Но я не успела и рта раскрыть. Он повернулся ко мне и уставился на меня глазами, из которых прямо-таки била холодная решимость — по мне, естественно.

— Татьяна, помнишь, мы говорили, что мне придется ненадолго покинуть тебя? Ты помнишь, зачем? Вот сейчас как раз самое лучшее для этого время.

— Ненадолго? — уцепилась я за единственное обнадеживающее слово. — Они сказали тебе, что это ненадолго?

— Нет, — поколебавшись немного, ответил он. — Я не знаю, сколько это займет времени. Я думаю, этого сейчас никто не знает. Но я хочу, чтобы ты сейчас запомнила только одно: я с тобой не прощаюсь. И не вздумай вытворять какие-нибудь глупости — в мое отсутствие за тобой присмотрят.

— Кто это еще за мной присмотрит? — спросила я свистящим шепотом.

— Неважно, — поморщился он. — Запомни: я не прощаюсь с тобой. Я разыщу тебя.

У меня в голове молнией пронеслись наши разговоры о потере памяти. Я похолодела.

— Где разыщешь? Когда разыщешь?

— Я разыщу тебя там, где ты будешь — где бы ты ни была. Так что, пожалуйста, не усложняй мне жизнь, не сбегай никуда — он через силу улыбнулся. — Хорошо?

— Нет, не хорошо! — Я отчаянно замотала головой. — Совсем не хорошо…

— Татьяна…, - закатил он глаза.

И исчез.

Глава 22. Совет и приглашение

Приветствие Анабель подействовало на мои рефлексы, как удар кнута: они взвились на дыбы и, закусив удила, помчались вскачь. Я почувствовал, что теряю видимость.

Спустя мгновенье в гриву рефлексам вцепилось самолюбие, изо всех сил старающееся взять их под контроль и не допустить публичного позора. Это что же — неожиданно столкнувшись с коллегой-ангелом, я сразу же в кусты метнусь? И оставлю Татьяну с ними разбираться? Да не будет этого! Тем более, что я сам согласился на их коварное — как выяснилось — приглашение.

Вспотев от напряжения, я решительно отказался исчезать из видимого мира. Вместо этого я впился глазами в лицо Анабель, мысленно заставляя ее смотреть на меня — и прикладывая все возможные усилия, чтобы ей было, на что смотреть. Через несколько секунд я почувствовал, как пальцы Татьяны обхватили мою руку и крепко сжали ее. Так, значит, рука, по крайней мере, на месте. Но смотреть туда я на всякий случай не стал — чтобы не упасть духом. Я лишь пожал в ответ ее пальцы, чтобы подбодрить ее: не волнуйся, мол, никуда я не сбегу.

Судя по ее дальнейшей реакции, она правильно поняла мое движение. Вскинув подбородок и все так же крепко держась за мою руку, она яростно прошипела: — Что Вам от нас нужно?

В ответ Анабель вдруг рассмеялась и сказала, извинившись за прямоту, что всего лишь хотела сразу перейти к делу. Не знаю, что она там хотела, но все хождения вокруг да около она действительно пресекла в корне.

В голове у меня роились профессиональные вопросы. Как они меня раскусили? Ну, понятно, француз заметил в моих действиях нечто, неестественное для человека — но что именно? И почему она пошла на контакт со мной именно сейчас? Было в этом приглашении нечто странное. С одной стороны, она устроила так, чтобы мы встретились в общественном месте, в котором мне будет намного труднее исчезнуть, не привлекая к себе внимание. С другой стороны, она мне показалась, да еще и в присутствии двух посвященных людей… Даже если ей удалось каким-то образом привлечь к сотрудничеству француза (кстати, как и зачем?), Татьяну-то зачем в это дело втягивать? Или они решили ей наглядный урок преподать: вот, мол, что происходит с теми, кто ангельские тайны разглашает?

Пока я размышлял, Татьяна опять ринулась в бой. Она решительно поинтересовалась, к какому делу мы должны переходить, в ответ на что француз пригласил нас пройти к столу.

Татьяна резко замотала головой, явно вознамерившись получить ответы на свои вопросы и тут же удалиться, но я остановил ее. В голову мне вдруг пришла очень странная мысль.

