— Нет, — признался тот.
— И все же вы оба приговорили бы трехлетнего ребенка к смерти из-за того, что сделали его родители. Всего лишь из-за крови, которая течет в его жилах. Хотя вы понятия не имеете, что он может или не может сделать!
— Скорее всего, он поступит так, как поступила кровь его манно, — глухо предположил Грим.
— А как насчет крови его матери? А как же манно Рисы, капитан Бусто? Он был капитаном Императорской гвардии! Он погиб, защищая Короля Раска! Он был достойным и благородным мужчиной. Уважаемый многими! Откуда вы знаете, что он не последует по этой линии родословной?
Никто не произнес ни слова.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, Эбби, но это не та ситуация, в которой я готов пойти тебе на встречу, — обратился к ней Янир. — Я — хозяин этого Дома. Он находится в моем Доме. И только от меня зависит, какое решение приму я.
— И если у нас будет потомство, принимать такие решения будешь только ты? — встрепенулась Эбби.
— Что? — Янир потрясенно посмотрел на нее.
— Ты собираешься забрать моих детей и отправить туда умирать, как ты хочешь это сделать с Брайсом?
— Конечно, нет! — тут же возразил Янир.
— Но это то, что ты сейчас сказал, Янир, и я не хочу рисковать, — парировала она в ответ на его слова.
— Эбби, наше потомство будет пригодным и достойным… — начал было он, бросив на нее растерянный взгляд.
— Откуда ты это можешь знать? Ты ничего не знаешь о крови, которая течет в моих жилах. Все, что заботило ваших людей, когда забирали нас с Земли, — это то, что мы были «незащищенными».
— Эбби, — послышался тихий голос Лизы. — О чем ты говоришь? Твои родители…
— Дэвид и Ронни Джеймисон были моими мамой и папой, они были людьми, которые вырастили меня, любили меня и учили отличать хорошее от плохого. Они были удивительными людьми, но ни одна капля их крови не течет по моим венам, — Эбби увидела шок на лице Лизы. — О нет! Кровь в моих жилах течет от Виктора и Вики Дэвис, двух самых больших подонков на Земле.
— Тебя удочерили, — прошептала Лиза.
— Да.
— Что такое… «удочерили»? — спросил Янир.
— То, что ни один достойный и пригодный торнианец никогда бы не сделал, — выплюнула Эбби ему в лицо. — Они приняли и полюбили ребенка, которого больше никто не хотел. Они не отослали этого ребенка умирать куда-то только из-за того, что имел оплошность родиться!
Янир вздрогнул от осуждения, которое увидел в глазах своей Эбби. В ее взгляде не было ни капли от той нежной заботливой женщины, которую он узнал и полюбил. И он хотел, чтобы она вернулась.
— Расскажи мне о них, Эбби, — с мольбой в голосе попросил Янир.
— Конечно, почему бы и нет? — ее уничижительная усмешка больно ранила сердце Янира. — Давай тебя просветим. Таким образом, никто не сможет обвинить тебя в том, что ты не хочешь иметь потомство от меня. Некоторые родословные должны прекращать свое существование, — Эбби посмотрела мимо Янира на портрет, которым так была восхищена. Она была так взволнована мыслью, что станет частью такой семьи, что сможет претендовать на родство с ними. Ей следовало бы быть осторожнее.
— Мое первое воспоминание — это тихие звуки, которые всегда окружали меня. Только позже я поняла, что они исходили от моей сестры. Она все время обнимала меня и напевала. Думаю, она делала это, чтобы я не плакала и не привлекала к себе внимания. Ты бы никогда не захотел привлекать внимание ни Вики, ни Виктора. Мы никогда не знали, что произойдет, если мы это сделаем. Это могла быть пощечина. Это мог быть удар. Если они были в очень хорошем настроении — они бы просто накричали на нас…
— Эбби… — по щекам Лизы потекли слезы, но Эбби не заметила этого, потому как погрузилась в прошлое.
— Я не знаю, сколько мне тогда было лет. Черт, я даже не знаю, сколько мне сейчас лет… мама выбрала дату и год… в любом случае они держали нас в этой крошечной комнате с заколоченным окном. Мы почти не знали, когда наступает день или ночь, но это не имело для нас никакого значения, мы знали только, что когда стемнеет, дверь откроется и они бросят нам что-нибудь поесть. Девчонка всегда заботилась о том, чтобы я получила свою порцию, — Эбби слегка улыбнулась при этом воспоминании. — Но так не происходило, когда начинались крики и вопли. Иногда раздавались странные звуки. Мы забивались в самый темный угол и ждали рассвета, потому что тогда снова становилось тихо.
