– Так что там, кстати, за проблема была?
Ну вот, расслабилась одна, разулыбалась. Черт, до чего же врать-то надоело! Все, сегодня – в последний раз!
– Да у него контракт был … в другом городе. Нужно было пару раз в год уезжать туда, где-то на месяц. Но в этот раз он съездил только, чтобы разорвать его. И вернулся.
– М-да? – задумчиво протянула мать. – Стало быть, дело решительный оборот принимает?
Я вспомнила наши утренние дебаты по поводу того, дала ли я ему согласие или нет:
– Возможно.
– Возможно – это уже хорошо, – сказала она. – Так, когда вас в гости ждать?
– Что?
– Что – что? – тут же завелась она. – Познакомиться нам нужно поближе, если уж ты про возможно заговорила… В общем, нечего раздумывать – прямо на ближайшие выходные и приезжайте. В воскресенье, скажем…
– Мама, да подожди ты, – взмолилась я. – Про выходные мы еще не… Да мне с Анатолием посоветоваться сначала нужно!
– А вот это правильно! – В ее голосе зазвучала столь знакомая мне назидательность. – Если вы друг на друга серьезно смотрите, тогда как же – без совета-то. Вот ты с ним и посоветуйся и позвони мне завтра. И я пока с отцом поговорю. – Она повесила трубку.
Несколько мгновений я ошарашено смотрела на телефон, тряся головой. По-моему, меня опять начинают выдавать замуж. Вот только сейчас я совсем не против.
Вернувшись на кухню, я увидела, что он уже раскладывает картошку по тарелкам. Вытащив из холодильника овощи, масло и мясо, я сказала, как бы между прочим: – Слушай, родители на следующие выходные в гости зовут…
– Да? – сказал он, поворачиваясь ко мне и прищуриваясь. – Что, оказалось, что я на них не совсем уж такое плохое впечатление произвел?
– Если мы к ним поедем, – ответила я, пристально глядя ему прямо в глаза, – то мы поедем мириться, а не ссориться. Пока тебя не было…
– Да? – повторил он, но совсем другим тоном.
– Пока тебя не было, – продолжила я, делая вид, что не слышала его вопроса, – она мне звонила. И … она мне очень помогла. Очень неожиданно и поэтому очень … ощутимо. И потом – она сказала мне, что они больше не будут вмешиваться в мою жизнь.
– Да? – повторил он опять – опять другим тоном.
– Да, – на сей раз ответила я. – Так что давай поедем к ним знакомиться – по-настоящему. А если они вредничать начнут, – спохватилась я, сделавшись на мгновенье суеверной, – я сама с ними разбираться буду. Люди – мои, помнишь?
– Ну, здесь бы я предпочел разделение труда по гендерному принципу: ты с мамой разговаривай, а папу мне оставь. – Он одарил меня чарующей улыбкой.
Я похолодела. Если он отца окатит той же волной бьющей через край силы, как тех пьяных мальчишек во дворе, а отец ответит ему тем же? Это, что, нам с матерью цунами потом разгребать?
– Посмотрим, – уклончиво ответила я. До выходных я что-нибудь придумаю.
– А когда поедем-то? – оживленно поинтересовался он, явно предвкушая «гендерное общение».
– В воскресенье, – ответила я, внимательно наблюдая за ним.
– Отлично! – Он даже руки потер. – А в субботу что? Может, куда на природу выберемся?
На природу, говоришь? У меня мелькнула еще одна мысль… Что-то их столько за последние два дня намелькало – и все блестящие; явно мозг в аварийном режиме работает. Лишь бы только не сорвался – а то вот смеху будет: его исчезновение выдержала, а от его возвращения с ума сошла. Так, сегодня больше никаких обсуждений!
– А может, к Светке съездим? – небрежно бросила я. Вот пусть в субботу на моих девчонках пыл собьет, тогда в воскресенье у него меньше сил самоутверждаться будет. – Знаешь, за одни выходные со всеми визитами разделаемся. – Он молча смотрел на меня. – А то я уже давно обещала, что встретимся, да вот все как-то не получалось… – закончила я слегка нервно.
– Только к Свете? – вдруг спросил он.
Похоже, Марину он не очень рвется снова увидеть. Сейчас проверим…
– Ну, не знаю, может, и Марина сможет подъехать…
Он поморщился … и вдруг чихнул. Правда – не хочет. Я приободрилась.
