Я нахожу пару оленьих костей и позволяю собакам немного погрызть их. Они разгрызают их на кусочки и быстро проглатывают. На это у них уходит менее часа. Может быть, им удастся получить хотя бы какие-то питательные вещества. Собрав кости, перетираю их в порошок, чтобы съесть самому. Я чувствую себя настолько голодным и несчастным, что даже не могу полюбоваться здешним пейзажем, мне жаль, но ничего не поделаешь. Тем не менее я все равно уделяю внимание окружающей природе. Чтобы запомнить ее, делаю несколько фотографий. Я никогда не представлял себе, что горы могут быть настолько невероятными, пока не увидел их собственными глазами. Они обрамляют реки и долины, обидно, что не могу остаться здесь чуть подольше, но я счастлив, что все-таки сохранил способность к передвижению.

Как только я прибыл к реке Джон, ветер резко усилился. Словно тростинка, шатаюсь от каждого его порыва. Пока я спускался сюда, мне показалось, что здесь стоит прицеп. Я видел его настолько четко, что был просто уверен: здесь есть люди, и даже начал надеяться, что они дадут мне немного еды. Я иду дальше, протирая глаза, чтобы видимость стала чуть-чуть лучше. И по мере моего приближения трейлер постепенно превращается в комок снега, который до сих пор не растаял и спокойно лежит на земле на другом берегу реки. Мои надежды вновь не оправдались. Посмеявшись над этим и немного поворчав, я продолжаю путь.

Разбиваю лагерь, подбодрив себя и собак приготовленной чечевицей (из полутора чашек сырой чечевицы в готовом виде получается целых три). Несмотря на то что ветер чуть не сносит палатку, я чувствую себя намного лучше. Думаю, нам под силу преодолеть оставшийся путь. Главное сейчас — переправиться через Экокпак-Крик. Я знаю, что уровень воды в нем высок, поэтому не уверен, что смогу перейти его. Мне нужно пройти семнадцать миль, и это займет два, а в худшем случае, если мне придется обходить реку, — три дня.

Ниже я слово в слово привожу дневниковые записи, сделанные 2 июня.

Сегодня на душе становится легче. Есть я собираюсь только тогда, когда перейду реку, а значит не ранее, чем после полудня. Если мы будем вынуждены идти к истоку вдоль верхнего течения, то это отнимет у нас пару дней, а значит, нам понадобится дополнительная еда. Однако медлить я не могу. Запасы подкожного жира почти иссякли. Мой живот кажется более плоским, чем блин, а ребра выпирают точно стальные балки.

Я иду вдоль берега реки Джон. Земля твердая, и туссока на ней почти нет. Склон усеян норками сусликов. Когда мы проходим мимо, они высовываются наружу, и собаки тут же настораживаются. Если я ослаблю хватку, то они обязательно кинутся к норкам и будут раскапывать их, чтобы поймать сусликов, поэтому стараюсь держать их как можно крепче. Из-за этого я становлюсь невнимательным и двигаюсь вперед с большим трудом. Многие суслики сидят у входа в норку и нежатся в теплых лучах солнышка. Если бы у меня было с собой ружье, то я бы непременно выстрелил в одного из них, не задумываясь о моральной стороне вопроса. Но сейчас я даже не останавливаюсь, чтобы внимательней посмотреть на них. На поимку суслика уйдет гораздо больше калорий, чем в нем содержится. Как говорится, овчинка выделки не стоит. Пока у меня остаются силы, я должен просто идти дальше.

И вот я подхожу к Экокпак-Крик. Мои самые худшие опасения сбываются. На месте впадения в Джон он превращается в бушующий поток. Нечего даже пытаться перейти его. Не успею я сделать и трех шагов, как буду сбит с ног стремительным течением. Присаживаюсь на пенек, чтобы отдохнуть и обдумать создавшееся положение дел. Я внимательно всматриваюсь в бурные волны темного цвета, надеясь разглядеть среди них какой-нибудь подводный хребет, камень или корягу в середине потока, до которых я мог бы добраться вплавь. Но к сожалению, я не вижу ничего, что могло бы мне помочь. Это приводит меня в отчаяние. Если б у меня остались силы, я бы заплакал. Но нужно идти. И единственный возможный путь для меня — вверх по реке.

