Девушка словно его ждала, она сидела перед монитором и что-то говорила. Олег испугался, но тут же пришел в себя, понимая, что она никак не могла его видеть. Включил удаленный микрофон.

– Ты уже ходил в Кремль?.. Что значит какой, там он один. Я смотрела на карте, он на холме, а внизу река Иртыш… Чем ты тогда там занимаешься?.. Работа… Но отдыхать ведь надо…

Олег случайно подключился, когда Галина, похоже, разговаривала с мужем. Он посмотрел на ее цветущее лицо, на сияющую улыбку и рабочие проблемы как-то отошли на задний план.

Зачем он за ней наблюдает, кто она ему? Что из того, что видит. Шоу «За стеклом», давно уже закончилось. Олег отключил звук, ему просто приятно на нее смотреть. Она посылала Денису воздушные поцелуи, словно Олег и есть ее муж. Галина смотрела ему прямо в глаза, а он, чувствуя себя неловко, не знал, то ли отключиться, то ли еще немного посмотреть.

Девушка была дома, она встала и куда-то отошла, через минуту вернулась и весело замахала рукой. «Везет же ему», – подумал Олег. Галина соскочила и запрыгала на месте, наверное, чему-то обрадовалась. А после, вытянув губки, потянулась к камере, как бы целуя мужа. Она немного покривлялась, словно маленькая девочка, а после прижала ладонями грудь и повела плечами.

– О… – многозначительно сказал Олег.

Он впервые увидел такой откровенный жест Галины. Девушка повертелась, а дальше взяла и быстро сняла с себя футболку. От неожиданности Олег замер. Он не успел рассмотреть лифчик, думал, что на этом все и закончится. Но через мгновение тот улетел куда-то в сторону, Галина встала и, нагнувшись вперед, чуть качнула грудью.

Правильная девочка вела себя неправильно. Но что хотел Олег, она ведь разговаривала по скайпу с мужем, а не с ним. Укол ревности, в животе все напряглось, обида за себя.

Галина продолжила. Она словно устроила маленький стриптиз, встала и, вильнув попкой, расстегнула желтые шорты и сразу же их сняла, а за ними и трусики. Олег не знал, что делать, куда смотреть. Девушка засмеялась, резко встала, грудь подпрыгнула, тут же на весь экран засиял ее белый лобок. Олег поперхнулся, ощутил боль в паху, словно кто-то со всего маху его пнул. Скуля, он схватился руками за пах и с силой прижал ладони.

Девушка явно была собой довольна. Она еще немного покрутилась перед камерой. Упала на диван и, задрав ноги кверху, покрутила ими, будто едет на велосипеде. Олегу было не до развлечений, боль ниже живота раздирала его.

Галина села в кресло и, серьёзно посмотрев в камеру, что-то сказала, а после послала еще раз воздушный поцелуй и отключила связь с мужем. Какое-то время она сидела перед пустым экраном, о чем-то думала, а после встала и, посмотрев в сторону, что-то сказала.

В паху все горело, Олег не мог сосредоточиться, сжал пальцы до хруста. Галина подошла к дивану и, встав на него коленками, повернулась к экрану спиной. Мелькнула тень. Олег подумал, что ему показалось, но тень на кресле, что стояло около стола, опять появилась.

– Что? – сквозь боль спросил себя Олег.

Девушка стояла спиной, повернулась назад и что-то сказала, будто к кому-то обратилась. Тень опять скользнула. Галина нагнулась вперед, и ее задранную кверху попку, закрыл чей-то торс.

Это было похоже на выстрел. В паху у Олега все взорвалось, он только успел заметить, что экран погас. Кто-то закрыл ноутбук Галины, и тот сразу перешел в спящий режим. Олег сполз на пол, машинально расстегнул ремень и дрожащими руками стянул с себя брюки вместе с плавками. Пульсирующая боль, словно ноющий зуб, то заставляла скулить, то растворялась, и тогда наступали секунды блаженства.

Он лежал и восторгался, рассматривая, как его сорванец, что вот уже третий год безвольно болтался, стоял торчком. Теперь боль в паху стала приятной, даже сладкой. Он прикоснулся к стволу и почему-то засмеялся.

Шоу «За стеклом» продолжается.

