Она пулей пронеслась мимо отдела с костюмами (у меня чуть от души отлегло) и замерла возле рубашек. Я мысленно фыркнул. Может, я и не знаю, что хочу, зато я точно знаю, чего не хочу. Рубашки, например. В целом, я уже освоил эти пуговицы на неизменно выдаваемой мне рубашке, но добровольно их покупать я не буду. Я, правда, окинул их взглядом, и представшая моему взору цветовая гамма меня порадовала. Воспрянув духом, я отправился к свитерам — за своей мечтой.
Я проходил мимо одной полки за другой, все более раздражаясь. Ничего, даже отдаленно напоминающее розовый цвет. Дойдя до конца отдела, я круто развернулся и пошел назад, вглядываясь во всевозможные свитера и гольфы еще внимательнее — может, пропустил то, что нужно? Татьяна догнала меня с совершенно убитым видом и робко спросила: — Тебе, что, ничего не нравится?
Я ворчливо ответил вопросом на вопрос: — Почему мужская одежда — таких мрачных тонов?
— Мрачных? — задохнулась она, схватила меня за руку и начала подталкивать поближе к полкам.
Ну и кто кого после этого заставляет принять свою точку зрения?
Я осторожно взял ее под руку и мягко увлек в сторону рубашек. Вот так — совершенно необязательно вцепляться в руку, словно клещами! Не останавливаясь, чтобы она не схватила какую-нибудь вешалку и не впихнула ее мне в руки, я прошел в самый конец отдела — туда, где глаз радовался ярким, сочным краскам. Указав ей на симпатичную рубашку с неброским геометрическим узором и короткими рукавами (не совсем то, конечно, но для примера сгодится), я возмущенно рявкнул: — Почему таких свитеров нет?
Ее реакция меня смутила. Глянув на меня с откровеннейшим ужасом, она переспросила, запинаясь: — Ты хочешь розовый свитер?
Я вежливо попросил ее объяснить, что в этом дурного. Осторожно подбирая слова, она объяснила, что мужчины носят одежду неброских тонов, чтобы отличаться от женщин (хм, можно подумать, что в этой розовой рубашке меня кто-то за женщину примет!) и не привлекать к себе внимание. Последний аргумент показался мне серьезным.
— Но что же делать, если эти неброские цвета мне не нравятся? — в отчаянии спросил я.
Она взяла меня под руку, прижалась к ней и заворковала, что я, мол, ничего толком и не рассмотрел; нужно вернуться и пройтись по отделу трикотажа (это свитера, что ли?), не спеша, внимательно все разглядывая. И поинтересовалась, какие цвета я предпочитаю. Вот знает же, чем меня отвлечь! Я буркнул: — Ничего синего, серого и голубого.
Она продолжила еще настойчивее: — Тогда давай попробуем что-нибудь в бежево-коричневых тонах, они — теплые и уютные. И может быть, еще цвет хаки тебе пойдет…
Что такое цвет хаки, я не понял, но название мне почему-то не понравилось. Если для этого цвета специальное название придумывать пришлось, значит, это — какая-то смесь несуразная. И если я сейчас не возьму инициативу в свои руки, она заставит меня мерить все подряд — пойдем путем проб и ошибок, так сказать.
И тут меня осенило. Ведь когда мне нужны деньги, они у меня появляются, причем именно нужная сумма; когда мне нужно следить за временем, я просто знаю, который час; когда мне нужно было спасать свою жизнь в душе, тело подсказало мне, что делать. Может, этот закон надобности и сейчас сработает? Я прислушался к себе: а не тянет ли меня в какое-то совершенно конкретное место, где находится именно нужная мне одежда?
И действительно, потянуло. Меня вдруг потянуло не к свитерам, а к костюмам. И прямо у входа голова моя сама повернулась налево, а глаза сами нашли нечто симпатичного цвета, который напомнил мне крупинки, которые покрывали тот незабвенный кусочек торта. О! Я ринулся в ту сторону. И замер в полном недоумении. Таких костюмов там висело шесть! И с виду они ничем не отличались. Почему тогда шесть? Я озадаченно глянул на Татьяну. Прищурившись и выпятив губы, она окидывала меня с головы до ног оценивающим взглядом.
Да что же это такое? Мне, значит, уже и мерить ничего не нужно — она и так, на глаз, определит, что мне подходит? Но тут она сообщила мне о размерах и — с явной неуверенностью в голосе — сказала, какой размер у меня. Я взял выбранный ею костюм и тут же — по наитию — схватил чуть больший и чуть меньший. Если их все мерить придется, так хоть бегать туда-сюда не буду.