Приходя в себя от потрясения, я не сразу заметил, как естественно держится Анабель в видимом состоянии. И не просто в видимом состоянии, а рядом с Франсуа. Словно далеко не в первый раз оказалась она с ним в ресторане — не рядом с ним, а вместе с ним. И потом, она сюда прилетела (то ли действительно вчера, то ли раньше, вместе с ним — он ведь и соврать мог про вчерашний аэропорт) — и наверняка вполне легально. Если мы в обычном транспорте материализуемся, чтобы избежать ненужных осложнений, то не стала же она на борт самолета невидимкой пробираться.

Отсюда следовало несколько выводов: она весьма немалую часть времени проводит в видимом состоянии, Франсуа знает о ней, и у нее есть документы. А вот это уже интересно. Официального представителя ко мне бы напрямую послали, а не заставляли бы обычного ангела самолетом ко мне лететь. Но лучше, наверно, этот момент сразу прояснить.

— Вы пригласили меня для официального разговора? — спросил я Анабель, готовясь — в любом случае — выпытать из нее все, что успею.

Она переглянулась со своим французом (тот радостно закивал головой, словно говоря: «А я тебе что говорил?») и жизнерадостно сообщила мне, что для официального разговора не стала бы меня приглашать на встречу. Ну, что ж, в этом она, пожалуй, права. Нет, на официальные встречи у нас тоже приглашают, но если такое приглашение исходит от отцов-архангелов, возможность отказа никому даже в голову не приходит. Иначе за приглашением поступит приказ. В сопровождении нескольких ангелов — блюстителей порядка.

Француз снова позвал нас к столу. Ну и ладно. Если ей поговорить со мной вздумалось, то у меня тоже найдется, о чем спросить ее в неофициальной беседе. Я пошел к столу, не отпуская Татьяну от себя ни на шаг.

Француз, не краснея, сообщил нам, что уже сделал заказ — он, понимаете ли, уже успел изучить наши вкусы. Я уже открыл было рот, чтобы без обиняков сказать ему, что я сам еще не успел узнать все вкусы Татьяны, но Анабель вдруг поинтересовалась, действительно ли я веду вегетарианский образ жизни. И назвала меня при этом Ангелом.

Неожиданно для себя я вскипел. Чего, сам не знаю. Я ведь никогда ничего не имел против нашего обычного ангельского обращения. Наоборот, оно мне всегда каким-то символом братства казалось. Но ведь сейчас мы на земле встретились, на которой у меня уже есть свое личное имя — которое, между прочим, пришлось мне весьма по вкусу. Так я и сказал Анабель. И попросил ее не уделять чрезмерного внимания моим вкусам, а вернуться к цели этой встречи.

Понимающе покачивая головой в такт моим словам и снисходительно улыбаясь, она огорошила меня во второй раз. Они пригласили нас на эту встречу, чтобы поговорить и попытаться помочь нам.

Чем они могут нам помочь? В чем? Или это тоже из разряда той помощи, от которой не принято отказываться? Решили, к примеру, отцы-архангелы помочь мне вернуться на путь истинный. Не скажу же я, что им оттуда, сверху, ямы и ухабы на этом пути не видны, поэтому мне лучше знать, когда я с этого пути сбился, а когда — просто весеннюю промоину стороной обхожу.

Она тут же отметила, что они намерены помочь нам, а не мне. Опытом своим поделиться. И небрежно добавила, что, если нам советы их не интересны, то нам достаточно всего лишь сказать им об этом.

Я растерялся. Значит, она предлагает мне помощь, от которой я могу отказаться? Как-то это все слишком привлекательно, чтобы оказаться правдой. Но в голове у меня все настойчивее звучал вопрос: «Как она сюда прилетела?». Откуда она взяла документы? Меня уже давно этот вопрос мучил. Татьяна ведь рядом со мной оказалась словно привязанной к этому городу. Мы даже по стране или, скажем, к морю поехать не можем — в любой гостинице паспорт нужен. Я уже вошел во вкус видимой жизни — и прятаться больше не хочу. А тут еще на горизонте встреча с ее родителями замаячила — с них станется прямо в лоб паспорт у меня потребовать…

Ну, хорошо, нам помощь не помешала бы — согласен. Но с чего это на Анабель такая любовь к ближнему снизошла? На земле-то? Здесь у нас — у каждого — свое дело; нам вон даже общаться не позволено, чтобы от дела этого не отвлекаться.