– Понятия не имею, что ты…

– Да ладно тебе, Джеймс.

У меня было такое чувство, будто на мне слишком тесный галстук, который пережимает горло. Я закашлялся:

– Нет никакого желаниям говорить об этом.

Лидия смотрела на меня, качая головой. Уголки ее рта опустились, и она снова скрестила руки на груди. В этот момент она так походила на маму, что даже пришлось отвести взгляд. Я смотрел на полотенце, вытирая им руки, хотя они давно были сухими.

– Мне так хотелось бы тебе помочь. Вам.

Над этим я мог лишь горько посмеяться.

– Нет никаких нас, Лидия. И никогда не было. Я все испортил.

– Если ты ей объяснишь, – начала было Лидия, но я ее перебил:

– Она не желает слышать моих объяснений. И я не могу на нее за это обижаться.

Лидия вздохнула:

– Я все равно считаю, что у вас есть шанс. Лучше бы тебе завоевать ее прощение, чем изматывать себя нагрузками и предаваться жалости к самому себе.

Я вспомнил сообщение Руби:

Я не могу.

Разумеется, она не может. Я целовал другую девушку, и это непростительно. Я потерял Руби навсегда. И то, что Лидия явилась сюда и хочет убедить в обратном, убивает. Я хотел отключиться и отвлечься, но теперь это было уже невозможно. Медленно, но верно меня вновь начала наполнять злость. Злость на маму, злость на отца, злость на себя самого – и на весь мир.

– Тебе-то какое дело? – спросил я. Мои пальцы судорожно вцепились в махровую ткань полотенца.

– Вы для меня важны. Я не хочу видеть, как вы страдаете, черт возьми. Что, так трудно это понять?

– Руби не хочет моего возвращения, и я уж точно не стану ей навязываться. Тебе, кстати, тоже не следует этого делать. – Я встал и хотел пойти к беговым дорожкам, установленным перед большим панорамным окном, выходящим на заднюю часть нашего участка. Но мне не удалось уйти далеко: Лидия схватила меня за локоть. Я обернулся и с яростью сверкнул на нее глазами.

– Не смотри так злобно. Настанет время – и ты сам вернешься к себе, – фыркнула она, ткнув меня пальцем в грудь, – нельзя же, в конце концов, всех от себя отталкивать.

– Тебя я не отталкиваю, – процедил я сквозь зубы.

– Джеймс…

Я попытался напялить на себя маску «не приближаться», которая была моим вторым лицом в школе и на публичных мероприятиях с семьей. Но ведь передо мной стояла Лидия. От нее мне никогда не приходилось ничего скрывать, поэтому и сейчас из этого ничего не вышло. Я раздраженно отбросил полотенце в сторону.

– Что ты хочешь от меня услышать, Лидия? – бессильно спросил я.

– Что вместе мы это выдержим, ты и я. Как всегда. – Она сглотнула и слегка коснулась моей руки. – Но если ты не хочешь честно поговорить со мной и отстраняешься, это не сработает.

Я презрительно фыркнул:

– Ты делаешь вид, что можешь говорить со мной обо всем. Как будто ты самый откровенный человек из нас двоих. Но мне всегда приходится из тебя все выжимать силой. Про твою интрижку с Саттоном я бы никогда и не узнал, если бы тебя не застукали! – Я оттолкнул ее руку и холодно посмотрел ей в глаза. – То, что мама умерла, еще не значит, что мы с тобой должны объединиться в заговоре против всего остального мира. Не делай из нас того, чем мы никогда не были, Лидия.

Она вздрогнула и отшатнулась от меня. Больше не взглянув на нее, я отвернулся и на ходу вставил в уши наушники. Если сестра и скажет что-нибудь еще, я ее не услышу. Громкая гитарная тема перекрыла отвратительную действительность моего мира.

Руби

Даже после недельного молчания воспоминания о Джеймсе так реальны, что у меня такое чувство, будто все было только вчера. Я плохо сплю. Я стерла его фотографии из своего ноутбука – чтобы на следующий же день снова их скачать и водить пальцем по улыбающемуся рту Джеймса, как какая-нибудь психопатка. Вместе с тем я кажусь себе обманщицей, потому что сказала Лидии, что не хочу его вернуть, но вся моя сущность придерживается другого мнения.

