Они вернулись домой уставшие, но довольные после солидного шоппинга. Софокл ушёл в свою комнату переодеться и принять ванну. Джин оставила свои покупки на белом пуфике, приняла душ и одела ночную рубашку. Накинув на себя длинное пальто до пола, она сделала несколько оборотов вокруг своей оси и направилась в прошлое, повидаться с одним очень важным для неё человеком. В таком виде девочка могла появиться только перед дорогим Оскаром. Джин застала его у себя в кабинете, сидящим в широком кресле, и смотрящим на потрескивающие поленья в камине. Его длинные чёрные волосы красиво обрамляли его широкое одухотворённое лицо. Это был человек, умевший внимательно слушать, хранить секреты и давать дельные советы, самый настоящий друг.

– Джин, это ты? Я очень рад тебе сегодня. Мы так давно не виделись.

Джин слегка улыбнулась, хотя в глубине души ей хотелось плакать. Она робко взяла маленькую подушку и села у камина, прямо возле огня. Девочка смотрела на горящие поленья и слушала их тресканье. Казалось, она тянула время, чтобы не озвучивать свои опасения и не начинать разговор, который ведёт в неизвестное. Но Оскар за долгие вечера проведённые вместе уже знал, что душе её не спокойно и догадывался о причинах её волнений.

– Тебе опять не спится? – спросил он непринуждённо.

Джин улыбнулась.

– Мне не спится каждую ночь. Я просто не могу уснуть, когда все спят…

– По-моему для человека твоего возраста это не нормально. Или в вашем времени все подростки ночью не спят.

– Нет, не все… только те, у кого есть обязательства, ложатся рано, и так же рано встают, – она сделала небольшую паузу. – Скоро и мы с Софоклом к ним присоединимся. Он записал нас на подготовительные курсы в университет.

– Я думал, вы не ходили в школу.

– Не ходили. Мы занимались на дому и сдавали экзамены, когда были к ним готовы.

– Может социализация пойдёт вам на пользу, – уголок рта поэта пополз вверх. – Хотя кого я обманываю, пребывание в обществе людей, которые тебя не в силах понять, очень быстро наскучивает и утомляет.

– Это была идея Софокла. Он говорит учёба поможет построить наше будущее.

– А ты что думаешь по этому поводу, Джин? – он смотрел на неё созерцая…

– Я думаю, социализация вгонит меня в депрессию.

Поэт рассмеялся.

– Я думаю, ты права, но попробовать стоит. Никто ведь не знает, что ждёт нас впереди. Мы можем лишь догадываться, но в любой момент всё может измениться…

– Не может… – Джин покачала головой, смотря в никуда, а потом вдруг повернулась к Оскару и выпалила на одном дыхании.

– Он убьёт тебя! Он уже убивает тебя!

Оскар прикрыл глаза и облизнул свои губы, на его лице было выражение сладкой горечи…

– Это ничего… – шёпотом проговорил он. – Я всё равно умру когда-нибудь, так почему же не принять эту чашу из рук любимого человека.

– Это так неправильно, – только и сумела выдавить из себя Джин.

– Неправильно жить по законам общества и морали, но при этом чувствовать себя никем, вечно бояться и жить озираясь по сторонам, переживая из-за того, что подумают о тебе люди. Это неправильно.

– Не все могут жить так, как ты, для этого нужно иметь смелость.

– Смелость? А может быть равнодушие… – Оскар посмотрел в глаза Джин. Его карие очи сияли грустью и отчаянием, и в то же время в них теплилась жизнь и надежда.

– Что-что а писатели не могут быть равнодушными, что бы они про себя не говорили. Особенно грусть заставляет писать.

– Ты очень хорошая девочка, Джин. Пообещай мне кое-что…

– Только если это что-то, что я в силах исполнить.

Оскар сжал её ладони в своих.

– Не каждому это под силу, но ты постарайся сохранить всё то хорошее, что есть внутри тебя.

– А что во мне есть такого хорошего?

Оскар тепло улыбнулся.

– Много чего… ты просто ещё не знаешь, и в силу своей скромности и воспитания, вероятно никогда не будешь считать себя достаточно хорошим человеком, заслуживающим всех благ этого мира…

Настала пора рассмеяться Джин.

