Но почему он изменился? Неужели, увлекшись созданием собственной биографии, он напрочь забыл о необходимости маскировки, и в его облике начал проступать настоящий он? И если настоящий он — такой, тогда на него действительно трудно не обратить внимание. И, я думаю, не только здесь, на земле. А если там, у себя, он еще привлекательнее? Да что он привязался ко мне со своими двумя комнатами? Хочет две — пожалуйста! Мне вот только интересно, зачем одинокому мужчине две комнаты. Что значит — затем же, зачем и мне? Я — это совсем другое дело; я их себе не отвоевывала с пеной у рта! Они мне просто от родителей достались! Ах, и ему тоже от родителей! Ну, знаете ли — моими же идеями меня в угол загонять!

Весь день я к нему присматривалась. Черт побери, а ведь он… очень даже ничего. То-то девицы на него заглядываются. Хотя он, правда, вроде этого и не замечает. Зато я вдруг заметила, сколько на наших улицах симпатичных девушек. Весь день я настороженно всматривалась и вслушивалась в каждое его слово, каждый жест. Что это он так громко расхохотался, когда мы обогнали ту брюнетку? И официантке, понимаешь ли, разулыбался, когда она предложила ему, как постоянному клиенту, овощной салат! И когда это он у нее постоянным клиентом стать успел? Я даже нарочно уронила ложку и попросила его сходить к стойке за чистой. В первую очередь, конечно, мне хотелось посмотреть на него издалека — вблизи фигуру-то не рассмотришь. Да нет, вроде, такой же худенький и невысокий. Но от всего его облика просто волной исходила уверенность в себе. Задерживаться у стойки он не стал. Ну, то-то же!

Не могу сказать, что все эти наблюдения прибавили мне уверенности, когда вечером — отступать больше некуда! — я приступила к последнему невыясненному пункту из своего списка. Сначала, разумеется, мы поужинали. Это, кстати, был второй день, когда он ел вареную картошку. Накануне я уговорила его (каким чудом, не знаю!) попробовать два варианта: один — с солью, второй — без; уж больно он возмущался нашим пристрастием к вредному химическому соединению. Сегодня мы обошлись только одним — с солью. Ха! Может, соль и вредна, но зато с ней все — вкуснее. Затем я вымыла посуду, пока он громко негодовал по поводу моего, как он выразился, коварства (я добавила в картошку масло — и сегодня он это заметил). Затем я напомнила ему, что мне нужно позвонить Светке. Он пожал плечами и сказал, что, если я не передумала… Нет, вы слышали — если я не передумала! Задохнувшись от возмущения, я направилась в гостиную. И он, естественно, потащился за мной! И еще и разулыбался, когда она чуть не завизжала в ответ на мое: «Мы завтра будем»! Она так верещала, что ее не только на другом конце дивана — ее и на улице, наверно, слышно было. С чего это он так обрадовался?

Положив трубку, я поняла, что дальше оттягивать этот разговор мне не удастся. Вот здесь, в гостиной, и поговорим. Мне хотелось видеть мельчайшее изменение в выражении его лица.

— Нам осталось обсудить последний пункт твоей биографии, — начала я старательно спокойным тоном. Незачем ему знать, насколько мне неуютно!

— Какой? — Привалившись плечом к спинке дивана, он разве что не мурлыкал от удовольствия. Глаза полузакрыты, на лице улыбка блаженная — сейчас в клубок свернется и заурчит.

— Твое семейное положение, — кое-как выговорила я. Вот еще не хватало заикаться начать!

— А какие у меня есть варианты? — промурлыкал-таки он.

— Ты только дурачком-то не прикидывайся, — чуть не взорвалась я. Я ему еще и это должна придумывать? В нескольких вариантах? А он выбирать будет?

— Да я не прикидываюсь. — Он подобрал под себя ноги, устраиваясь поудобнее. К длительному разговору, значит, готовится. Ой, что-то мне это не нравится! — Я знаю, что теоретически мужчина может быть холостяком, женатым, разведенным или вдовцом. Я просто думал, что ты, возможно, какие-то из этих вариантов уже отмела.

Опять он все на меня сваливает!

— Нет уж, изволь сам себе статус выбрать, — решительно проговорила я.