Я тоскую по Джеймсу.

Это абсурдно.

Абсурдно и безумно.

И я готова отхлестать себя за это по щекам. Он разбил мое сердце, черт возьми. По тому, кто поступил так, я определенно не должна тосковать.

Рождество наступило и прошло, и впервые в жизни я не могла порадоваться этому празднику. Фильмы, которые мы смотрели, были глупыми, и песни, которые мы слушали, звучали все на один мотив. Хотя я знаю, что родители старались изо всех сил, приготовленная ими праздничная еда казалась мне пресной. И вдобавок ко всему родственники постоянно расспрашивали меня, отчего я такая подавленная и не связано ли это с мальчиком, который подарил мне на день рождения ту чудесную сумку. В какой-то момент я уже не могла это выдержать и забилась в свою комнату, почти не выходя к ним.

Когда наступил День святого Сильвестра, 31 декабря, я решила, что так дальше продолжаться не может. Хватит так убиваться, я по горло сыта этим. Я всегда была позитивным человеком, радующимся любому новому начинанию. Я отказываюсь соглашаться с тем, что Джеймс может лишить меня этой установки.

Итак, я побежала в душ, нарядилась в самую любимую одежду – клетчатую юбку и свободную блузку кремового цвета, прихватила новенький блокнот и спустилась вниз, твердо решив объявить Эмбер и родителям свои планы на новый год.

Но, спустившись в гостиную, я замерла.

– Что это вы здесь делаете? – ошеломленно спросила я.

Эмбер испуганно повернулась ко мне, как и Лин, которая как раз распределяла по стаканам разноцветные зонтички. Лидия занервничала, правда, лента серпантина в ее руке продолжила жить своей жизнью и раскручивалась самостоятельно. Мы молча наблюдали, как она осела на пол маленькой печальной кучкой.

Тут Эмбер встала передо мной, загораживая собой гостиную.

– Вот чего ты выползла из берлоги именно сейчас? – сердито спросила она. – Можно часы выставлять по твоим появлениям здесь, и вот, когда мы готовим для тебя сюрприз-девичник, ты вдруг объявилась. Это просто возмутительно, Руби!

Я растерянно переводила взгляд с одной подруги на другую. И по моему лицу расплылась широкая улыбка.

– Мы что, будем вместе праздновать Сильвестра? – осторожно спросила я.

Лин улыбнулась мне в ответ:

– Таков был план.

Когда это осознание дошло до меня, я крепко взяла Эмбер за локоть.

– Спасибо, – пробормотала я ей в плечо. – Я думаю, это как раз то, что сейчас нужно.

И то, что Эмбер это знала, лишний раз показало мне, что она понимает меня лучше, чем кто бы то ни было на свете.

– Я подумала, может, смогу сделать тебя чуть счастливее, – шепнула сестра.

Я кивнула. Впервые с тех пор, как произошла эта история с Джеймсом, я почувствовала искреннюю радость.

– Спасибо, – сказала я Лидии и Лин, по очереди обнимая их. – Я так рада.

После этого я помогала распускать оставшийся серпантин и рассыпать золотисто-розовое конфетти. Эмбер подключила к своему ноутбуку две древние приставки, купленные когда-то на блошином рынке, и, подыскивая между делом подходящий плей-лист, сообщила мне, как выглядит план на вечер. Она явно думала над этим и распланировала все до малейших деталей, за что я готова была еще раз кинуться к ней с благодарными объятиями. Но я сдержалась и вместо этого просто слушала ее, сидя на диване.

– Я подумала, что сначала было бы круто записать лучшие моменты за минувший год и зачитать их друг другу. После этого мы посмотрели бы кино (какое – это мы сейчас решим), и умяли бы гору попкорна, – она указала на гигантский тазик, стоящий на журнальном столике. Обычно папа использует его для многослойного салата, который всегда приносит на большие семейные встречи. Теперь он доверху был наполнен попкорном, маслянисто-сладкий аромат которого заполнял всю гостиную. У меня потекли слюнки.

– А потом мы съедим основное блюдо, – продолжала Эмбер. – Папа испек для нас пирог. Потом еще десерт – и вот мы, как я предполагаю, подбираемся к любимой части Руби.