На шкурах исхудавших коров и волов появились набухшие язвы – там мухи отложили яйца. Замерли даже суетливые куры, которые обычно с кудахтаньем носились по всей деревне. Теперь они просто сидели в пыли, раскрыв крылья и клювы. Даже обезьян не было видно – большая их часть откочевала глубже в лес в поисках прохлады. Кунта заметил, что на жаре козы почти не щиплют траву, худеют и злятся.

По какой-то причине – может быть, из-за жары или просто из-за того, что они стали старше – Кунта и его товарищи, которые на протяжении почти шести лун каждый день проводили вместе в буше, теперь стали отдаляться друг от друга, оставаясь со своими маленькими стадами. Так происходило несколько дней, прежде чем Кунта осознал, что никогда прежде не уходил от других людей так надолго. Он огляделся и увидел, что и остальные мальчишки пасут своих коз поодаль друг от друга. Над иссушенным солнцем бушем царила мертвая тишина. Вдали виднелись поля – мужчины пропалывали сорняки, которые выросли со времени уборки урожая. Высокие стога сорняков сохли на солнце. Казалось, что они мерцают и дрожат в жарком воздухе.

Кунта вытер пот со лба и подумал, что его народ постоянно переживает какие-то трудности, одну за другой. Порой происходило что-то неприятное или тяжелое, порой страшное или угрожающее самой жизни. Он думал о мучительно жарких днях, за которыми следовали ледяные ночи. Он думал о дождях, которые должны прийти за засухой. Дожди превратят деревню в настоящее болото и зальют дорожки, и тогда придется перемещаться на каноэ. Им нужны дожди, как нужно и солнце, но всего оказывается либо слишком много, либо слишком мало. Даже когда козы были жирными, а деревья ломились от цветов и плодов, Кунта знал, что наступит время, когда последние запасы закончатся в деревенских кладовых. Наступит голодное время, люди будут болеть и даже умирать, как умерла его любимая бабушка Яйса.

Сезон урожая был счастливым временем, временем праздников. Но он кончался слишком быстро, а потом наступал долгий сухой сезон с мучительным харматаном, когда Бинта кричала на него и била Ламина – теперь Кунте было стыдно за то, что он сам обижал младшего брата. Гоня коз к деревне, Кунта вспоминал истории, которые слышал много раз, когда был таким же, как Ламин. Старухи рассказывали, что предки жили в постоянном страхе перед разными опасностями. Кунта понял, что жизнь его народа была тяжелой. Наверное, такой она и останется навсегда.

Каждый вечер в деревне алимамо просил Аллаха о дожде. И однажды в Джуффуре началось радостное оживление. Легкий ветерок погнал пыль – такой ветер возвещал приближение дождей. И на следующее утро жители деревни вышли на поля. Мужчины подожгли стога сорняков. Густой дым окутал землю. Жара была почти невыносимой, но обливающиеся потом люди танцевали и радовались, а дети из первого кафо носились вокруг и визжали. Каждый пытался поймать сулящие удачу легкие хлопья пепла.

На следующий день слабый ветерок начал разносить золу по полям, удобряя почву для следующего урожая. Мужчины вооружились мотыгами и стали прокладывать длинные борозды для новых семян. Наступал седьмой посевной сезон, который Кунте предстояло прожить в бесконечном цикле смены времен года.

Два дождя прошло, и живот Бинты снова вырос, а характер испортился еще сильнее, чем обычно. Она с такой легкостью раздавала подзатыльники сыновьям, что Кунта каждое утро радовался, что может хоть на несколько часов скрыться от нее со своими козами. Возвращаясь вечером, он страшно жалел Ламина, который был уже большим, чтобы совершить провинность и получить подзатыльник, но еще маленьким, чтобы в одиночку выходить из дома. Однажды, когда Кунта вернулся домой и обнаружил Ламина в слезах, он спросил у Бинты (не без положенных экивоков), можно ли брату прогуляться с ним.

– Можно! – рявкнула мать.

Маленький голый Ламин не мог сдержать радости при столь неожиданном проявлении доброты. Но Кунта испытал такое отвращение к самому себе, что задал брату трепку, как только Бинта перестала их слышать. Ламин взвыл, а потом, как щенок, поплелся за братом.