Я поднимаюсь и около мили иду к тому участку, где река разделяется на два небольших канала. Останавливаюсь на некоторое время, прячу кое-какие вещи в аккуратно свернутую палатку, а затем убираю все обратно в рюкзак. Если я упаду в воду, надеюсь, хотя бы они останутся сухими. Привязываю веревку к рюкзаку, а другой ее конец прикрепляю к запястью. Если я войду в воду и рюкзак неожиданно соскользнет, то я смогу подтянуть его к себе. Но вода слишком холодная, и падать в нее у меня нет абсолютно никакого желания. Чтобы защитить ноги от холода, надеваю водонепроницаемые штаны, благодаря ним я смогу оставаться в воде достаточно долго и успею добраться до берега прежде, чем боль станет невыносимой.

Первый канал преодолеваю благополучно, без падений. Собакам приходится плыть, потому что глубина для них очень большая, а поток слишком бурный. Затем мы выбираемся на берег и направляемся к следующему каналу. Сначала я отхожу от реки примерно на пятьдесят ярдов вверх, а затем возвращаюсь к берегу. Там я вижу лосиху с лосятами. Мне кажется, именно их я видел у Истер-Крик. Она сразу напрягается, как будто собирается напасть. В эту же секунду я поворачиваю к берегу, откуда только что пришел, и, когда она теряет меня из виду, бегу что есть мочи и тащу собак. Конечно, есть вероятность, что она догонит меня и затопчет. Мои ноги становятся вязкими, словно желе. Бежать очень тяжело. В тундре нет мест, где можно спрятаться, и у нас недостаточно сил, чтобы дать отпор лосихе. Да, в этот момент я искренне пожалел, что выбросил оружие.

Когда мы убежали на приличное расстояние, я понял, что лосиха не собирается преследовать нас. Тогда мы останавливаемся и направляемся вверх по течению. Оглядываясь на берег, я вижу, как она ведет своих лосят вдоль нижнего течения реки. Начинаю переходить второй канал. Мне не раз приходилось слышать, что лосиха-мать, защищая детенышей, способна затоптать человека, пока он не превратится в кровавое месиво из мяса и костей. Если вы не будете сопротивляться, ее наверняка остановит медведь гризли. Так что делайте свой выбор.

— Я бы предпочел не сталкиваться с ними обоими, — говорю я, взбираясь на другой берег канала.

Мне предстоит преодолеть пятидесятифутовую наледь на берегу. Это единственное место, где могу почувствовать себя в безопасности от нападений лосихи. Жаль, что я не очутился здесь раньше.

Отхожу от Экокпак-Крик примерно на одну милю и устанавливаю палатку на берегу озера. За то время, что я здесь, я впервые вижу озеро, которое не покрыто льдом, если не полностью, то, по крайней мере, частично. Я захожу в него по колени и пытаюсь хотя бы немного помыться в надежде, что это придаст мне сил. Вода слишком холодная, и окунуться полностью я не могу, поэтому опускаю в воду косынку и протираю ей тело и голову. Живот втянут до такой степени, что я могу пересчитать ребра, а ноги потеряли всю мышечную массу, наращенную многолетними тренировками на велосипеде. Я трогаю свои бедра и спину, кости выдаются так сильно, словно превращаюсь в доисторическую рептилию. Это ужасно меня пугает. Я таю день за днем. Если продолжать в том же духе, совсем скоро от меня останутся только череп, скелет и воспоминания. Да, я лелею надежду, что, может быть, кто-нибудь вспомнит об одиноком страннике, отправившемся на северные просторы, замерзшем и превратившемся в прах.