Сразу после заезда, Питилесс дал интервью, где он категорически отверг обвинение в умышленном столкновении. «На такой скорости, с которой мы с Доби неслись к финишу, – заявил он, – малейшая выбоина или неровность на дороге, мизерный скачок давления в гидросистеме машины мог привести к тому, что мой «Макларен» немного вильнул в сторону».

И буквально час назад стало известно, что техническая комиссия гонки полностью оправдала Питилесса. Что ж, комиссии, как говорится, виднее. От себя мы только добавим, что Питилесс вновь, вольно или невольно, оправдал свою “безжалостную” фамилию.

Также техническая комиссия сообщила, что если бы Добров, входя в этот последний для себя поворот, не отключил систему блокировки заноса, которая принудительно снижает скорость автомобиля до безопасной для данного поворота, то никакой трагедии не произошло бы. Почему он так сделал? Что заставило молодого мужчину, отца семейства (его жена, простите вдова, с трехмесячным сыном проживают в небольшом городке Славутич, недалеко от Киева) пойти на такой риск? Жажда очередной победы? Но у него и так их было предостаточно. Так что же?

Ответ элементарно прост – вторая жизнь. Известно, что трехкратный победитель гонок «Формула – 1» автоматически получает право на вторую жизнь. Добров побеждал уже дважды. Возраст у него для спорта был, что называется, критическим. Он, очевидно, посчитал, что это его последний шанс. Кроме того, победа Питилесса в этом заезде автоматически давала ему победу в общем зачете. Вот поэтому Добров и рискнул. Рискнул настоящей жизнью ради второй.

Что ж, теперь мы будем с нетерпением ждать решения Главного Компьютера, чтобы узнать, оправдан ли был риск Доби.

А пока на гоночном небосклоне засияла новая яркая звезда – двукратный победитель «Формулы-1» Джон Питилесс!

(Из экспресс-коммюнике журнала «Мотор ревю» от 5 мая 2161 года.)

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич, Киевской обл. За двадцать девять лет до описываемых событий. 6 мая 2161 года. Среда. 10.35 по киевскому времени.

– Почему они не известили меня? Почему? – седой мужчина закрыл ладонями лицо.

– Ваня, успокойся. Это трагическая случайность. Этого никто не мог предвидеть.

– Но почему они не сообщили мне? Ведь они должны были сделать это! Я бы дал кровь…Я бы…

– Иван, ты же читал отчет об этих родах. На момент принятия решения даже «Диагност» оценивал вероятность спасения Маши в три процента. А ты прекрасно знаешь, что «Диагност» всегда завышает вероятность. Врачи поступили абсолютно правильно. В противном случае, скорее всего, не было бы ни Маши, ни ее ребенка. Твоего ребенка. А связываться с тобой – уже не было времени.

– И что же мне теперь делать, Игорь? – мужчина медленно убрал ладони с лица и взглянул на своего лучшего друга, красными, тусклыми глазами.

– Жить, Ваня. Жить и воспитывать сына. Твоего ребенка. Ребенка Маши. Ребенка, который абсолютно ни в чем не виноват.

Иван Ковзан вновь закрыл ладонями лицо и застонал.

– Иван, соберись, – помолчав, продолжил его друг Игорь Переверзев. – Впереди у тебя и твоего сына еще очень длинная жизнь. И ты должен стать защитником и мудрым наставником для сына, а когда он подрастет, и его другом.

И вновь в комнате воцарилась тишина. Кукушка на старинных часах прокуковала одиннадцать раз.

– Скоро она окончательно умрет, – едва затихла кукушка, проговорил Иван Ковзан.

– Кто? – не понял Переверзев.

– Маша.

– Ваня…

– Не волнуйся, Игорь. Я с ума не сошел. С минуты на минуту мне должны позвонить и сообщить волю Главного Компьютера.

– А может он…

– Игорь, не надо утешать меня, – резко перебил друга Иван. – Ты же всё отлично понимаешь. – Маша была обыкновенным программистом и в свои тридцать лет, естественно, не заработала необходимых баллов для второй жизни.

Тягостную тишину в комнате прервал мелодичный звонок видеофона. Мужчины одновременно посмотрели на экран. На голубом фоне белым цветом выделялся стилизованный земной шар, окаймленный лавровым венком – символ Организации Объединенных Наций. Хозяин и гость переглянулись. В глазах Ивана Антоновича промелькнул страх.

– Ваня, рано или поздно ты узнаешь решение Совета Развития, – как можно мягче заговорил его друг. – Не изводи себя, Иван, включи видеофон.