— Девчонка? — голос Янира проник в воспоминания Эбби, и она сумела ответить.
— Так они ее называли. Она была Девчонкой. Я была Маленькой сучкой. Такова была наша жизнь, пока однажды вечером Виктор не пришел с другим мужчиной. Они схватили мою сестру. Я помню, как цеплялась за нее, крича, что не хочу оставаться в темноте одна. Виктор просто оторвал меня от нее и швырнул через всю комнату. С рассветом он привел ее обратно. Она не двигалась, просто лежала там, где он ее бросил. То, что на ней было, было порвано и покрыто чем-то липким. Больше она мне не напевала.
— Я не знаю, сколько раз они вытаскивали ее из этой комнаты, я не знаю, как часто, но однажды ночью стало очень громко, а потом стало очень тихо, и они не вернули ее обратно, и дверь больше никогда не открывалась.
— Что? — потрясенно спросила Лиза.
Эбби с удивлением посмотрела на экран и увидела, что Лиза стоит в объятиях Грима, а по ее щекам текут слезы.
— Дверь не открывалась. Еды больше не было. Они ушли.
— Они просто оставили тебя там? — голос Лизы был полон шока.
Эбби только пожала плечами.
— Я была для них никем. Просто кем-то за запертой дверью. С глаз долой, из сердца вон, верно? Разве не так обстоит дело с теми, кого вы отправляете на Геенну? — она посмотрела на Янира, который был бледен и выглядел так, словно кто-то только что ударил его. Ее взгляд вернулся к портрету, и она заставила себя продолжить.
— Я не помню, как выбила доски на окне, но, должно быть, все же я их выбила. Однажды ночью кто-то нашел меня бредущей по улице и отвез в больницу. Ронни Джеймисон была дежурной медсестрой в тот вечер. Я узнала об этом только много лет спустя, что она не отходила от меня в течение сорока восьми часов подряд. Она купала меня, ложилась рядом. Она расчесывала мне волосы и кормила меня. Она напевала мне… она была такой мягкой, так приятно пахла, она не кричала на меня, не била меня.
— Несколько недель спустя, когда они не смогли найти никаких записей о моем существовании, я наконец сказала ей свое имя. «Маленькая сучка». Это был единственный раз, когда я видела Ронни в ярости, но не на меня, а на мир. Она назвала меня Эбби, в честь своей матери, потому что знала, что я буду такой же красивой и заботливой, как и она, а потом назвала мне дату моего рождения. Ронни была единственным человеком в моей жизни, который думал, что я чего-то стою, что суть моих родителей не должна определять мою суть.
Сделав глубокий судорожный вдох, Эбби подвела итог.
— Итак, теперь вы все знаете всю грязную историю Эбби Джеймисон. Непригодная. Нежеланная. С испорченной родословной.
— Эбби… — начал было Янир.
Глядя на Янира, она ожидала увидеть в его глазах отвращение, такое же отвращение, какое было у него, когда он смотрел на Брайса. Вместо этого она увидела его стоящим на коленях у ее ног, с глазами полными слез.
— Что? Не волнуйся, Янир, тебе не нужно умолять меня уйти, чтобы не испортить твою достойную родословную, — она указала на портрет за его спиной. — Ты обречен на величие, Янир. Ты сделаешь в точности то, что потребовал Император, и сделаешь свой Дом таким же, каким он был когда-то. Это у тебя в крови.
— Богиня! Эбби, остановись, — Янир никогда в жизни не чувствовал себя более недостойным или непригодным, чем сейчас, когда слушал, как Эбби раскрывает свою тайну. Он думал, что в своей жизни пережил много унижений. Что его жестоко осуждали за то, в чем он не был виноват. Но это было ничто по сравнению с тем, что пережила его Эбби. Какой ужас она пережила и все же не позволила этому ожесточить себя, не позволила превратить ее в то, что пыталось уничтожить ее. Вместо этого она выбрала любовь, выбрала заботу, выбрала быть полной противоположностью тому, что говорила ее кровь.
