Я не знаю, к кому обращалась с этими вопросами. Уж точно не к ангельскому начальству — им-то уж все равно, это я уже поняла. Мой ангел услышать меня не может, раз его от меня отстранили. Его заместитель… Честно говоря, я о нем даже забыла. Он тоже притих, никаких признаков своего присутствия не подавал — у меня уже два дня не возникало никаких неожиданных побуждений. И сейчас промолчал. Ну, конечно, душевные терзания ведь непосредственной угрозы для жизни не представляют — так чего суетиться и вмешиваться?

Я вернулась в офис и снова взялась за документы. Как я и предполагала, их хватило на час с небольшим. Чем же теперь заняться? Вчера в порыве благонравия я привела в порядок всю текущую работу. Можно, конечно, позвонить той женщине — узнать, доставили ли ей ее настенные украшения. Нет, лучше не надо. Я сейчас только вчерашнее впечатление испорчу.

Хорошо было бы, если бы я могла с кем-то поговорить. Но с кем? С кем я могу поговорить о своем ангеле? Кому я могу рассказать, как мне было интересно с ним, как он удивлял меня, пугал, смешил — я за много лет столько не смеялась, сколько за последние недели? Почему, когда кому-то нужно излить душу, я всегда оказываюсь в пределах досягаемости? Почему, когда поговорить нужно мне, и обратиться-то не к кому? Почему они там, наверху, так уверены, что я справлюсь сама? Почему они так уверены, что я должна и оставаться всю жизнь сама? Чем я хуже Франсуа? Почему ему оставили его Анабель…?

Вот с Франсуа я могла бы поговорить. Да почему же, черт побери, он сейчас не здесь? Опять та же история! Когда он решил, что со мной пора о высоких материях разговаривать, я же не отказалась; а теперь, когда я этого хочу, единственный человек, который может меня понять, и тот сбежал. Не звонить же ему по телефону с вопросами о порядке отзыва ангела-хранителя — да еще и в рабочее время. Электронное общение я сама отмела…

Хм… Ну и что, что отмела? Это когда было-то? В то время мы еще в таинственном тумане бродили, спотыкаясь и точки соприкосновения на ощупь выискивая. Теперь же я могу просто спросить его об Анабель. И хорошо, что в электронном виде, а не по телефону — хоть по-французски, хоть нет, мне придется спрашивать, а ему отвечать — в завуалированном виде; вряд ли это сойдет за деловой разговор.

Я послала ему сообщение по электронному пейджеру.

Франсуа, у меня есть к Вам несколько срочных вопросов, касающихся нашего последнего разговора. Дайте мне знать, если у Вас есть сейчас возможность ответить.

Он отозвался минут через двадцать.

Всегда к Вашим услугам, Танья. Что Вас интересует?

Я подумала, как сформулировать первый вопрос.

Сколько времени понадобилось Анабель, чтобы получить разрешение на свой нынешний стиль работы?

Он ответил почти мгновенно.

Три дня. У вас сейчас такая же проблема?

Такая же, но не совсем. Как же объяснить ему разницу?

Да, но Анатолий ведет переговоры уже четвертый день.

Ответ опять последовал очень быстро.

Это еще не очень долго. Что Вас беспокоит?

Я, наконец, сообразила, как сформулировать отличие нашей ситуации.

Дело в том, что его пригласили на эти переговоры.

На этот раз ответа мне пришлось ждать дольше.

Тогда они тем более могли затянуться…

Не успела я начать печатать свой следующий вопрос, как получила от него еще одно сообщение.

Я думаю, что Вам еще рано беспокоиться.

Хорошо ему говорить! Он-то всего три дня ждал, и потом — когда это было?

Вы не могли бы спросить Анабель о подводных камнях, которые ей встретились?

Затаив дыхание, я ждала ответа. Но он оказался таким, как я и предполагала — вспомнив уклончивость Анабель во время нашего последнего разговора.

Вряд ли. Она всегда отказывалась рассказывать подробности.

Я вздохнула. Возможно, ей самой не хотелось вспоминать об этом, а возможно, ей такое условие поставили. Кстати, об условиях…

А она не упоминала о каких-то выдвинутых ей условиях, из-за которых и затянулись переговоры?

Ему вновь потребовалось время, чтобы ответить.

Только о тех, которые приняла, поскольку они не показались ей невыполнимыми. И долго она над ними не раздумывала.

