– Да уж давненько, – усмехнулся я. И не соврал, между прочим: никогда – это тоже давно, только очень.

– Ну что – в ближайшие выходные к нам, – сказал он мне на прощание, – это дело нужно отметить.

Домой в тот день я добрался поздно, но на крыльях – как по состоянию души, так и по времени. Взлетев к себе на этаж, я вырвался из лифта и ринулся в коридор, чтобы побыстрее обрадовать Татьяну,… и замер на месте. Она стояла в коридоре, у нашей двери, спиной ко мне, приговаривая: «Ну, что Вы, Варвара Степановна, не расстраивайтесь! Вы же среди людей живете, вот и мы Вам с удовольствием поможем…» и слегка обнимая за плечи нашу въедливую соседку. За дрожащие плечи.

– Что случилось? – выдохнул я.

Они обе вздрогнули – Татьяна обернулась ко мне, старушка метнулась к своей двери и мгновенно скрылась за ней.

– Да ничего не случилось! – замахала руками Татьяна, и, улыбнувшись, спросила: – Ну что, привез?

Трудно догадаться, что я ответил? Правильно – ничего. Я натянул на нее сапоги и куртку, вытащил во двор – и мы полчаса крутились возле машины, рассматривая ее как изнутри, так и снаружи.

Налюбовавшись нашей красавицей, мы вернулись домой, поужинали (оказалось, что Татьяна меня ждала – я расчувствовался), я рассказал ей обо всех перипетиях этого сумасшедшего дня и о приглашении ее отца.

– Да, так что там с бабкой-то? – вспомнил вдруг я.

– Да говорю же – ничего, – опять отмахнулась Татьяна. – Просто встретились сегодня случайно, слово за слово – и выяснилось, что она – очень даже неплохой человек, только очень одинокий.

– М-да? – скептически протянул я. – Опять что-то недоговариваешь…

– Да ничего я не недоговариваю! – тут же вспыхнула Татьяна. – Просто поздно уже, спать пора – завтра же вставать рано. Потом расскажу.

– Ну, не так уж и рано – теперь, – мечтательно произнес я.

Возможность каждое утро оставаться лишние полчаса (а то и больше!) в постели навела меня на весьма интригующие мысли, и больше тем вечером мы ни о чем не говорили.

Весь следующий день я с упоением наслаждался новой жизнью. Утром мы встали, спокойно, с расстановкой позавтракали, не спеша собрались – и через двадцать минут Татьяна была на работе. Дорога к моим загородным клиентам также заняла в два раза меньше времени (я еще успел в лесу немного ноги размять) – так же, как и обратная, и перед тем как забирать Татьяну, я немного по городу покатался – и чтобы с ним освоиться, и просто для удовольствия.

После работы осмотр моей машины повторился, но на более детальном уровне. Тоша ощупал ее со всех сторон (разве что под нее не залез), закатывая глаза и засыпая меня техническими и финансовыми вопросами.

– А что это тебя деньги заинтересовали? – ухмыльнулся я.

– Куплю! – боднул воздух лбом Тоша. – Вот это – следующее, что я себе куплю! Надо же прикинуть, как это организовать.

– К нашим за помощью можешь не обращаться, – посоветовал я ему. – Велели на свои силы рассчитывать.

Тоша горестно вздохнул и, судя по выражению лица, принялся раздумывать, о каком повышении зарплаты говорить с Сан Санычем в самое ближайшее время.

Наконец, Татьяна с Галей объявили, что замерзли. Я не решился предлагать Гале с Тошей подвезти их – Галя стала бы потом настаивать, чтобы Тоша с нами уехал – по официальной версии он рядом с нами жил.

По дороге домой Татьяна сама вернулась ко вчерашней загадке.

– Я хотела с тобой о Варваре Степановне поговорить, – начала она, как только мы отъехали от офиса.

– Говори, – обрадовался я тому, что сейчас, похоже, раскроются все эти осточертевшие мне тайны.

– Дома, – решительно заявила она. – Не отвлекайся от дороги.

Я немного обиделся – опять не доверяет! – но в тот день ничто не могло вывести меня из отличного расположения духа.

Как мне тогда казалось.

После ужина я блаженно потянулся (от непривычного недостатка физических упражнений спина немного затекла) и широко повел рукой: – Рассказывай.