– Так, что, я позвоню? Это – две минуты, – сказала я.
– А есть мы сегодня будем или как? – рявкнул он и опять чихнул.
Опять правда – есть хочется. Но это же быстро…
– Ты чай наливай, а я только узнаю, не возражает ли она, и – ровно через две минуты – вернусь, ладно?
Он буркнул что-то, и я сбежала из кухни.
Светка не возражала. Она не возражала с полным восторгом. Как от своего имени, так и от имени Марины. Она тут же заявила, что сама созвонится с Мариной, и они будут ждать нас в субботу – о времени договоримся чуть ближе к выходным.
Я вернулась на кухню ровно через две минуты (я по часам следила – вот же, до чего меня довел!) и метнулась к столу.
Отвоевав у него две встречи с близкими мне людьми, я не стала приставать к нему с предложением попробовать мясо. Ничего – у меня теперь вся жизнь впереди.
К концу ужина он поднял чашку с чаем.
– Слушай, так что с этим кодом делать? – спросил он меня с умиротворенно-влажным блеском в глазах.
А, то-то же! Вспомнил, наконец, кто у нас умеет проблемы решать, даже когда не знает, как их решать! Я прищурилась, думая, с какого предложения начинать…
Он опять чихнул.
Да я сама знаю, что это – чистейшая правда, что у меня воображение лучше, чем у него, работает! И вдруг я нахмурилась. С чего это он расчихался?
– Нет уж, – решительно заявила я, – хватит на сегодня разговоров. Сейчас тебе чаю горячего и быстро в кровать.
– Договорились, – быстро согласился он, и херувимчики в глазах его распрыгались просто в неприлично бурном ликовании.
Последнее, о чем я с облегчением подумала в тот день – следующая неделя будет, по всей видимости, существенно отличаться от предыдущей.
Глава 2. Заслуженная передышка
Не могу не признать, что у людей есть все же некоторое, определенное понятие о смысле жизни, раз уж в голове одного из них родилась мысль о том, что чем больше мы знаем, тем больше непознанного остается вокруг нас.
За долгие тысячелетия люди настолько сроднились с этой мыслью, что даже после перехода к нам и сопутствующей чистки памяти они умудрились протащить ее в нашу жизнь. Она зацепилась в их подсознании и там же и осталась, когда вышеупомянутое подсознание стало ангельским. И наши новички, делая первые шаги по открывшейся перед ними широкой дороге безграничных возможностей и со светлой улыбкой взирая в лучезарную вечность, испытывают лишь смутные подозрения, что сияющие горизонты слепят им глаза и мешают разглядеть многочисленные ответвления на райской дороге познания. Вот так и мне, во время первого, столь необычного этапа моего очередного пребывания на земле, пришлось раз за разом врезаться – прямо лбом, со всего размаха – в стены, скрывающие от широкой ангельской общественности все новые и новые откровения.
Для начала контрольная комиссия, отозвавшая меня с земли для дачи показаний по поводу моего несанкционированного перехода в видимость в присутствии вверенного мне человека, не только сочла мои действия проявлением похвальной инициативности и творческого подхода к своим обязанностям, но и предложила мне повышение по службе – для более рационального использования открывшихся во мне творческих способностей. Я вежливо отказался, настаивая на том, что глубоко присущее мне чувство долга требует доведения начатого мной дела до конца. Они не стали слишком долго спорить с моим чувством долга и вернули меня на землю, дав мне разрешение хранить Татьяну в видимом состоянии, а значит, занять определенное место в человеческом обществе. Чтобы место это оказалось достойным ангела, находящегося в длительной командировке, они даже снабдили меня почти всеми атрибутами человеческой жизни.
Вернувшись к Татьяне, первым делом я выпроводил ангела, подменявшего меня в мое отсутствие. Да-да, представьте себе – мне пришлось его выпроваживать! Как будто мое появление не было ясным и недвусмысленным знаком того, что для подмены нет больше оснований. У меня даже мелькнула мысль, что Татьяна и на него произвела неотразимое впечатление, но оказалось, что он всю неделю только то и делал, что отражал … ее партизанские вылазки. Уходя, он, правда, выразил надежду встретиться еще раз. Так я и не понял, что за этим стояло: то ли сражаться ему нравится со своими подопечными, то ли хочется ему на мирную Татьяну посмотреть. Вот издалека пусть и смотрит.
