежая, цветная капуста по-польски. Вторн. Солянка грибная, котлеты телячьи, шпинат с яйцом. Среда. Суп-пюре из спаржи, говядина булли, брюсельская капуста. Четв. Похлебка боярская, стерлядка паровая, зелень, горошек. Пятн. Пюре из цв. капусты, осетрина ам, бобы метр-д-отель. Суббота. Уха из стерлядей, индейка с соленьем (моч. яблоки, вишня, слива), грибы в сметане. Воскр. Суп из свежих шампиньонов, цыплята маренго, спаржа". Документ находится в Центральном партийном архиве, опубликован в "Комсомольской правде" в 1997 году.)
К дискуссии о "сущности красного террора" "Правда" 25 декабря 1918 года напечатала карикатуру: Карл Маркс попал на Лубянку, его допрашивает Дзержинский. После минутного допроса выясняется, что арестованный из буржуазной семьи, образование - университет, профессия - журналист. "Все ясно! Расстрелять!"
Дзержинский вполне допускал возможность казни невиновных; "ЧК - не суд, ЧК - защита революции, - писал он, - она не может считаться с тем, принесет ли она ущерб частным лицам. ЧК должна заботиться только об одном, о победе и должна побеждать врага, даже если ее меч при этом попадает случайно на головы невинных".
Лично Дзержинский в отличие от членов своей Коллегии и рядовых сотрудников не применял физического насилия, не пытал и не расстреливал. Известен лишь один эпизод, когда он застрелил человека в своем кабинете, рассказанный Р.Гулем:
"В 1918 году, когда отряды чекистов состояли сплошь из матросов, один такой матрос вошел в кабинет Дзержинского в совершенно пьяном виде. Аскет Дзержинский сделал ему замечание, но пьяный внезапно обложил Дзержинского матом, вспомнив всех его родителей. Дзержинский затрясся от злобы, не помня себя, выхватил револьвер и, выстрелив, уложил матроса на месте. Но тут же с Дзержинским случился припадок падучей. - Для непосредственного убийства Дзержинский был, конечно, слишком "ломок"..."
Однако, утверждает уже цитированный выше член Коллегии ВЧК Другов, "Дзержинский подписывал небывало большое количество смертных приговоров, никогда не испытывая при этом ни жалости, ни колебаний".
После взрыва бомбы, брошенной анархистами в здание МК РКП(б) в 1919 году, рассказывает комендант МЧК Захаров, "прямо с места взрыва приехал в МЧК бледный, как полотно, и взволнованный Дзержинский и отдал приказ: расстреливать по спискам всех кадет, жандармов, представителей старого режима и разных там князей и графов, находящихся во всех местах заключения Москвы, во всех тюрьмах и лагерях. Так, одним словесным распоряжением одного человека обрекались на немедленную смерть многие тысячи людей".
В Москве аббревиатуру ВЧК острословы расшифровывали как "Всякому Человеку Капут". Имя Дзержинского вселяло ужас. Почти во всех воспоминаниях людей, даже не побывавших лично на допросе у Дзержинского, а лишь сидевших в тюрьме ВЧК, говорится, что они там наслушались "много страшного" о нем.
Побаивались Дзержинского и товарищи по партии. "Не помню, чтоб Дзержинский просидел когда-нибудь заседание целиком, - вспоминает бывший работник Совнаркома. - Но он часто входил, молча садился и так же молча уходил среди заседания. Высокий, неопрятно одетый, в больших сапогах, грязной гимнастерке, Дзержинский в головке большевиков симпатией не пользовался. Он внушал к себе только страх, и страх этот ощущался даже среди наркомов. У Дзержинского были неприятные прозрачные глаза. Он мог длительно "позабыть" их на каком-нибудь предмете или на человеке. Уставится и не сводит стеклянные с расширенными зрачками глаза. Этого взгляда побаивались многие".
Созданная Дзержинским система оказалась сильнее его собственной воли и опрокинула его идеалистические представления о ней, если только они действительно имели место. Прежде всего он потерпел неудачу в кадровой политике. "В органах могут служить лишь святые или подлецы. Но святые покидают меня, а остаются одни подлецы", - признался однажды Дзержинский. Однако он с самого начала подбирал людей определенного рода, наиболее удобных для него. "Речи о "кристальной чистоте" чекистов оставались, разумеется, для истории, - пишет Р.Гуль. - Подбор членов Коллегии ВЧК, начальников Особых отделов и чекистов-следователей Дзержинский начал не с госпожи Крупской и не с барышни Ульяновой, а совсем с других, примитивно-кровожадных, циничных, бесхребетных низовых партийных фигур всяческих проходимцев. Калейдоскоп имен - Петерс, Лацис, Эйдук, Агранов, Атарбеков, Бела Кун, Саенко, Фельдман, Вихман, Бокий - говорит о чем угодно, но только не о "жажде бесклассового общества". Именно они, эти люди, в соответствии со своим пониманием порученной им работы превратили ВЧК-ГПУ в то, чем органы госбезопасности стали - и были до 1950-х годов.
