Правда, это ещё не гарантировало, что они подойдут к радиоприёмнику «Зенит». Иногда вполне похожие на вид детали на поверку совершенно не подходили друг другу.

Но эти подошли. Новые трубки встали в пазы так, словно это всегда было их место.

Прежде чем привинтить заднюю панель «Зенита», я ещё раз внимательно проверила сборку и только потом взялась за винты. Потом встала и полюбовалась на плоды своего труда. Хотя я практически была уверена, что радио заработает, было приятно не спешить, прежде чем включить его. Это как закрыть хорошую книгу на предпоследней станице, чтобы подольше с ней не расставаться.

Теперь первое испытание. Я включила радио на несколько секунд, выключила и отступила. Дыма не было – значит, я ничего не взорву. Не пахло палёным – только старыми радиодеталями. Мой любимый запах. Он напоминал мне древний мир с его дымными очагами и пыльные книги в магазине мистера Гуннара. Я читала, что этот запах возникает из-за нагревающихся от электричества пыльных радиоламп, но для меня он значил больше. Это как будто радио вспоминало каждый дом, в котором оно стояло когда-то.

Я протянула руку и снова повернула тумблер, затем прибавила громкость. Под пальцами затрещали статические разряды. Последний шаг. Легчайший поворот головки, и колебания выровнялись. Это была музыка.

Обычно меня не интересовало, как звучит музыка. Но в ту минуту, приложив ладони к приёмнику, я задумалась: не напоминают ли эти вибрации пение Синего-55?

Я включила компьютер и стала искать всё, что там есть про китов. Первым попался сайт, посвящённый их миграциям, с подробными картами ежегодных миграционных путей китов разных видов. Многие из них держались летом возле Калифорнии или Аляски из-за обилия пищи. Когда вода остывала, они перемещались к Гавайям, или Мексике, или в другие тёплые зоны.

Интереснее всего было читать о том, как учёные составляли эти карты. На некоторых китах они закрепили чипы вроде того, что Энди Ривера пыталась навесить Синему-55. Но гораздо больше данных о местоположении китов было получено с помощью микрофонов, размещённых в разных частях океанов. Они слушали пение китов и определяли их вид. Затем наносили данные на карту, отмечая горбатых китов в районе Массачусетса или малых полосатиков у берегов Норвегии. Песни китов были их отпечатками пальцев в толще океана.

Этот способ работал, даже когда киты уходили совсем далеко. По воде звуки расходятся дальше, чем по воздуху, и потому пение китов можно услышать на расстоянии в сотни миль, а то и больше.

Карта Синего-55 была совершенно ни на что не похожа. Он проплывал в тех же водах, что и некоторые другие киты, но в другое время. Иногда он вообще пропадал с карты, когда микрофоны не могли поймать его пение. То ли он молчал, то ли его заглушали другие звуки. Прерывистая линия на карте позволяла лишь предполагать его путь.

Иногда он вообще отправлялся в такие места, куда другие киты не заплывают. Линии миграций обычных китов были плавными, огибавшими то или иное побережье. У Синего-55 они выглядели грубо. Он мог выбрать один курс, а затем почему-то резко его изменить и направиться либо в сторону, либо назад, откуда только что приплыл.

– Что же ты ищешь? – размышляла я, проводя пальцем по ломаной синей линии.

К каждой карте прилагалась запись китового пения. Когда я нажала воспроизведение, цветные линии на графике стали подниматься и опадать, показывая громкость и частоту звуков.

Я бегом спустилась вниз, к маминому компьютеру, в котором были встроенные звуковые колонки. Выставив максимальную мощность, я приложила руку к динамику и поочередно стала включать каждый звуковой файл. Низкие призывы обычных китов вибрировали у меня под ладонью сильнее, чем песня Синего-55. Правда, разница была не такой уж заметной. Мне захотелось понять, о чём они поют – или, по крайней мере, почему не могут общаться между собой.

Я не представляла, что могла бы так долго пытаться достучаться до кого-то другого, не получая ответа. То ли он упорно ждёт, что кто-то откликнется, то ли ему достаточно собственного пения.

