Он вернул мне улыбку, терпеливо ожидая, когда я возьму себя обратно в руки.
― Становится лучше после того, как выпускаешь наружу то, что засело внутри, да?
― Я даже не уверена, что выпустила. Я чувствую такую усталость, я так запуталась во всём. Я…я просыпаюсь в этом месте, мне рассказывают ужасные вещи обо мне, и у меня нет никакого выбора, кроме как поверить в то, что говорят мне люди, потому что я не могу вспомнить всё сама.
― Ты уже вспоминаешь, Алекс.
После того, как я вытерла нос рукой, я взяла второй платок, который он передал мне.
― Что? Нет. Не вспоминаю. Всё, что я знаю, ― это то, что ты и кучка психов, живущие здесь, мне рассказали. Я не могу доверять персоналу, я не могу доверять...
― Ты можешь доверять мне. ― Он сделал паузу, позволяя смыслу своих слов дойти до меня, прежде чем добавить, ― Что ещё более важно, ты должна доверять себе.
Тяжело вздохнув, он снял свои очки, осторожно положив их на приставной столик, пока обдумывал, что ещё ему сказать. Даже в полумраке комнаты он казался уставшим, под глазами залегали тёмные круги, которых у него не было накануне. Я задалась вопросом, это ли он чувствовал, когда смотрел на меня. Я не могла вытерпеть боль и разочарование, которые окутывали его, будто вторая кожа. Я хотела сделать всё, что в моих силах, чтобы остановить это. Но я ничего не могла предоставить ему, ничего не могла сказать, чтобы стереть напряжённость, появившуюся из-за того, что он упорно пытался что-то сделать.
― Я ещё та заноза в заднице, да? ― это была попытка ослабить напряжение, которое очевидно виднелось в его теле.
Он усмехнулся на мой комментарий, и я улыбнулась, поняв, что подарила ему хоть частичку легкомыслия, чтобы облегчить его стрессовое состояние, которое было так заметно изнутри.
― Ты не заноза в заднице, ― у него был грубый от усталости голос, что прибавлял его словам соблазнительности.
Встав со стула, он пересёк небольшое пространство и присел передо мной на стол. Наши колени задевали друг друга, и я сосредоточилась на том, где они соприкасались. Мне было спокойно, когда он был рядом, в эти безмолвные моменты между нами мне казалось, что то, что находилось за этой комнатой, не могло вторгнуться и украсть у меня то, что с его присутствием я становилась менее сумасшедшей.
Потянувшись, он молча взял мои руки в свои, когда пристально смотрел на них и потирал своим большим пальцем мои костяшки.
― Думаю, твой диагноз в течение нескольких лет ошибочно принимали за верный, ― признался он.
Меня поразили эмоции в его голосе: усталость и опасение, что вытекали из каждого слога, образованного этими идеальными губами.
― После разговора с твоим братом я надеялся начать процесс вспоминания второго сексуального партнёра, который умер в твоём присутствии...
― Почему меня не арестовали за первого? Что случилось той ночью, Джереми? Почему я не могу вспомнить, ошибались ли они насчёт амнезии?
― Потому что ты не позволяешь себе вспомнить. ― Он посмотрел на меня, я глубоко вздохнула и посмотрела в его сапфировые глаза. Он был так близко, но так далеко; мужчина, которого я так хотела коснуться. Меня привлекала каждая черта его лица и тела. То, как он двигался, как говорил, даже расстояния между нами было недостаточно, чтобы я смогла подавить то, что чувствовала, когда смотрела на него. За несколько дней он стал неким убежищем для меня. Там, среди пациентов и другого персонала, я чувствовала себя незащищённой и напуганной, но здесь...
Здесь, с ним, на несколько мимолётных моментов мне могло показаться, что я живу нормальной жизнью. Я знала, что он мой доктор, что мы не могли переступить черту, но даже знания этого было недостаточно, чтобы я перестала думать о нём, как о ком-то большем.
― В ночь, когда Бобби умер, ты подвергалась нападкам не только от него, но и от двух его друзей. Тебя накачали наркотиками, Алекс. Токсикологический анализ показал наличие ГГБ (прим. пер:Гамма-Гидроксибутират) в твоём организме.