— Сам, говоришь? Ммм, — он мечтательно зажмурился. — Честно говоря, я предпочел бы быть женатым человеком. — У меня внутри что-то екнуло. — Но, поскольку для моей жены ты наверняка еще одну аварию организуешь, придется мне быть холостяком.

Я чуть не подпрыгнула. Я ему стараюсь все детали продумать, чтобы комар носа не подточил, а он меня в мафию записал? Ну, подожди!

— А почему не разведенным? В твоем, знаешь ли, возрасте как-то неприлично ни разу не быть женатым.

— Кто бы говорил! — фыркнул он.

Я поняла, что сама загнала себя в ловушку.

— Между прочим, однажды я почти побывала замужем, так что нечего пальцем в меня тыкать! — огрызнулась я. — И вообще, по-моему, мы сейчас твою биографию обсуждаем.

— Так, может, и я тоже почти побывал. — Нет, у него еще хватает наглости, сидя на моем диване, жмуриться от удовольствия, вспоминая былые подвиги!

— А ты действительно почти побывал? — тихо спросила я.

Он рассмеялся.

— Татьяна, я почти побывал, просто побывал или вовсе не бывал — как ты хочешь. Если без этого неприлично, выбирай, что тебе нравится. Я бы хотел пока остаться здесь холостяком, но это — не принципиально.

У меня в ушах застряли два слова из его последней фразы: пока и здесь. Мне вдруг расхотелось ехать завтра к Светке.

— Значит, где-то ты все-таки женат — не здесь?

— Что? — Он вдруг перестал жмуриться и выпрямился.

— Извини, — быстро ответила я. — Это — совершенно не мое дело. — Именно так: не мое дело. Он здесь со мной работает. Я вдруг вспомнила, как меня раздражал подчеркнутый интерес ко мне Франсуа, и я чуть не застонала от унижения. То-то он так напрягся, когда я попросила его за руку меня подержать! — Я просто подумала, что твоей жене трудно, наверно, если ты почти все время здесь.

— Татьяна, я нигде не женат, — проговорил вдруг он, пристально глядя мне в глаза. — Ты, что, вообще шуток не понимаешь?

Шуток? Шуток?! А если я сейчас по шее ему дам, и скажу потом, что это была шутка? Но всерьез разозлиться мне не удалось — у меня внутри что-то пенилось и булькало, как шампанское. Нет-нет-нет, разговоры на личные темы мне явно противопоказаны — меня от них то в жар, то в холод бросает. Бегом, назад к общим вопросам.

— А вы вообще там, у себя, женитесь? — спросила я, старательно контролируя лицо, чтобы оно не расплылось в дурацкой улыбке. Весь мой контроль сосредоточился на лице — наверно, именно поэтому язык мой выдал нечто такое, от чего за лицом мне больше следить не нужно было — оно само застыло. — Вот ты, например — мужчина?

Он сделал глубокий вдох — и затем шумно выдохнул.

— В общем…, насколько мне известно…, да. — Он еще раз вдохнул и выдохнул. — И браки у нас существуют. Но только не в нашей профессии. Как ты справедливо заметила, мы мало времени проводим дома, что лишает создание семьи всякого смысла.

— А раньше, когда ты был человеком, ты был женат? — еще тише спросила я.

— Не помню, — ответил он, нахмурившись и опустив глаза. — Может, и был. Но я не помню абсолютно ничего из своих человеческих жизней.

— А может, у тебя и дети были? — Мне вдруг стало страшно. Забыть, как ты влюбился, как прожил с человеком всю жизнь, как делил с ним и радости, и печали, как ссорился и мирился…

— Может, и были. — Ему явно не хотелось продолжать этот разговор. — Но мы — особенно ангелы-хранители — не можем помнить об этом. Иначе, отправляясь каждый раз на землю, у нас возникнет искушение попытаться разыскать своих детей, внуков, правнуков… Так и до конфликта интересов недалеко.

— А тебе никогда не хотелось жениться? — Ну, прямо хоть в лоб его спрашивай, нет ли у него там, у себя дома, подружки! — Бросить эти постоянные отправки на землю? Заняться чем-то другим? Или даже не чем-то другим. Среди ангелов-хранителей женщины есть?

— Конечно, есть, — улыбнулся он. — У нас принято к женщинам посылать ангела-мужчину, и наоборот.

— Почему? — Хм. Что-то он только на последний вопрос ответил! Ничего-ничего, я не забуду.