С этого дня Ламин каждый вечер поджидал Кунту у дверей в надежде на то, что старший брат снова возьмет его с собой. Кунта так и поступал почти каждый день – но не потому, что ему этого хотелось. Бинта испытывала такое облегчение, избавляясь от них обоих, что могла бы поколотить старшего сына, если бы тот не забрал Ламина на улицу. Казалось, сбылся ночной кошмар – голый младший брат прилип к спине Кунты, как огромная личинка из болонга. Но вскоре Кунта стал замечать, что за многими его приятелями тоже тянутся младшие братья. Хотя малыши играли чуть поодаль, но постоянно следили за старшими братьями, которые изо всех сил старались не обращать на них внимания. Иногда старшие сбегали и хохотали, глядя, как малыши отчаянно пытаются догнать их. Когда Кунта и его приятели забирались на деревья, младшие пытались следовать за ними и обычно падали на землю, а старшие мальчишки смеялись над такой неуклюжестью. И скоро оказалось, что играть с малышами даже забавно.

Когда Кунта оставался наедине с Ламином, он мог уделить ему больше внимания. Крутя крохотное семечко в пальцах, он объяснял малышу, что огромное хлопковое дерево в Джуффуре выросло из этого маленького комочка. Поймав пчелу, Кунта осторожно показывал ее Ламину, чтобы тот увидел жало. Перевернув пчелу, он объяснял, как пчела высасывает нектар из цветов и превращает его в мед в гнездах высоко на деревьях. Ламин начал задавать Кунте множество вопросов, на большую часть которых тот терпеливо отвечал. Уверенность Ламина в том, что Кунта знает все, была очень приятной. Кунта чувствовал себя старше своих восьми дождей. Теперь младший брат уже не казался ему назойливой обузой.

Кунта изо всех сил старался этого не показать, но, возвращаясь домой с пастбища, он уже ждал радостного приветствия Ламина. Однажды ему даже показалось, что он заметил улыбку Бинты, когда они с Ламином выходили из хижины. Бинта часто ругалась на младшего сына:

– Тебе следует поучиться у старшего брата!

Через мгновение она могла дать Кунте подзатыльник, но все же это случалось не так часто, как прежде. Бинта часто пугала Ламина, что, если он не будет слушаться, она не отпустит его с Кунтой, и малыш весь день вел себя тише мыши.

Обычно они с Ламином покидали хижину, чинно держась за руки, но на улице Кунта тут же бросался бежать, а брат с трудом поспевал за ним. Они присоединялись к другим мальчишкам второго и первого кафо. Как-то во время такой прогулки приятель Кунты, наткнувшись на Ламина, сильно стукнул его по спине. Кунта немедленно подскочил, грубо оттолкнул парня и резко заявил:

– Это мой брат!

Приятелю это не понравилось, они начали драться, но другие ребята их разняли. Кунта взял плачущего Ламина за руку и потащил прочь под взглядами мальчишек. Собственные действия смутили и изумили Кунту. Он ударил своего приятеля по кафо из-за какого-то сопливого младшего брата. Но после этого дня Ламин стал открыто подражать Кунте во всем, иногда даже в присутствии Бинты или Оморо. Хотя Кунта притворялся, что ему это не нравится, но в глубине души был страшно горд.

Когда Ламин попытался забраться на дерево и упал, Кунта показал ему, как лазить правильно. От случая к случаю он учил младшего брата бороться (и Ламин завоевал уважение мальчишки, который как-то унизил его перед приятелями по кафо), свистеть, заложив в рот пальцы (хотя даже самый сильный свист малыша не мог сравниться с его собственным). Он показывал Ламину листья, из которых мать любила заваривать чай. Он учил Ламина не трогать больших блестящих навозных жуков, которые часто заползали в хижину. Жуков нужно было осторожно выносить за порог и выпускать. Причинить им вред считалось очень плохой приметой. Еще опаснее было трогать шпоры петухов. Но как бы он ни старался, ему никак не удавалось научить Ламина определять время суток по положению солнца.

– Ты еще слишком маленький, но со временем научишься, – говорил он.