― ГГБ?
Всё ещё потирая мою руку своим большим пальцем и изучая мои пальцы, он отказывался смотреть на меня, когда говорил,
― Это наркотик для совершения изнасилования, несколько лет назад был популярным из-за того, с какой лёгкостью его могли приобрести. Очень похож на Рогипнол, может повлиять на мышление человека, расслабить тебя, а также полностью вырубить или просто вызвать потерю сознания, если использовать его в достаточном для этого количестве. По сути, он влияет на память человека. Не имеет запаха и цвета. Можно подмешать в напиток, при этом, не меняя его вкуса. Обладает особо мощным действием в сочетании с алкоголем.
Он, наконец, взглянул на меня, в его глазах было столько сочувствия, что я задрожала. Он говорил мне, что меня изнасиловали, раскрывая мне то, что должно уничтожить каждую часть меня.
― Так вот почему я ничего не помню о той ночи? Потому что они накачали меня?
― И это то, почему тебя не арестовали за преступление. Врачи не поверили, что женщина под влиянием алкоголя и ГГБ сможет физически побороть троих мужчин, которые были намного больше её. Тебя не рассматривали в качестве главного подозреваемого до последующего убийства Чейза Уоллеса.
― Так все эти смерти произошли одновременно?
Он рассмеялся, но в его голосе было больше недоверия, чем юмора.
― Нет. Я сказал «последующего», что означает «случилось позже».
― Тогда что произошло с друзьями Бобби? Их убили?
Наконец отпустив мои руки, он потёр ладонями по своему усталому лицу, прежде чем ответить,
― Нет. Они сбежали. По крайней мере, согласно записи с камер в передней части дома. К сожалению, основываясь на том, что твой брат рассказал мне о ходе расследования, больше ничего не было упомянуто о произошедшем той ночью. Как только их уличили в твоём изнасиловании, или, возможно, в смерти Бобби, их родители наняли команду юристов, которой было достаточно для того, чтобы воспрепятствовать их признанию. Изнасилование и смерть Бобби считались незакрытыми делами. Государственный прокурор не мог двигаться дальше по ходу дела без твоей причастности. Однако, учитывая события, произошедшие после той ночи, ты стала единственной подозреваемой.
― Так почему бы его друзьям, наконец, не признаться, что я была той, кто убила Бобби?
Его глаза потемнели от нераспознаваемой мной эмоции.
― Потому что тогда бы им пришлось признать участие в твоём изнасиловании.
У меня вырвалось возмущённое фырканье.
― То есть никто ничего не скажет ― никто не попадёт в неприятности. Как идеально.
― Ты можешь рассказывать об этом кому угодно, но я бы не советовал.
― Я сумасшедшая, Док...
― Не такая сумасшедшая, как тебя в этом убедили. ― Он изучал моё лицо несколько секунд, его глаза прошлись по контуру моих губ так медленно, что, могу поклясться, было такое чувство, будто он провёл по ним пальцем.
― К сожалению, травмы, полученные тобой в результате аварии, имели серьёзные последствия, но я не думаю, что именно амнезия блокирует твои воспоминания о том, что произошло той ночью или последующие года. Думаю, этому послужила твоя детская травма. Тот факт, что я смог вытянуть из тебя во время нашей терапии такую деталь, говорит о том, что это не амнезия. Однако до прошлой ночи я был не готов раскрыть эту теорию. Смерть Эмерсона добавила сложностей. Мне нужно знать, что произошло в том коридоре.
Я бы хотела рассказать ему о произошедшем, но, оглядываясь назад и перерывая всё, что я могла вспомнить, у меня было чувство, что ничего и не произошло после того, как меня вытащили из комнаты Али. Если он был прав, если там и вправду было нечто другое, чем повреждение мозга, блокирующее воспоминания в моём сознании, тогда это был единственный способ, чтобы помочь ему получить информацию, которую он хотел.
― Тогда введи мне наркотик. ― Потянувшись, я подставила ему свою руку, предоставляя вену, которая была нужна для того, чтобы ввести в организм наркотик. ― Если это поможет, тогда возьми то, что тебе нужно.