Опять «невыполнимые условия»! Мой ангел тоже говорил что-то о том, что ему могут предъявить такие условия, от которых у меня волосы дыбом встанут… Неужели от него потребовали нечто такое, на что он не смог согласиться? И вот — очень просто — все и решилось: ему выдвинули требования, он отказался их выполнять — дело закрыто.

Не добавил мне оптимизма разговор с Франсуа. Совсем не добавил. Наоборот — на фоне давнишнего и счастливого разрешения их с Анабель неприятностей мое нынешнее положение показалось мне еще мрачнее. Меня все глубже засасывало в болото безысходности.

На экране появилось еще одно сообщение Франсуа.

Танья, не отчаивайтесь. Анатолий произвел на нас очень хорошее впечатление. Мы думаем, что у него есть очень хорошие шансы закончить переговоры успешно. Вам нужно быть терпеливой. Держитесь.

Я ответила ему одним словом:

Спасибо.

Что мне было еще сказать ему? Я знаю, что нельзя поддаваться отчаянию, что нужно вооружиться терпением и верить в то, что выход найдется… Знать бы только, какой. И когда.

После работы, в ответ на вопросительный взгляд Гали, я торопливо пробормотала: — Сегодня не могу, Галя, очень спешу, — и сбежала из офиса.

Прямо домой я не поехала. Я просто не могла представить себе еще один тоскливый вечер в пустой квартире. Вспомнив свое недавнее намерение довести себя до полного изнеможения прежде чем вернуться домой, я отправилась бродить по улицам. Вот только… Это с ним я чувствовала себя в полной безопасности в самом темном закоулке, а сейчас в одиночку шататься без цели по вечерним улицам — так и до неприятностей недалеко.

Вдруг в голову мне пришла заманчивая мысль. Ведь мне совершенно необязательно бродить без цели — я могу двигаться по направлению к собственному дому. Только пешком. Если на маршрутке мне туда полчаса добираться, то на ногах где-то часа два и понадобится. Спешить вовсе ни к чему, главное — идти уверенно и целеустремленно, чтобы никому и в голову не пришло, что я стараюсь убить время. Дошли же мы с ним от автовокзала….

Подходя к дому, я уже еле переставляла ноги. В квартире я кое-как доковыляла до кухни, посмотрела на чайник… и, махнув на все рукой, пошаркала ногами в спальню.

В четверг я проснулась с ощущением смутной тревоги. Выключив будильник, я еще какое-то время лежала, пытаясь сообразить, что еще свалилось мне на голову. Да нет, вроде ничего такого вчера не произошло, скорее, какая-то важная мысль мелькнула, а я — в своей черной меланхолии — не обратила на нее должного внимания. Похоже, моему подсознанию вчерашних физических подвигов показалось недостаточно, и вместо того, чтобы отдыхать вместе с телом, оно всю ночь трудилось, анализируя мои мысли и действия за истекший день. И сейчас оно отчаянно взывало ко мне, требуя внимания к чему-то очень существенному…

Я еще раз глянула на будильник, рассеянно подумав: «Если прямо сейчас не встану, опоздаю». И вдруг резко села на кровати. Вот оно! Я уже начинаю опаздывать — и никакого импульса поторопиться. Никакой навязчивой мысли о том, чтобы подскочить и быстро собираться. Той мысли, которую всегда в подобной ситуации вбивал мне в голову мой ангел. И подсознание о чем-то важном намекает… А подсознание ли? Или этот ангел-заместитель считает, что какое-то вчерашнее событие важнее сегодняшнего своевременного прихода на работу? Или он к работе со мной относится, спустя рукава? Или…

Я встала и начала очень быстро собираться. Но без излишней суеты и бестолковых движений. Мне нужно было наверстать упущенное время, чтобы выиграть десять-пятнадцать минут до выхода. Я не выйду из дома, пока не проверю… От только что промелькнувшей мысли у меня все внутри оледенело. Что, если у меня вообще больше нет ангела-хранителя? Что, если я настолько не оправдала их ожидания, что они у меня не только моего ангела отобрали, но и его заместителя тоже? Что, если я их так разочаровала своими безудержными вспышками раздражения, что они решили предоставить мне еще одну жизнь — для самоусовершенствования? А буду ли я помнить о нем в следующей жизни? И даже если он найдет меня в ней (если ему это позволят, для начала!), сколько же мне еще этого ждать?