– Ты знаешь, – задумчиво начала Татьяна, – я вчера поняла, что она к нам приставала не из какой-то злости, а просто потому, что ей общаться не с кем. Мужа она уже несколько лет, как похоронила, сын тоже уехал – у него своя жизнь… А мы ведь с тобой знаем, как тяжело изо дня в день один на один с собой оставаться.

Вспомнив три года, в течение которых я в полном одиночестве бился над загадкой по имени Татьяна, я согласно кивнул.

– Вот я и подумала, – воодушевилась, похоже, она моей поддержкой, – нам ведь совсем нетрудно ей помочь, правда? В магазин для нее сходить, к чаю время от времени пригласить, чтобы ей было, с кем душу отвести…

Прикинув в уме, сколько у нас теперь появится свободного времени, я опять согласно кивнул.

– Ей ведь эти перепалки с нами тоже ничего хорошего не принесли, – продолжала тем временем Татьяна. – Кто-то… из соседей, наверное, доложил в социальную службу, что, мол, молодая пара издевается над старушкой. К ней на днях приходили, предлагали от ее имени в суд подать. Хотели, чтобы она заявление написала, обещали у соседей подписи собрать, что она – человек тихий и мирный. Даже сына собирались на заседание пригласить, чтобы подтвердил, что она и в семье никогда склочностью не отличалась. Он у нее в Испании работает, женился там недавно, обосновался прочно – куда ему ехать? А она сама этих судов панически боится, да и стыдно… Вот встретила меня вчера, прямо разрыдалась…

В голове у меня что-то клацнуло – и я резко выпрямился.

– В Испании? – негромко переспросил я, напряженно соображая. – Не по винной ли части?

– Да, по-моему, – удивленно отозвалась Татьяна. – Что-то с продовольствием. А ты откуда знаешь?

– Догадался, – ответил я, скрипнув зубами.

Вот знал же я, кожей чувствовал, что неспроста Марина к нашей жизни такой интерес проявила! У нее же ничего спроста не бывает! Мало ей уже расправы над тем, кто ее лично унизил? Аппетит появился, руки чешутся? Будет теперь и всем вокруг нас затрещины направо и налево раздавать? Даже бабке немощной? Ну, дай мне Бог до завтра дожить! Я ей руки-то укорочу… И никакой Стас не поможет! А если и он в курсе, то пусть ему тогда помогают все отцы-архангелы вместе взятые! А мне, по-моему, было велено со всем своими силами справляться…

Еще никогда в жизни я не ждал встречи с моими туристическими клиентами с таким яростным нетерпением.

Я не знаю, каким образом мне удалось скрыть его от Татьяны. Я не знаю, каким образом мне удалось провести эту беседу на следующий день в обычной открытой и располагающей атмосфере. Но когда после нее я направился прямо в кабинет Марины, об меня можно было спички зажигать. В самом прямом смысле слова.

Она встретила меня сияющей улыбкой.

– Ну, что – можно поздравлять?

– Можно, – ответил я, сдерживаясь из последних сил. – Спасибо. И, насколько я понимаю, тебя тоже?

– А-а, – понимающе кивнула она. – Ну, проходи, присаживайся.

– Не буду, – сквозь зубы ответил я. – Я зашел только для того, чтобы сказать тебе, чтобы ты немедленно прекратила в нашу жизнь вмешиваться!

– Странно, – ехидно заметила Марина, – а у меня сложилось впечатление, что в понедельник мое вмешательство весьма тебе кстати пришлось. Ты, по-моему, даже сам о нем попросил.

– Вот именно, – рявкнул я. – Попросил. И до сих пор тебе благодарен. Искренне. Но было бы хорошо, чтобы ты и впредь ждала, пока тебя попросят…

– Кто? – перебила она меня. – Ты меня попросишь? Или Татьяна? Ты, я вижу, совсем ее не знаешь. Она же никогда слова не скажет – будет молчать и терпеть, пока ее поедом едят.

– У Татьяны есть, кому ее защищать! – не выдержал я.

– Защищать? – прищурилась она. – Или хранить? Как произведение искусства в запасниках – чтобы стояло там в целости и сохранности и никому на глаза не попадалось, преступников не искушало?

– Мне виднее, как ее от неприятностей оградить, – буркнул я.

– А вот, похоже, нет, – отрезала Марина. – Это – наш с тобой давний спор. Нельзя человека под колпаком держать – его нужно на простор выпустить, но и показать при этом, как там от всяких ураганов обороняться.