Ха! А с размером-то она ошиблась! Мне подошел костюм большего размера. Что-то мелковат я в ее глазах оказался, подумал я с добродушной насмешкой. Ближайшее будущее определенно посветлело. Мы оставили выбранный мной костюм у кассы — Татьяна сказала что-то вроде: «Мы сейчас вернемся» — и я вновь замер на мгновенье, прислушиваясь к себе. Отлично, к свитерам потянуло.
Оказалось, что не совсем к свитерам. Когда я медленно шел вдоль полок, глаза мои сами нашли три гольфа — те словно светиться начали среди своих собратьев. Наверно, мой мозг мгновенно сопоставил имеющиеся там цвета с уже выбранным костюмом и нашел оптимальное сочетание. Не знаю. Могу только сказать, что я выбрал их, не задумываясь — все остальное я просто не видел. И даже примерять не стал — размер-то свой я уже знал.
О, опять к костюмам потянуло. Я что, что-то пропустил? Или какая-то новая надобность появилась? Я развернулся к выходу, но Татьяна вцепилась в меня мертвой хваткой. Мне нужен свитер, сказала она, поскольку на улице еще холодно. Нужно отдать ей должное, она права. Я повернулся к полкам со взбесившими меня совсем недавно свитерами. И… тут же увидел его. Глубокий зеленый цвет, цвет молодой хвои, подчеркнутый белыми и черными ромбами на груди. Было в этом сочетании что-то от зимнего леса, и мне сразу же захотелось надеть этот свитер. Беру! Но ноги уже несли меня назад, к костюмам.
Когда мы в очередной раз проносились мимо рубашек, Татьяна потянула меня за рукав и спросила с надеждой в голосе: — Может, все-таки зайдем сюда?
Я решительно отказался. Она, разумеется, захотела узнать, почему. Не рассказывать же ей, что у меня пальцы в этих пуговицах и петлях запутываются! В конце концов, кому мы одежду покупаем? Если мне, значит, мое слово — последнее. Так я ей и сказал: — Не хочу, не нравятся они мне.
Ноги привели меня к брюкам. К отдельным брюкам, без пиджаков. Почему-то. Наверно, их носят со свитером. И я тут же понял, почему в глаза мне бросились именно эти. Они были какого-то неопределенного цвета — зеленовато-коричневого, что ли — и тоже мгновенно увязались в моем сознании с природой, с покрытой травой землей. А, вот оно что! Это они к моему свитеру в компанию просятся. Ладно, возьмем — пожалуй, даже две пары.
Татьяна вдруг расхохоталась. Я медленно повернулся к ней, намереваясь спросить ее — вежливо — что вызвало у нее столь бурный приступ веселья. Но она уже примирительно подняла обе руки и объяснила, что вот это как раз и есть цвет хаки.
— Могла бы и сразу по-человечески объяснить, — буркнул я.
Она все не унималась. Бросив на меня умильный взгляд, она сказала: — Может, все-таки примеришь обычный костюм, раз уж мы опять сюда пришли? — Для пробы я переступил с ноги на ногу. Вроде никуда больше не тянет. Потому, что мне больше ничего не нужно, или потому, что то, что мне нужно, находится именно здесь? Я медленно пошел вдоль рядов с вешалками. И буквально через несколько шагов в глаза мне бросилась узкая полоска чего-то, отливающего блеском благородной стали — словно ее прожектором высветили. Костюм этот висел косо, как будто спрятавшись между другими и выставив напоказ лишь часть одного плеча — и то у стены. Если бы я не всматривался, я бы его и не заметил. Подойдя поближе, я увидел, что он был там один. С трудом вытащив его из тускло-серого океана, я окинул его оценивающим взглядом. Хм. Вот такой костюм я, пожалуй, надел бы. Или хотя бы примерил. А размер? Вот это да — и размер мой! Точно нужно примерить.
Татьяна прервала мои размышления возмущенным: — Ты же не хотел серый!
— Так это же не серый! — возмутился я в ответ. Значит, брюки для нее — цвета хаки, а не зеленовато-коричневые, а если костюмы, так все — на одно лицо, серые! Поведя большим пальцем руки, держащей вешалку, в сторону унылой серости, громоздящейся направо и налево от нас, я буркнул: — Вот эти — серые.
