"И потому-то нужен "Нюрнберг", а не христианские постулаты", -- пишет Гисцев. Но Нюрнберг был не личной местью пострадавших, а защитой общечеловеческих моральных, в том числе и христианских, постулатов. Отступников от моральных заповедей человечества судили -- без гнева и пристрастия -- люди, сами от фашизма не пострадавшие. Присяга приносилась на Библии и Евангелии, а могла бы приноситься и на Коране. Нюрнберг был торжеством божественной морали над мстительными ничтожествами, готовыми весь мир спалить из-за обиды на собственную ничтожность.
Нюрнберг весь пронизан христианством. Вы противопоставляете Нюрнберг христианству, а они неразделимы. И дело даже не в том, что судьи были верующими христианами, с самим христианством все не так просто, как Вы себе, понаслышке, представляете. Не такое уж оно и всепрощающее. Вы-то материалов Нюрнбергского процесса не читали (как не читали вообще ничего и ни над чем самостоятельно не думали: кормитесь услышанными с пятое на десятое радиопередачами "Свободы", как коммунисты кормятся из газет "Правда" и "Советская Россия" -- модус жизни у Вас одинаков: собственные мозги не включены). А на Нюрнбергском процессе главные военные преступники пытались взывать к христианскому милосердию, но ни одна религия мира не отказывается от суда, от деления жизни на светскую и духовную, от деления на Кесарево и Богово. Земной суд им и воздал, ничуть не противореча ни христианству, ни иудаизму, ни исламу, ни Возрожденческой философии гуманизма.
Я прочитал семитомник материалов Нюрнбергского процесса лет двадцать тому назад. Речи главных обвинителей от США, Англии, Франции и реплики Председательствующего поразили меня спокойствием, вежливостью, жизнерадостностью, глубоким проникновением в самую суть фашизма. Рассказы о чудовищных преступлениях выслушивались с волнением, но без гнева, отношение к обвиняемым было неизменно вежливым, без тени предопределенности приговора. Суд удовлетворил все просьбы обвиняемых. Эта высокая мягкость, это соблюдение судьями самим себе назначенных моральных норм демонстрировали бесконечную уверенность в торжестве человечности над бесчеловечием. Нюрнбергский Суд был явленным всему миру торжеством культуры над бескультурьем, цивилизованности над дикостью, воспитанности над хамством. Я думаю, что уже эта приподнято-ренессансная атмосфера Суда, в каждом слове судей и обвинителей которого сквозила вера в человека и в торжество правил доброжелательности, порядочности, честности, благородства, -- уже эта атмосфера сломила обвиняемых: в человечности международного трибунала они увидели всю меру своей расчеловеченности. И своей обреченности. Думаю, они поняли, что этот суд был воистину Высоким Судом, их судили Шекспир, Сервантес, Толстой, Достоевский, Лермонтов... их судила вся человеческая история, вся человеческая культура. И, пожалуй, поскольку они были в детстве верующими христианами, они восприняли этот суд и Божьим Судом над ними. Я думаю, что в зале Нюрнбергского Суда они увидели тот добрый, человечный, полный улыбок и человеческого расположения, СВОБОДНЫЙ человеческий мир, который они у себя в стране разрушили, и поняли, что нет, не должно быть им прощения. Я думаю, что в сердце своем они осудили и приговорили себя сами.
К такому-то Нюрнбергскому Суду я и зову: к суду человечности над бесчеловечием.
Вы зовете к суду ненависти над ненавистниками. Вы зовете не к Нюрнбергскому Суду, а к судам 1938-го года. Вы разжигаете ту же ненависть в толпе, какую в ней разжигали большевики. И тут, как и во всем остальном, мы с Вами не сходимся. Вы зря думаете, что мои взгляды Вам хоть чем-то близки. Они не могут быть Вам близки, ибо Вы их не понимаете. Вы человек иной, не культуры даже, а большевистской субкультуры ненависти. Вы хотите быть самым-самым ненавидетелем большевиков, и Вы никогда не поймете, что эта ненависть делает Вас человеком той же, что и большевики, природы. Это Ленин, это Троцкий, это Сталин говорили и писали: "Тот не большевик, кто не ненавидит тех-то и тех-то и тех-то..." То же большевистское слово ненависти несет нам Гисцев: "Тот не демократ, кто не мстит коммунистам, гэбистам, тюремщикам".
