Открыв дверь, на которой был изображен человечек просто с двумя ногами, я обнаружил за ней довольно большое пространство с множеством раковин. Ну понятно: если сюда заходят все, кто в брюках, комната эта и должна быть большой — я уже давно обратил внимание, какое количество женщин постоянно носит брюки. Соседняя комната, наверно, существенно поменьше. Нужно будет у Татьяны спросить. Но, если я прямо посреди этой комнаты исчезну, и кто-то в этот момент войдет? М-да. Я огляделся повнимательнее. В конце комнаты я заметил несколько дверей. Подойдя к ним, я чуть не завопил от восторга. То, что нужно! У Татьяны такая напольная раковина тоже в отдельной комнатке стоит. Там-то я и спрятался для перехода в невидимое состояние — и обратно. Так теперь умножить ту сумму, что я заказал перед первым походом в кафе, на три…
Я возвращался в обеденный зал, чрезвычайно гордый собой. Я мысленно отметил, что наличие вот таких помещений для мытья рук существенно упрощает мне решение любых финансовых затруднений. Нужно только как следует с этими рисунками разобраться.
Но, когда я подошел к нашему столику, воодушевление мое тут же улетучилось. Десерт стоял на нем нетронутым! Все три тарелки. С вызовом глянув на Татьяну, я сел и взялся за свой кофе — чуть пододвинув к ней свою тарелку. Она сделала вид, что только меня и дожидалась, и предложила перейти к десерту. Я уже хорошо знал то выражение, которое появилось в тот момент у нее на лице: солнце может потухнуть, а земля сойти с орбиты — но она доведет начатое дело до конца. Я в отчаянии схватился за свою тарелку, ища хоть какой-то способ увильнуть от этой пытки. Взявшись за ложку, я закрыл глаза, примериваясь, как бы случайно столкнуть эту тарелку со стола. В уме я перебирал мысли, которые наиболее доходчиво выражали мое отношение к гастрономическим излишествам (и которыми я непременно поделюсь с Татьяной дома!), когда почувствовал на себе чей-то взгляд. Открыв глаза, я наткнулся на взгляд Франсуа.
Он смотрел на меня, затаив дыхание — словно на тарелке передо мной лежала некая неведомая субстанция, отведать которую мог решиться только безрассудно отчаянный авантюрист. Черт возьми, я же о нем совершенно забыл! Нет, ну какое свинство, а? Она же мне специально этот торт подсунула при свидетелях! Я опустил глаза на тарелку, представил себе, что там лежит очень большая, странной формы картофелина, отломил от нее кусок и решительно отправил его в рот…
Во рту у меня взорвалось огромным грибовидным облаком невероятное разнообразие вкусовых ощущений. Растекающаяся маслянистая сладость, тающие во рту крупинки с легкой горчинкой, царапающие небо кусочки, растрескивающиеся с хрустом при надавливании, еще другие кусочки, скользкие и кисловатые, расслаивающиеся на языке и вызывающие желание поискать им ускользающее сладкое блаженство… Рука у меня сама потянулась за вторым куском. Вот эта легкая кислинка, вторгающаяся в томную сладость — мне захотелось еще раз испытать это ощущение. Я решительно смирился со странностями человечества, оставляющего кулич только на праздники — если такое они едят каждый день.
— А мне казалось, что Вы… — проговорил вдруг Франсуа, и запнулся, взглянув на Татьяну.
— Что я? — Мне показалось, что между ними промелькнуло какое-то непонятное мне взаимопонимание. Это еще что за новости?
— Что Вы не любите сладкое, — ответил он. Очень интересно! Мясо кушать он считает совершенно нормальным делом, а если человек испытывает легкую склонность к сладкому хлебу, украшенному фруктами — удивлению нет предела.
В конце обеда мне все же удалось поставить его на место. Он заявил, что намерен, согласно их обычаям, заплатить за себя сам. Что же это он забывал об этих обычаях, когда Татьяну в кафе приглашал? Нет уж. Я напомнил ему, что на обед его пригласили мы — значит, мы (я, разумеется) и заплатим. Тем более, что у меня ситуация с деньгами явно полегче, чем у него, подумал я с оттенком легкого превосходства. Решительно взяв оставленный официанткой счет, я вынул из карманы кучу купюр и принялся отбирать нужные. Спасибо Татьяне, показала мне, как это делать. Я подумал, что сокращу, пожалуй, до самого необходимого минимума количество высказываний по поводу той очередной западни, которую она мне подстроила сегодня.
