А вот с телефоном Анабель здорово придумала. Здорово было бы иметь возможность говорить с ней по душам время от времени… Вопрос, правда, где. На работе? Так что же мне — из офиса выходить? В транспорте? Ну, не ехать же мне в другой маршрутке! Дома? О, да — в ее квартире особенно не спрячешься… В общем, нечего завистью томиться — хорошо, что все случилось так, как случилось. По крайней мере, между нами ни единого слова неправды не было. Э… почти.

Вот-вот, подумал я, слушая продолжение ее рассказа. Ей пришлось врать ему на каждом шагу. И не просто врать — а с выгодой для себя. Скажите, пожалуйста, какой целомудренной недотрогой она ему, должно быть, представлялась. А на самом деле, это еще вопрос: кто кого соблазнял. Она же перед ним самую заманчивую цель поставила: догнать вечно ускользающую и мало кому доступную добычу. Покажите мне мужчину, у которого при таких условиях натура охотника не взыграет.

А сама при этом изображала из себя девственно-белоснежную лилию, безмятежно покоящуюся в центре темного бездонного озера. Что-то она мне — чем дальше, тем больше — Марину напоминает. Тоже вот так приманивает роскошными формами и волшебным ароматом, чтобы потом — хлоп! — и проглотить мошку. И опять застыть в непоколебимом покое — ее переваривая и ожидая следующую.

С ума сойти, даже не краснеет, говоря о том, что ей хотелось посмотреть, как он будет соблазнять ее! Покраснела Татьяна. Могу себе представить, как ей неприятно присутствовать при этом разговоре. Эту Анабель послушать, так все женщины только того и ждут, чтобы их совращать начали… А может, ждут? И Татьяна тоже? Да нет, быть такого не может! Она ведь при малейшем движении с моей стороны сразу же отбиваться начинает. Она у меня не тигрица-хищница — ее осторожно приручать нужно, терпением и лаской.

Франсуа предложил ей выйти за него замуж. Я по инерции ткнул вилкой в тарелку и обнаружил, что она пуста. Когда я успел все это съесть, и что там вообще было, на этой тарелке? Я аккуратно положил вилку на стол, стараясь не выдать глухую тоску, которая сдавила мне сердце. Хотел бы и я предложить Татьяне… Как они, черт бы их побрал, раздобыли документы? Я еще после того случая с билетами в кино понял, что просить у ангелов-снабжателей что-то материальное — пустое дело. Иначе я бы давно уже у них паспорт попросил — заодно бы и узнал, где у отцов-архангелов границы терпения расположены.

Похоже, сейчас мы перейдем к поистине полезной части ее истории. Я даже чуть вперед наклонился, чтобы не пропустить ни единого из дальнейших слов. И вдруг заметил, что Анабель пододвинула к себе тарелку, взяла в руки нож и вилку и принялась резать… кусок мяса. Она ест мясо? Она — ангел! — поглощает плоть невинно убиенных животных?! Меня чуть не стошнило.

Слава Богу, рассказ продолжил Франсуа. Что дало мне возможность перевести взгляд на него и оторваться от созерцания этой ужасной картины. Когда он рассказал о том, как воспринял правду о сущности своей Анабель, на меня опять накатила волна неловкости. По-моему, во время нашего первого разговора орал, в основном, я. Не все время, правда, да и Татьяна один раз (кажется, один) голос повысила, но в целом она повела себя намного достойнее как его, так и меня. Какие же они все-таки разные, люди! Хотя, нет, было и кое-что общее: ей тоже тогда захотелось выпить. Кофе. Посреди ночи. Интересно — у них шок жаждой, что ли, сопровождается?

Чтобы доказать ему свою правоту, Анабель поступила куда смелее меня. Она перешла в невидимость и заговорила с ним прямо оттуда. Я бы на такое не решился. Мне казалось тогда, что как только я исчезну, Татьяна тут же вздохнет с облегчением. Не говоря уже о том, что меня немедленно оттуда выдернут. М-да. Получается, я тогда не о ней думал, а о своем желании оставаться рядом с ней как можно дольше. Ну и чем я лучше Анабель? Я даже хуже — она, по крайней мере, показала своему французу, что он ей не безразличен. А я…? Да я же тем только все это время и занимаюсь! А может, просто лучше ей об этом просто сказать? Она ведь тоже мои мысли читать не умеет…

— … тогда я решила обратиться к нашему совету с просьбой позволить мне продолжить работу в образе человека, — донеслись до меня слова Анабель.