Гисцев выражает свое презрение к Иисусу, к "Иисусу". И опять попадает в одну компанию с фашистами и коммунистами: и те, и другие выказывали презрение к христианской морали.
У меня есть расхождения с Христом, но есть и постулаты, на которых мы сходимся: я никогда не отзовусь пренебрежительно о человеке, который за идею "зло не победить злом" пошел на смерть.
Исповедующие философию ненависти фашисты, коммунисты и необольшевик Гисцев -- логикой вещей сошлись в ненависти к Иисусу.
Читаю бессвязный бред обиженного человека и смеюсь: Иисус, Платон, Мейланов, Цветаева, Ахматова -- Гисцев в ужасе от компании, в которую я попал. Ладно, пусть мне будет хуже, но от этих моих приятелей не откажусь ни за что. Гисцев и тут совпал с большевиками-гэбистами. Вспоминаю, как во время одного из допросов кровавый шут полковник КГБ Зайдиев спрашивает меня: "Мейланов! Ведь Вы один! Ну, кто, кто Ваши единомышленники?" -- "Как это кто? -- отвечаю я, -- Бунин, Ходасевич, Короленко, Пастернак..." -- "Бунин? Ходасевич? Так они же осуждены народом!" -- в ужасе вскрикивает клоун в мундире, я хохочу в ответ. Гисцев... -- трагическое дитя неустоявшегося времени.
Февраль 1991 года.
ПОДРОБНОСТИ ДЕЛА ГИСЦЕВА
"Новое дело", No38, 21 октября 1994 года.
В настоящей заметке я излагаю точку зрения только одной стороны -обвиняемого, поскольку сам ом изложить ее не может -- сидит тюрьме.
12 октября этого года нарядом милиции Ленинского РОВД Махачкалы была взломана дверь офиса общественной организации "Русская община" (а не квартиры Гисцева, как сообщалось в предыдущем номере "Нового дела") и арестован находившийся в этом помещении сопредседатель "Русской общины" Александр Гисцев.
Обвинение, ему предъявленное, как это часто делалось при прежнем режиме, формально никак не связано с его общественной деятельностью, он обвиняется в нанесении телесных повреждений председателю садового товарищества "Монтажник" Т. Т. Алигишиеву (часть 1 ст. 109 УК РФ).
Суть дела в изложении жены арестованного, Евдокии Васильевны Туровой, такова. Председатель садового товарищества был избран председателем на 1 год, но вот уже 3 года не отчитывается ни о проделанной работе, ни о расходе денежных средств, у членов садового товарищества масса претензий к нему. Группа садоводов решилась провести собрание товарищества "Монтажник" с целью переизбрания председателя и попросила Гисцева напечатать объявление о созыве собрания, Гисцев поручение выполнил и объявления расклеил. Расклейка объявлений о собрании садоводов и послужила причиной нападения Т. Алигишиева на Гисцева 25 мая нынешнего года, "Алигишиев кинулся драться и душить Гисцева, грозился его убить". Гисцев написал о происшедшем в Ленинский РОВД, милиция проявила выдержку и хладнокровие, 26 мая Алигишиев вновь спровоцировал драку и грозился убить Гисцева, а 27 мая он, вооружившись металлической трубой, подкараулил Гисцева у его дачи и напал на него. Гисцев защищался шваброй и детской садовой лопаточкой. Оба получили травмы, но Алигишиев первым подал в суд, и объект нападения -- Гисцев -- превратился в преступника, а Алигишиев в пострадавшего (судя по актам судмедэкспертизы, у него сломана ключица).
Назначенный на 19 июня суд не состоялся, т. к. на суд не явились ни истец (Алигишиев), ни ответчик (Гисцев). Гисцев в заявлении суду объяснил свой отказ от участия в суде уверенностью в том, что дагестанский суд подойдет к его делу предвзято (ибо уже подошел предвзято, выставив его обвиняемым). Судья Ш. Гаджиев отреагировал на заявление Гисцева эмоционально -- вынес решение об изменении меры пресечения с подписки о невыезде на заключение под стражу. Более трех месяцев арест не производился, наконец, 12 октября арест со взломом состоялся.
Жена Гисцева связывает этот шаг дремлющего правосудия с недавними заявлениями "Русской общины" правительству Дагестана, в которых "Русская община" предлагает заключать договоры о продаже квартир одиноких русских стариков с санкции "Русской общины", как некой гарантии того, что одинокие старики не будут обобраны.