Сколько я иду? Ну, часов так, двенадцать. Впереди запахло свежестью, и Макс почувствовал приближение воды, впереди еле слышно журчал ручеек или речка. Так все, теперь самое главное вода, все бляха-муха пить. Макс как собака ищейка учуявшая цель, двинулся в сторону водоема, в сторону, виднеющегося просвета среди молодых, крепких стволов дуба.
#поволесудьбы2
Апрель 1995 год
Макс блаженно потянулся на кровати, сильно вытянув руки и ноги в стороны, и непроизвольно крякнул от накатившего блаженства, крепко зажмурив глаза от пробивавшегося через щель в плотных черных, тяжелых шторах, яркого, весеннего, радостного лучика солнца. В свете луча веселым танцем играли пылинки, на кухне весело и звонко мама что-то рассказывала отцу. Раздался звонок в дверь. – Блин, я и забыл совсем, что Саня подтянется – мельком пробежала мысль. Он с огромным усилием вылез с вкусно пахнущего, теплого одеяла, накинул растянутую черную футболку, и такого же цвета эластичную трикушку с тремя белыми полосками по швам – аля Адидас, и двинулся к дверям встречать своего лучшего друга, Саню Бондаренко, друга детства. – Мам, я открою, – это ко мне. – Ты опять без тапок? – Быстро срисовала сына, выглянувшая на секунду с дверного проема кухни мама. Высокая, красивая женщина, с черными как воронье крыло, модно закрученными волосами, ярко накрашенными в красный цвет губами, красивом фиолетовом платье, и с кухонным полотенцем в руках, она выглядела по меньшей мере нелепо. – Да на улице жара, какие тапки мамуль? – парировал в ответ Максим, и потянулся к висевшей связке ключей на раскидистых, оленьих рогах, трофее отца, прикрученных к стене, слева от двери. Щелкнув замком Максим, открыл дверь. В коридоре широко улыбаясь, показывая безупречно белые зубы, стоял Санёк. Невысокого роста, коренастый, с коротко постриженными под расчёску, русыми волосами, одетый в синий спортивный костюм с разноцветными вставками и с нашивкой на груди – «Монтана», переминаясь с ноги на ногу, обутых в высокие белые кроссовки с клеймом «Рибок». И завершала всю картину, типичного, новороссийского быка времен перестройки, толстенная, золотого цвета цепь, висевшая на шее, прямо поверх спортивной мастерки.
– Выходи курнем, многозначительно хлопнув по карману штанов, и заговорщицки указав головой на пролет соседнего этажа, прошептал Александр, но увидев скривленную физиономию друга, сразу же задал вопрос – батя дома? – Да не Санёк, давай попозже, я только шары продрал, не жрал, не срал, – с улыбкой ответил Максим. Заходи, попьем чайку, да выдвинемся, да, кстати, ты сростил, о чем вчера говорили? – вопросительно посмотрел на товарища Макс. – Да, конечно, братишка, все ровно, я все оттащил в гараж – ответил улыбнувшись Саша. Вчера немного раскулачили китов, со значимостью в голосе сказал Саша, так что поляна будет огонь, и он поднял вверх большой палец правой руки.
Перестройка в стране, начавшаяся весной 1985 года, в конечном итоге привела к крушению КПСС и как следствие, к разрушению Советского Союза. Молодежь, потерявшая ценности и устои, которые столько лет впитывались с самого рождения в маленький мозг ребенка, а так же вкладывались в умы на протяжении всей жизни сознательного советского гражданина, рассыпались и разлетелись как пепел с очага потухшего костра. Те, кто более-менее умел держать удар, и те, кто мог нанести этот удар, сбивались в стайки, а потом в стаи бандитских группировок. Многочисленные, открывшиеся школы различных восточных единоборств, как стахановское производство плодило новое поколение отмороженных молодцев, выбивало из одурманенных мозгов, остатки морали и чести, и за частую отсутствие мастерства, этих самых единоборств с лихвой компенсировало внушение одной только морали, – Кто сильнее, тот и прав! Не можешь найти – отбери! И это стадо молодых пацанов, одетых как инкубаторские выпускники-цыплята, в одинаковые спортивные костюмы, кроссовки, с одинаково выбритыми головами, надменным взглядом, в котором напрочь отсутствовал интеллект, поверившие в собственные силы, входило в ряды, занимая место погибших или покалеченных бойцов, от пули ментов, или же в результате бандитских разборок. Ребята постарше, кто умел думать и организовывать, занимали руководящие ячейки, руководили жёстко и требовательно, и за допущенные огрехи при выполнении тех или иных задач, наказывали очень жестоко, без капли жалости и сострадания. Криминальные группировки постоянно расширяли сферу своего влияния, конкурируя между собой, а конкурентов убирали с дороги очень просто, банально лишая жизни, либо умело подставляя, от чего последнему приходилось найти свой конец в туго затянутой петле на шее, или же прострелив себе висок.
