Когда мы вышли из автобуса и пошли по узкой дорожке между домами (настолько узкой, что, догони нас какая-нибудь машина, нам пришлось бы в забор вжаться, чтобы пропустить ее), меня вдруг охватило чувство полного покоя. Возможно, потому что я впервые оглядывался в этом месте по сторонам — я здесь, конечно, уже бывал с Татьяной, но раньше мне и в голову не приходило осматривать окрестности. А возможно, потому что, идя по узкой улочке, я чувствовал себя так, словно иду по кулисе к выходу на сцену — и свернуть назад уже не могу. Да и тишина вокруг стояла такая, что хотелось вдохнуть полной грудью, расправить плечи и совершить нечто великое. Вроде завоевания симпатий целой группы людей одновременно.
Я никогда прежде не замечал, насколько Светин дом отличается от тех, которые мы миновали. Несмотря на свои весьма скромные размеры, он просто притягивал к себе взгляд. Так бывает, когда в семье рослых, крепкотелых и румяных блондинов рождается ни на кого не похожий младший ребенок: хрупкий, невысокий, с темными глазами и волосами, с острым носиком и плечиками. Казалось бы, должен он затеряться среди пышущих здоровьем братьев и сестер — ан нет, все вокруг в первую очередь его и замечают.
Вот так и Светин дом: как только открывался он взору, все окружающие его хоромы словно на задний план уходили. Маленький, уютный, он словно выглядывал из-за окружающих его деревьев и хитро подмигивал проходящему мимо. Во дворе перед домом деревьев почти не было, но по обе стороны дорожки, ведущей от калитки к входу в дом, раскинулось зеленое море. Возможно, будущих цветов, возможно, овощей — сейчас из-под земли лишь стебли зеленые успели к солнцу пробиться. Слева от дорожки, среди всей этой сочной зелени (чуть не сказал: даже на вид вкусной — вот до чего она меня уже довела!) уютно расположился надувной бассейн, наполненный водой. Вокруг него хозяева дорожку песочную насыпали — ну, чем ребенку не пляж тропический!
И никого. А нет, справа в углу, у гаража, притаился Сергей, Светин муж. Его я прежде видел всего пару раз, но сразу узнал — во время самой первой встречи с ними меня поразило их со Светой сходство. Он нас тоже заметил и позвал жену встречать гостей. И она тут же вылетела из дома. По накалу эмоций эта встреча явно отличалась от предыдущих. Света тискала Татьяну, рывками поворачивала ее то вправо, то влево, даже за плечи раз тряхнула — вот мне бы такое с рук сошло? Вокруг нас скакал, вереща что-то невразумительное, сын Светы (нужно будет прислушаться, как его зовут — забыл!), внося ощутимую лепту в и так уже ошеломляющую лавину восклицаний и восторженных ахов с охами. Я решил временно воздержаться от каких бы то ни было звуков.
Похоже, выбор мой оказался правильным. Сергей тоже молча переждал первую звуковую волну (он, правда, благоразумно держался в стороне) и подошел к нам, лишь когда она слегка спала. Так, нужно запомнить: когда женщине хочется выкричаться, следует отойти в сторону и посчитать примерно до ста — потом можно возвращаться.
Наконец, Татьяна представила меня своим друзьям, а их — мне (они, конечно, не знали, что в последнем, собственно, не было никакой необходимости). Могла бы, между прочим, и имя их сына мне напомнить! Я обменялся с ними рукопожатием: со Светой — осторожно, с Сергеем — покрепче, как и положено мужчине. Он с интересом глянул на меня. Так, первые два действия в отношении Татьяниных друзей оказались, похоже, удачными — а я ведь еще и рта не успел раскрыть! Я почувствовал необычайное воодушевление — сегодняшний день будет удачным!
Мы направились на веранду, где был накрыт стол. Бросив на него быстрый взгляд, я еще больше приободрился: овощей там хватало. Света спросила, не обращаясь ни к кому конкретно, будем ли мы ждать Марину. Я мысленно поморщился. Ну не лежит у меня к ней душа, и все! И тут же одернул себя: я приехал сюда, чтобы завоевать всех друзей Татьяны — и по степени влияния на нее Марина, с ее волевым (слишком!) характером, мне важна не менее чем Света, с ее мягкостью и чуткостью.