– Оскар, прекрати…

– Нет, Джин, вероятно, это наша последняя встреча и я хочу, чтобы ты знала, что хороших людей не так уж и много на этой Земле. И так было во все времена, а хороших и достаточно храбрых людей, днём с огнём не сыщешь. Поэтому ты должна беречь себя. Пообещай мне, что будешь благоразумна, и тогда я буду меньше переживать за тебя и твой путь.

– Там, где ты окажешься, нет места памяти и переживаниям…

– Тем более избавь меня от этих мук ещё на Земле.

Джин обидчиво отвернулась.

– Избавлю, если ты послушаешь меня и уедешь далеко-далеко отсюда, туда, где тебя не схватят жандармы.

Оскар обнял девочку.

– Ты ведь знаешь, что я никуда не поеду.

– Тогда ты не имеешь права просить у меня беречь себя, если сам подставляешься пол заключение и смерть.

– Такова жизнь, Джин. Есть вещи, которые нельзя миновать, даже если ты уедешь от своих проблем за тысячу земель, они всё равно настигнут тебя, возможно, даже с ещё большей силой… А я не хочу всю оставшуюся жизнь, жить в страхе, скрываясь от правосудия и людей, пускай, они ко мне несправедливы, в первую очередь я буду скрываться от самого себя, а это не честно и не правильно. Твоя жизнь кончается там, где ты отрекаешься от самого себя, от своих принципов, от людей, которых ты любишь всем сердцем. Я хочу, чтобы ты помнила об этом… но даже если ты оступишься, знай, я не буду тебя осуждать. Ты всегда будешь моей музой и видением из снов.

– Я не муза и не видение.

– Я знаю, Джин, я знаю, но когда ты исчезаешь, моему воображению начинает казаться, что я тебя придумал…

– Это свойство человеческой психики, подвергать сомнению то, что ты видел, спустя какое-то время. Но я настоящая, Оскар, жаль, что ты не слушаешь меня.

Джин крепко сжала поэта в своих объятиях.

– Я боюсь потерять тебя. Я боюсь, что люди причинят тебе боль.

– Мы все теряем друг друга физически, но не духовно… мы остаёмся в памяти друг друга.

Джин горько заплакала. Слова Оскара запали ей в душу.

Они стояли так долго, пока Оскар не отправил девочку домой. Рано или поздно со всеми приходится прощаться. И даже путешественники во времени испытывают расставание на себе, возможно даже, в тысячу раз сильнее и чаще…

– Прощай, Оскар… я всегда буду тебя любить…

– Прощай, Джин… прощай… – по его щеке скатилась слеза. – Ты всегда будешь моей музой из волшебных снов.

Джин с трудом отцепилась от Оскара. Она бросила на него последний прощальный взгляд, и сделав несколько оборотов вокруг своей оси, растворилась в воздухе. Девочка унесла с собой десять лет задушевных разговоров у потрескивающего камина. Эти моменты навсегда останутся в её памяти.

Приземлившись в своей комнате, девушка скинула плащ, мокрый от снега. По пути домой она посетила заснеженные хребты Анд. Она переоделась в джинсы и футболку, но ей нужен был горячий чай или кофе, чтобы согреться. Буквально в шаге от двери она замерла, её рука так и осталась лежать на дверной ручке. По её спине пробежала дрожь, потому что из-за двери доносились посторонние голоса. Джин осторожно сделала шаг назад, и крутанувшись, оказалась в комнате Софокла. Брат стоял возле двери и тоже прислушивался к постороннему шуму в доме. Дом был старый, половицы скрипели. Софокл медленно отошёл от двери. Он обернулся, Джин приложила палец ко рту.

– Слава Богу, ты вернулась, я уж думал они схватили тебя.

Софокл обнял Джин и вместе они переместились в прошлое, прежде чем несколько пар рук успели их схватить.

Софокл перенёс их в поле, усыпанное полевыми цветами. Больше полутора часа в прошлом им оставаться было нельзя. Софокл начнёт забывать, кто он и откуда пришёл. Спустя час после небольшой передышки на открытой местности, брат с сестрой перенеслись обратно, в двадцать первый век и тихонько сели в неприметном кафе. Они заказали пару чашек кофе и сэндвичи, чтобы перекусить и подумать, куда двигаться дальше. Они понятия не имели, кто пробрался в их дом и зачем. За все десять лет такого никогда не происходило. Им нужна была чья-то помощь или совет, но в силу того, что им приходилось скрывать свой дар, у них было не так много вариантов, куда им можно было пойти. На ум им пришёл только один человек, давний друг их отца, независимый журналист Константин.