Не добившись больше никакой полезной информации, я распрощался с библиотекаршей и отправился к себе.

Надо же, как занимательно. В школе появился неуловимый похититель - если от меня он улизнул, опередив меня всего на несколько секунд, то куда уж его было поймать этой стареющей курице.

Но теперь у меня появилась зацепка: у кого-то из старшекурсников на руках находилась запрещенная книга - надо было лишь вычислить у кого.

Мой личный экземпляр Брунлинга стоял на одной из верхних полок в моем кабинете. Я провел целый вечер за его внимательным изучением. Спустя несколько часов я нашел три сложных многокомпонентных яда, которые больше не упоминались ни в одном доступном для студентов издании.

В течении следующей недели пятый, шестой и седьмой курсы получили задание написать эссе о ядах, характеристики и свойства которых я указал на доске. Все было просто. Три курса - три яда. По сути, им оставалось только найти этот яд и написать его название - студент, у которого на руках был «Полный реестр», должен был справиться с этим заданием без малейшего затруднения.

Затруднения у него возникнут потом - когда он будет объяснять предо мной на ковре, каким образом к нему попал такой опасный специфический источник знаний.

***

Стоило мне порадоваться своей находчивости, как мой план провалился в тот же день, когда я задал старшекурсникам эссе с подвохом.

Вечером в кабинете на своем столе я нашел записку от Пинс.

«Северус, все нормально. Пропавшую книгу вернули на днях на место, правда, я опять не поняла кто. Книжка в полном порядке. Ирма Пинс.»

Я ругнулся сквозь зубы.

«Все нормально, книжка в порядке»! Дура! - воскликнул я в сердцах и швырнул скомканную записку в камин.

Итак, я лишился каких-либо доказательств в отношении неизвестного злоумышленника, потому он избавился от единственной улики, которая могла его выдать.

Мои руки опустились, и я понял, что теперь мне едва ли удастся призвать подлеца к ответу.

***

Когда первый гнев, вызванный сложившейся ситуацией, прошел, и способность мыслить холодно вновь вернулась, я посмотрел на имеющиеся факты более глубоко и аналитически.

Студенты время от времени с переменным успехом варили разную дрянь для своих мелочных корыстных целей. Как правило, это была повсеместно запрещенная бурда, типа любовных зелий или варева, вызывающего видения и галлюцинации. Как правило, эти эксперименты приводили к плачевным последствиям и в случае успеха, и уж тем паче в случае провала - в больничном крыле хранилось достаточно средств для приведения подобных идиотов в чувство.

Мотивы учеников обычно были низменными и приземленными, и они брались варить любое опасное зелье, вплоть до абортивного или Оборотного - лишь бы существовала вероятность, что они получат ожидаемый эффект, а не умрут от своей затеи.

Но каков мотив был у юного таинственного зельевара, которому понадобился сборник ядов? Признаться, я сам еще в школе варил все подряд, в том числе и опасные смертоносные зелья; но мои стремления имели чисто научный интерес - воспользоваться лично сваренной отравой мне пришлось лишь однажды на службе у Темного Лорда. Впрочем, знать об этом студентам Хогвартса было не обязательно.

Предположение о том, что кто-то на досуге мог читать трактат по ядам для общего развития, казалось мне несостоятельным. Паразит явно планировал что-то варить, и искал недостающие компоненты рецепта у меня в лаборатории.

Какова была его цель? Зачем студенту было иметь смертельный сильнодействующий яд под рукой? В моей голове одна за другой рождались разнообразные версии - от банальных до совсем немыслимых.

Я начал обдумывать произошедшие события с самого начала.

Кому-то понадобился рецепт ядовитого зелья, и в Особой секции исчезла книга по данной тематике. Где-то за пару недель похититель определился с выбранным ядом и ему потребовались специфические ингредиенты. Тогда он пробрался в мою лабораторию и ничего не украл! Сохранность моего имущества не могла не радовать, но теперь, понимая всю глубину намерений взломщика, я знал, что по пропавшему ингредиенту было бы возможно установить состав яда (интересно, удалось ли нарушителю изготовить его на данный момент?).