Вложив деньги в счет, я положил его на стол и поднял победоносный взгляд на француза. И вздрогнул. Он смотрел мне на руку, в которой все еще были зажаты оставшиеся купюры, с видом золотоискателя, наткнувшегося на небывало большой самородок. С меня вмиг слетело все самодовольство. Чего это он на мои деньги уставился? Считает, сколько еще раз можно со мной в кафе сходить, или жалеет, что больше не заказал? Да они просто помешаны на деньгах, эти люди! Лучше бы они себе в душу с таким же вниманием заглядывали, как другому в карман. Я с досадой впихнул столь ценимые человечеством бумажки в задний карман джинсов. Туда не заглянет!
По дороге к остановке маршрутки Франсуа выдавил из Татьяны обещание провести с ним два оставшихся до его отъезда вечера. Моя бы воля, я бы отказался — хватит с него и половины воскресенья. Вот делать нам больше нечего — только его развлекать! Да еще и разговорами с подтекстом. Но Татьяна бросила на меня просительный взгляд, улыбнулась ему и согласилась. Ну, понятное дело! Если его опять на философские темы потянет, мне ведь отдуваться придется.
Дома Татьяна сразу же направилась на кухню (что, опять есть?!)… и замерла на пороге гостиной. Повесив куртки на вешалку, я подошел к ней и увидел мигающую на телефоне лампочку. На автоответчике оказалось три сообщения. От Светы. Во всех она просила Татьяну немедленно с ней связаться. Хотя в последнем это уже была не просьба — скорее отчаянное требование. Татьяна перевела на меня перепуганный взгляд. Я пожал плечами и кивнул на телефон. Ну чего заранее от страха дрожать? Мне, правда, эти звонки тоже не понравились — уж слишком свежо в памяти было вчерашнее приключение. Правда, не будь его, не было бы и последующего разговора вечером, и этого безумного всплеска эмоций, и… Стоп. О чем там Света просила?
Разговор оказался коротким. С каждой минутой выражение лица Татьяны становилось все тревожнее, и по ее обрывочным, растерянным фразам я понял, что Света хочет о чем-то поговорить с ней и намерена ради этого приехать в город. Причем срочно. У меня начало складываться впечатление, что каждый Светин звонок предвещает нам какие-то новые испытания.
Глава 19. Недостаток прямоты
В понедельник я еле дожила до обеденного перерыва. С самого утра Сан Саныч объявил мне, что Франсуа занят в первой половине дня и появится у нас не ранее трех часов. Я вздохнула с облегчением. Хватит с меня и треволнений по поводу разговора со Светкой — если бы еще пришлось нервничать, не начнет ли Франсуа вспоминать вчерашнюю встречу, то хоть вообще работу бросай и домой беги. Все утро я сидела, как на иголках — перебирала документы, вводила какие-то данные в компьютер, проверила свой портфель заказов и степень их готовности… Слава Богу, хоть никто из моих клиентов не позвонил.
Как только подошло время обеда, я сорвалась с места, натянула куртку и выскочила из офиса. Никто из сотрудников уже и внимания на это не обратил. Спускаясь по лестнице, я протянула в сторону руку и пошарила ею в воздухе. И тут же почувствовала, как ее сжала другая рука. Еще утром, за завтраком, я попросила ангела не показываться во время нашего разговора со Светкой. Если она действительно приедет и будет ждать меня у входа в офис, то мы пойдем с ней в то самое кафе, в котором я в последнее время проводила все свои обеденные перерывы. Мне казалось, что Светка не захочет говорить со мной в его присутствии, да и объясняй ей потом, что он делает у меня на работе. Я также попросила его сесть подальше и не подслушивать — но что-то слабо мне верилось, что он так и сделает.
Светка ждала меня прямо на ступеньках у входной двери. Очень мне не понравилось выражение ее лица. На нем была написана какая-то смесь из неловкости, обеспокоенности и отчаянной решимости. Мне показалось, что ей и самой совсем не хочется начинать этот загадочный разговор со мной, но провести его она почему-то считает своим долгом.