Страх то придает крылья ногам, то приковывает их к земле.

М. Монтень

– Ну как вам?

Я вскрикнула, так неожиданно. Думала, что осталась одна и в своих размышлениях не услышала, как Николай сюда спустился.

– Вы, вы… – Я захлебывалась своим же воздухом, – напугали меня.

– Простите, Надя, не хотел, – сказал он и бросил принесенную им книгу на стол. – Нравится?

Я повернулась к нему, даже не знала, что и сказать, признаться или соврать, хотя какое это имело значение, это всего-то предметы прошлого. Взяла в руки отвертку и, преподнеся ее поближе к глазам, внимательно посмотрела.

– И это тоже?

– Что? – спросил он у меня.

– Орудия пытки?

– Да, – ответил он. – Тут все пытка, даже стул – пытка.

Я посмотрела на стул. Стул как стул.

– Сломалась ножка, забываю подклеить, несколько раз падал, вот настоящая пытка.

Я улыбнулась.

– Значит это тема вашей диссертации, и интересно?

– Жутко интересно, вы даже не представляете. Что такое пытка? Ответьте. – Попросил он меня.

– Это когда кому-то делают больно, – спокойно ответила я.

– Правильно, – радостно сказал он, – попали в точку. Когда кто-то кому-то делают больно. Вот только как делать, – и посмотрел на меня.

– Вырывать ногти, – предположила я.

– Правильно, еще как?

– Душить, пилить, рубить, ломать руки и ноги, топить и сжигать, – вот тут-то я могла наговорить много. Читая свои исторические романы, я часто натыкалась на моменты, когда кого-то пытали или казнили.

– Да-да, и вы, Надя, безусловно правы. Но вот в чем загвоздка. Что является, по-вашему, сильнее, физическая пытка или моральная, ведь это же тоже пытка? А?

Я даже не знала, что ответить, терпеть боль трудно. Вспомнила, как у меня в поезде заболел зуб. Это было ужасно, целых два дня мучилась, спать не могла, лекарства уже не помогали. Мне казалось, что я сойду с ума, но вот моральная боль… Она, конечно же, не так сильно давит, и от нее нет обезболивающего. Я вспомнила свою первую любовь, как страдала, а Олег молча развернулся и ушел. Это было для меня настоящей пыткой, лучше бы тогда он на меня наорал, я бы проплакалась и все. Поэтому ответила:

– Моральная боль.

– И вы опять правы. – Он захлопал в ладоши, еще немного, и он даст мне конфетку как отличному ученику. – Это не важно, как и кого мы мучим. Не важно, какую цель используем, не важно, как мы это делаем, а важно то, что это делаем мы все.. – И на этих словах он замолчал.

Я не совсем его поняла, как это мы все делаем. То есть мучаем, делаем больно, что он этим хотел сказать.

– Я не из таких, – твердо заявила ему.

– Да ну? – удивился он.

– Да, – так же уверенно ответила я.

– Разрешите, милая Надежда, вас спросить, только честно, согласны?

– Да.

– У вас в детстве были животные, ну, тушканчик, кошечка или корова, кто-то же был?

– Да, – настороженно ответила я ему.

– Они проказничали, так ведь, не слушались вас. Киска не хотела ложиться спать, а? – и посмотрел на меня.

Да, я вспомнила, как разозлилась на соседскую кошку только за то, что она убила мышку. Та бежала по дороге, а во рту держала мышку, она еще дергалась. Я тогда не думала о том, что для кошки это всего лишь еда, подумала, что она совершила ужасное. И тогда я поймала ее и сильно ударила. После этого случая кошка еще очень долго хромала, а мышка все же умерла.

– Согласна, было дело, – я призналась, что сделала кошке специально больно, потому что мне так хотелось, не просто забрать мышонка, а сделать больно кошке.

– А что сейчас, не спешите. У вас есть дети? – Я кивнула головой. – Он проказничает, бывает противным, и как иногда хочется дать ему подзатыльник, чтобы научился. Но вот проблемка, а почему бы просто с ним не поговорить, это ведь гуманней. Но нет же, мы поступаем наоборот. Мы стараемся сделать ребенку больно, чтобы он запомнил, услышал вас, то есть мы дрессируем его через боль.