Все покаянные размышления на полном скаку рухнули куда-то в бездонную пропасть, оставив у меня в голове звенящую пустоту.

Она решила. И наверняка обратилась. И, судя по тому, что она сидит сейчас здесь, с нами, на земле…

— И Вам это позволили? — резко выдохнул я.

Из всех ее последующих слов я услышал только самое главное: «В конечном итоге, да» и едва дождался, пока она замолчит, чтобы не перебить ее, как последний невежа.

— Как Вы это сделали?

— Я рассказала им, что Франсуа уже знает о моем существовании, — (хм, разумно — лишила их главного аргумента), — что в видимом состоянии я могу работать намного эффективнее, — (это я тоже готов доказать!), — и попросила сделать для меня исключение из наших правил. — (Обратиться к ним со скромной просьбой — блестящая идея!). — И тогда я узнала, что… — Я вдруг почувствовал, что она на ходу изменила то, что собиралась сказать, — что это возможно.

Я подозрительно прищурился.

— И они вот так сразу согласились? — Если она сейчас скажет, что у них просто не было другого выхода…

Она качнула головой, смерив меня насмешливым взглядом. Конечно, нет. Не могли они так легко согласиться. Они послали наблюдателя на землю? Очень правдоподобно — разумеется, они должны были проверить ее слова. Так же, как и то, что ей пришлось приложить много усилий, чтобы убедить их. Хм…

Но окончательно убедили меня ее последующие слова. Она даже чуть вперед наклонилась, вперившись в меня своим цепким взглядом. Она сказала, что не хочет посвящать меня во все подробности своего разговора с отцами-архангелами, поскольку уверена, что их подход к каждому такому случаю — уникален. И добавила, что они с Франсуа пригласили нас с Татьяной в этот ресторан, чтобы показать нам, что у нас есть выход из этого тупика — и не просто куда-нибудь, а в долгую и светлую жизнь, где не нужно будет врать, изворачиваться и прятаться.

Пока я из комка в горле пытался выдернуть хоть какие-то слова, Татьяна опять выскочила вперед! Мало того, что она отняла у меня право от всей души поблагодарить их, так она еще и сказала, что мы — мы! — попытаемся воспользоваться их советом. И после этого повернулась ко мне с невинным видом, словно ей мое одобрение вдруг потребовалось!

Этого я уже стерпеть не мог. Она хоть что-нибудь может мне доверить — без подготовки и контроля? Она, похоже, уже и в отношениях с отцами-архангелами тыл мне организовывать собралась! Я же ей не показываю, как посуду мыть!

Глядя на нее, я сдержанно произнес, что согласия на свое пребывание на земле в образе человека я добьюсь сам, а ей придется меня немного подождать. После этого, правда, я не удержался и ехидно поинтересовался, не очень ли ее разозлит отсутствие мальчика для битья.

Похоже, поняла. Надулась и буркнула: — Если немного, тогда не очень.

Ха! Она сказала это вслух, в присутствии двух свидетелей! Теперь можно надеяться, что она не станет руками размахивать, когда я вернусь. Хм, а ведь она и сейчас, на людях, вырываться не будет… Рассмеявшись в предвкушении того, что можно безнаказанно дать волю рукам, я обнял ее за плечи и привлек к себе. Точно, не вырывается! Так, когда там француз в следующий раз приезжает? А еще лучше, с Анабель?

Вот, помянул нечистого! Он вдруг заторопился в гостиницу, и, прищурив с вызовом левый глаз, поинтересовался, не решусь ли я выпить с ним глоток вина. И не просто на прощанье — а за успех в том большом деле, путь к которому они мне только что открыли. Анабель уже держала в руках бокал. Ах, они мне вызов бросить вздумали?

Я протянул руку за бокалом и небрежно бросил, что с ним готов выпить что угодно. И вдруг понял, что говорю совершенно искренне. Я старательно выбросил из головы даже малейший намек на насмешку и раздражение и продолжил, глядя ему прямо в глаза: — Я хочу добавить к словам Татьяны, что буду всегда — Анабель знает, что значит для нас это слово — благодарен вам обоим. Теперь я знаю, что человек может любить ангела, а ангел может сделать своего человека счастливым.