Саня был обычным рядовым быком, криминальной группировки, контролирующей в городе рынок. Все средства, вырученные за так называемую «крышу» с напуганных, безвольных и безграмотных торговцев, армию которых пополнили трудяги с закрывшихся и обанкротившихся предприятий города, стекались к криминальному авторитету, носящему красноречивое, погоняло «Топор».
В миру Топорков Антон Владимирович, бывший тренер по самбо, в секции которой, с девяти лет оттачивал мастерство Саша. Мастер спорта по боевому самбо и рукопашному бою, здоровенный, более центнера веса, с огромными булавами-кулаками, жилистыми накачанными мышцами, грубыми, волевыми чертами лица, сломанным носом и массивным подбородком, он уверенно шел призёром практически на всех соревнованиях своего профиля, ему пророчили большое спортивное будущее. В январе 1980 года, в составе 40- й советской армии, Антон прибыл в Демократическую республику Афганистан, в качестве добровольца, а уже в апреле 1981 года, подорвавшись на противопехотной мине, был комиссован из вооруженных сил СССР, инвалидом без трех пальцев левой руки, развороченной стопой правой ноги, и контузией, которая периодически проявлялась сильнейшими головными болями, и частичной слепотой левого глаза. Пробыв в госпитале семь с половиной месяцев, Топорков вышел никому не нужный, с покалеченной и разбитой судьбой. Мысли о спортивной карьере улетучились, оставив озлобленного бывшего воина – интернационалиста, наблюдать как недавно сильная, огромная страна катится вниз, теряя свое богатство, сплоченность, и независимость. Антон не стал алкоголиком или наркоманом, как подавляющее большинство его коллег по оружию, попавших в подобную ситуацию. Три года Антон Владимирович безуспешно пытался найти работу, но кому нужен инвалид с проблемной психикой? Имея подвязки и знакомства в спорткомитете СССР, где его еще помнили по старым подвигам на ниве спорта, он получил возможность работать тренером, в городском спортивном зале, и ему не смотря на травму головы, доверили воспитывать желторотых юнцов, пожелавших закалить свой характер и дух. Сильный характер был необходим в то непростое время, в котором сейчас находилась страна, которую раньше боялись во всем мире. Детишки, и уже вполне созревшие ребята текли к нему в зал, где проходили физическую и психологическую обработку, в результате которой оставались лишь крепкие, матёрые волки, имеющие силы и желание идти дальше. В феврале 1991 года руководство, а именно комитет по физической культуре и спорту администрации города решил, что спорт в создавшейся неблагоприятной обстановке, не первостепенная задача, можно им пожертвовать ради достижения иных целей, более так сказать значимых и денежных. Практически все помещения спортзала были сданы в аренду, а на стадионе, где некогда местная команда играла в футбол и хоккей (в зависимости от времени года) теперь была платная автостоянка. На фоне собственного бессилия, Антон нырнул в стакан, а когда вынырнул, обнаружил себя на нарах местного КПЗ в качестве преступника, нанесшего телесные увечья в виде сломанного носа и надорванного уха, сыну одного из влиятельных руководителей, администрации города. Не смотря на всячески оказываемую ему помощь и поддержку друзьями, Топорков получил три года реального срока, который и отбыл в Дальневосточном лагере от звонка до звонка. В начале 1994 году выйдя на свободу, с чистой совестью и совершенно чистыми карманами, он подробно узнал о ваучерной афере, позволившей разобрать страну на болтики и винтики, без всякой опаски преследования. Его ровесники, сумевшие попасть в струю, неожиданно оказались сказочно богаты, а кто не сумел – сказочно беден, либо уже спокойненько разлагался на ставшем в два раза больше городском кладбище.