Я закрыла глаза, не отнимая руки от динамика, и сосредоточилась на колебаниях мембраны. Это не походило на то, что мне удавалось ощутить раньше. Пение китов отличалось и от музыки, и от человеческой речи.

Непрерывные колебания щекотали ладонь: казалось, призыв Синего-55 никогда не закончится. Затем динамик вздрогнул, снова и снова, передавая сильные всплески звука. Я прижала другую руку к груди, чтобы почувствовать, как совпадают по ритму биение моего сердца и песня кита.

Ещё на одном сайте я нашла фотографию Синего-55 в океане, сделанную подводной камерой. Он был похож на те картинки, что показала нам на видео мисс Аламилла: огромный профиль с чёрным овальным глазом. Я совсем недавно увидела его впервые, но чувствовала, словно знала его всю жизнь. Я нажала на кнопку «печать», чтобы повесить это фото у себя на стене.

Пока принтер разогревался, я развернула кресло к окну: перед домом Тристан с друзьями играли в баскетбол. Мой взгляд метался от одного к другому в попытке прочесть обрывки разговора, пока они обменивались бросками. Вот все дружно рассмеялись и принялись хлопать «дай пять» с одним из них, Пабло, после какой-то удачной шутки. Тристан собрался было сделать бросок по корзине, но снова расхохотался, да так, что сложился пополам.

Я отвернулась и проверила принтер. Наверняка они хохочут над какой-нибудь глупостью.

Когда я снова включила воспроизведение, то теперь одну ладонь положила на динамик, а другую – на изображение того, кто пел эту песню.

Мистер Гуннар улыбнулся и помахал мне рукой, когда я принесла «Зенит» к нему в магазин. Я поставила приёмник на прилавок и стала ждать, пока он обслужит покупательницу, желавшую приобрести старую обтрёпанную куклу.

– Он действительно работает? – спросил мистер Гуннар, как только та вышла.

У него раньше были такие пышные усы, что разговаривать с ним было всё равно что читать по губам у моржа. Но теперь он их стриг так, чтобы усы не закрывали верхнюю губу.

Я кивнула, предлагая проверить самому. Иногда приёмники требовали дополнительной настройки даже после того, как я заканчивала ремонт. Ведь я могла только сказать, работает радио или нет, но не могла оценить чистоту звука. Иногда помехи бывают такие, что на ощупь их не различить.

Судя по улыбке мистера Гуннара, у меня всё получилось. Он кивнул и рассмеялся, а потом повернулся так, чтобы я видела его рот. Чтобы было понятнее, он даже показал некоторые жесты, выученные от меня.

– Честно говоря, я не очень верил, что ты сможешь его починить. – Он прикрепил к проводу ценник и протянул приёмник мне. Я с гордостью поставила его на полку и осмотрелась: не появилось ли здесь что-то нужное для меня? Мистер Гуннар делал мне скидку как сотруднику, хотя я и не числилась у него в штате.

В этом самом магазине я впервые заинтересовалась электроникой. Года два назад бабушка с дедушкой искали себе мебель и привели меня сюда. С этого дня я увлеклась радио, со всеми их кнопками и тумблерами. Мне пришлось самой доходить до того, как они работают. Мистер Гуннар не пожалел времени и объяснил мне, что мог, показывая на разные детали и выводя их названия на клочке бумаги. Более того – он подарил мне старый радиоприёмник, чтобы я могла взять его домой и разобрать на части. «Лучший способ понять, как что-то работает, – это разобрать это и собрать заново». Понятия не имею, с какой стати он решил, что мне хватит ума во всём разобраться, но он в меня поверил.

Это потребовало огромного труда, и я не раз была готова сдаться, но как-то мне всё же удалось собрать тот приёмник. И что ещё важнее: я поняла, как он работает. С тех пор я уже сбилась со счёта, сколько электроники прошло через мои руки. И ничего бы этого не случилось, не возьми меня тогда с собой дедушка с бабушкой. Без этого магазина и мистера Гуннара я так и не нашла бы чего-то, в чём могла считать себя мастером.