Тем более, сам факт взлома был весьма и весьма занимателен: вор нарушил защитные чары, вошел внутрь, провел там не более минуты, открыв дверцы шкафа, и сбежал настолько стремительно, что когда подоспел я, чары все еще отображали чужое присутствие.

А что если взломщик не был вором и пришел туда не украсть, а наоборот - подбросить что-то?

По спине пробежали противные мурашки. Моя мнительность так же, как интуиция, развилась за долгие годы явно не от хорошей жизни. Я никогда не любил детей, всегда помня, что все они превращаются в способных на жестокие поступки взрослых, а некоторые и вовсе становятся редкостными подонками - я, как правило, не ошибался на их счет. И теперь в моей душе всколыхнулось муторное давно забытое чувство нависшей опасности.

При своем скромном статусе я был довольно известным зельеваром в некоторых кругах и, разумеется, единственным зельеваром в Хогвартсе. Более того, только у меня могли храниться редкие ингредиенты, доступ к которым я получал исключительно по министерской лицензии преподавателя зельеварения. Я нес ответственность за все происшествия, которые случались на моих уроках во время приготовления зелий и обращения с их компонентами. Если в школе происходит нелепая оплошность с приворотным зельем, то дело обычно заканчивается применением антидота в больничном крыле и припугиванием незадачливого героя-любовника исключением из школы. Но если Хогвартс потрясет громкая история с криминальным подтекстом, в которой будет фигурировать яд, за дело возьмутся уже не преподаватели, а авроры, и первый, с кого начнется проверка, буду я. Обыщут мой кабинет, покои и, разумеется, лабораторию. И тогда моя дальнейшая судьба будет зависеть от того, что там найдут…

В моей жизни было несколько эпизодов, когда мне удавалось спасти свою жизнь и дальнейшую судьбу посредством собственной предусмотрительности и интуиции. Я руководствовался своим главным жизненным принципом: никогда не недооценивать низость и мерзость людей. В том числе, если речь шла о детях.

Я провел в лаборатории полночи. Я вновь и вновь пересматривал, перетряхивал и перепроверял свои полки и ящики, заглядывал под столы и шкафы - я искал сам не зная что, но делал это так, как если бы на моем месте был не я, а какой-нибудь болван из аврората, который сочтет меня довольно подозрительным, чтобы начать под меня копать. Под утро мое внимание рассеялось и я уже плохо соображал что-либо. Предыдущие часы работы не дали мне никаких результатов: все вещи в лаборатории были моими - я не нашел среди них ничего подозрительного, что привлекло бы мое внимание. Но это совершенно не успокаивало меня. Видимо с возрастом я стал превращался в параноика.

***

Прошла неделя и старшекурсники четырех факультетов принесли мне готовые эссе по ядам, причем, в каждом классе атмосфера звенела от неприкрытой неприязни: студенты должно быть поносили меня оскорблениями и проклятиями за невыполнимое домашнее задание.

Я проверял эти работы без особого энтузиазма, потому что особого смысла в них теперь не было: студент, который похищал “Реестр”, вернул его обратно до того, как получил задание и, следовательно, использовать его для написания эссе не мог. Я читал свиток за свитком, черкал, исправлял, иногда ставил хорошие оценки, но при этом думал совершенно не о работах. К слову, среди них попадались неплохие: описание было весьма размытым, не хватало конкретики, но классификация была определена верно и суть прослеживалась. Обнаружить стопроцентное попадание я не рассчитывал - для этого надо было оказаться гением и выучить наизусть шестисотстраничный “Реестр” за один месяц, что едва ли было возможно сделать даже полгода. А я не мог припомнить, чтобы я когда-либо подозревал кого-то из своих учеников в скрытой гениальности. В умственной отсталости - да, в сволочизме - возможно, но чтобы в гениальности… Было бы странно, если бы тайный вундеркинд, доучившийся до пятого-шестого-седьмого курса обнаружил себя только сейчас, размышлял я, клюя носом над тридцатым по счету свитком. И каково же было мое изумление, когда тот самый невероятный вундеркинд все-таки нашелся.