Хозяин квартиры вздохнул и произнес хриплым голосом:

– Видеофон включись.

Тотчас незнакомый мужской голос произнес:

– Иван Антонович Ковзан?

– Да, – коротко ответил Иван, сжимая подлокотники кресла.

– Объявляем вам решение Совета Развития Организации Объединенных Наций, – небольшая пауза. – Исходя из анализа Жизненной Записи гражданки Объединенной Руси Марии Николаевны Ковзан, Совет Развития Организации Объединенных Наций постановляет: «Считать Жизненную Запись гражданки Объединенной Руси Марии Николаевны Ковзан не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь. – И вновь невыносимая пауза. – Совет Развития также выражает глубокое соболезнование вам, Иван Антонович, по поводу безвременной кончины вашей супруги», – экран телевизора погас.

– Ну вот и всё, Игорь. Большой электронный Бэби окончательно похоронил еще одну человеческую жизнь.

Игорь Переверзев молчал, придавленный.

«Боже, а ведь когда-нибудь и мне придется вот так, сидя в кресле, выслушать вердикт относительно себя. А если услышу «…не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь…» О, Господи!» – Переверзев перевел взгляд на своего друга.

Тот резко отвернулся скрывая слезы,:

– Игорь. Не надо утешать. К услышанному ничего не добавишь.

На долгое время в комнате воцарилась тишина. Часы пробили полдевятого.

– Тебе когда в Нью-Йорк? – уже спокойным голосом спросил Иван Ковзан.

– Через неделю.

И вновь длинная пауза под мерное цоканье часов.

– Не обидно будет подмахивать решения Большого Бэби?

– Окончательное решение остается за людьми. Для этого я туда и еду.

– Ладно, Игорь, извини. Черте-что говорю лучшему другу.

– Я понимаю.

– Давай помянем Машу. Я хочу отключиться, а то чувствую, что сойду с ума.

– Не надо, Ваня, – мягко возразил его друг. – Помянешь после похорон. А сейчас постарайся поговорить с ней. Она еще где-то недалеко. Вам есть, что сказать друг другу. – Он встал с кресла и подошел к сидящему Ивану. – А я пойду. Тебе сейчас лучше остаться одному…

Уже возле двери он остановился и сказал:

– Знаешь, на Руси был такой царь Петр. Его потом назвали Великим. Много чего он сделал – флот создавал, земли завоевывал, города строил… и людей тысячами губил на непосильных работах. Так вот между своими важными государственными делами пригрел он и воспитал одного мальчишку-негритенка, как тогда называли арапченка. Прошло более века, и у потомка этого арапа родился мальчик. Звали мальчика Александр Сергеевич Пушкин. Ваня, пути Господни неисповедимы. Кто знает, для каких великих дел создан твой сын. Теперь твой долг – растить сына, Ваня, воспитывать его.

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич, Киевской обл. За двадцать девять лет до описываемых событий. 6 мая 2161 года. Среда. 9.05 по киевскому времени.

В просторной комнате с огромным, во всю стену окном царил беспорядок. Слоны, зайцы, тигры, мартышки валялись на ярком пушистом ковре там, где их бросила детская рука. И среди этого нагромождения игрушечных зверей ползал человечек. Схватив мартышку или тигра, он недолго вертел их в руках, затем отбрасывал и полз к следующему зверю. Иногда он ставил кого-нибудь на лапы, внимательно разглядывал его, затем легким движением руки вновь валил на ковер, радостно смеясь. Звери не издавали ни звука, бессмысленно тараща неподвижные глаза. Шестимесячный человек еще неуверенно познавал себя и мир, играя в царя природы.

Неслышно в комнату вошла молодая, лет двадцати пяти женщина. Глубокие темные тени залегли под ее выразительными голубыми глазами. Уголки чувственных, упругих, четко очерченных губ опущены вниз. Пышные, цвета спелой пшеницы волосы завязаны в строгий, плотный узел. Она с тревогой посмотрела на настенные часы – без двух минут девять. Женщина нервно прошлась по комнате, подошла к стене. Ее взгляд остановился на большой цветной фотографии. На ней высокий сорокалетний мужчина широко улыбался, чуть прищурив глаза. Синий, с белыми полосками комбинезон плотно облегал его спортивную фигуру. Левой рукой он держал черный шлем, а правой обнимал за плечи стройную красивую женщину с грудным ребенком на руках. Женщина тоже улыбалась, а малыш безмятежно спал у мамы на руках.