В ожидании Марины Света повела нас по своему саду. Участок у них с Сергеем был небольшой, но тоже как-то очень уютно организованный. Перед домом находилось открытое пространство, усаженное цветами вдоль дорожек и грядками со всякой, как я понял, съедобной растительностью. Рассказывала обо всем вокруг, в основном, Света — Сергей лишь изредка вставлял словечко, чтобы поправить кое-какие неточности. И не прошло и пяти минут, как я понял, что у этого разговора есть некое подводное течение. Света вела его так, что время от времени у нее совершенно естественным образом — сами собой — возникали вопросы ко мне. К примеру, говоря о том, что по-настоящему отдохнуть можно только вдали от города и его суеты, она вставляла: «Впрочем, живя в городе, Вы и сами это прекрасно знаете… Где, кстати, Вы живете?». Или, рассказывая о том, как благотворно влияет тишина и свежий воздух на здоровье и характер их сына, она ненароком поинтересовалась, где прошло мое детство. Татьяна явно занервничала.
Я уже настроился на то, чтобы и самому начать задавать вопросы — и, таким, образом, увести Свету от недостаточно проработанных периодов моей жизни, как от калитки послышалось недовольное: «Меня здесь что, вообще никто не ждет?». Света тут же развернулась на месте и помчалась туда. Ага, вот, значит, и прибыл последний из моих потенциальных союзников. Я старательно затоптал всколыхнувшееся в душе чувство инстинктивной неприязни и вместе со всеми пошел встречать Марину.
Представила меня ей Света. И одним именем — в отличие от Татьяны — она не обошлась. Скороговоркой она поведала Марине все основные факты из исподволь выведанной у меня информации. И даже в том же порядке, в котором выпытала их у меня — вот это память! Марина окинула меня оценивающим взором, и в глазах у нее появился какой-то неприятный огонек. Я подумал, что с ее стороны допрос может оказаться существенно более глубоким. Обмениваясь с ней рукопожатием, я не удержался и крепко — как мужчине — сжал ей руку; пусть сразу поймет, что я не собираюсь перед ней тушеваться.
Мы направились на веранду — подошел как раз тот момент этой встречи, который я бы предпочел отодвинуть куда-нибудь к горизонту, а может, и за него. Застолье. Света принялась описывать стоящие на столе блюда — я внимательно ее слушал, чтобы не пропустить ключевые слова типа «мясо», «колбаса» или «рыба». Но в ее объяснениях присутствовало столько незнакомых мне названий, которые я никак не мог классифицировать, что чуть было не решил воззвать к Татьяне с просьбой о помощи. Но передумал — вспомнив о ее неизменных попытках подсунуть мне что-то не овощное. Нет уж, в вопросе еды полагаться на то, что она окажется на моей стороне, нельзя.
Но она, похоже, и сама почувствовала, что ситуация грозит обернуться непредсказуемыми последствиями, и решила предотвратить мою — столь хорошо известную ей — реакцию на разнообразие в питании. Услышав о том, что я — вегетарианец, они почему-то замолчали и принялись разглядывать меня как некое небывалое явление природы. Мне сделалось крайне неуютно — как спокойно сидящему на своем месте зрителю в зале, но которого вдруг навели луч прожектора. Все его разглядывают, а он не знает, куда руки девать. Чтобы разрядить обстановку, я предложил Татьяниным друзьям перейти на «ты».
Татьяне же одного эффекта разорвавшейся бомбы показалось мало. Она дождалась того момента, когда все тарелки были наполнены, и Сергей принялся разливать по бокалам вино, чтобы сообщить им, что я и вина не пью. Чего это она так разошлась? Сидит, сияет — словно гордится моим трезвым образом жизни — а ведь тогда, в магазине, сама же чуть ногами меня не запинала за мое отношение к алкоголю. Сергей же полностью растерялся — начал, запинаясь, спрашивать, что же мне в таком случае наливать. По-моему, теперь неуютно начал чувствовать себя он. Странные они какие-то — люди. Какая разница — кто что пьет? Почему, если среди них оказывается кто-то, предпочитающий воду (ну, ладно, сок!) алкоголю, они сразу начинают испытывать неловкость?
