− Вдохни, слышишь?

Он послушался и сделал вдох, задержал, как она и просила, дыхание.

− Терпи, терпи, − твердила она, не отводя своих глаз от его, − терпи. Всё, выдохни. Фил, всё, можно.

Он не думал, что у него самого может случиться приступ паники, и сидел у стены, а Женя, присев рядом, придерживала одной рукой его подбородок, а другой аккуратно орудовала платочком у носа.

− Что случилось? Фил, скажи мне.

− Лара… она умерла, − помолчав, сказал он отстранённо. – Несчастный случай.

Он не думал, что к ней что-то чувствовал, нет, просто встречались раз в неделю, иногда пересекались и на службе, перекидывались парой слов, не более того, но от её смерти он чувствовал леденящий холод, ему казалось, что он проклят. Женя больше ни о чем не спрашивала, хоть и не ясно, имела ли она понятие о том, кто такая Лара.

− Я тебя отвезу, − сказала лишь, взяв за локоть, и тем помогая подняться на ноги.

Они молчали всю дорогу, она зачем-то поднималась с ним к квартире, а он никак не мог попасть ключом в замочную скважину − руки дрожали − и она сделала то за него. Они стояли у порога, и Дима, охваченный мыслью, как много, тратясь по мелочам, упускают в жизни глупые люди, повернулся к ней.

− Жень, ты… может, никто тебе этого не говорил, но ты должна знать. Ты… ты замечательная, слышишь? Ты хорошая, умная, добрая, ты… ты молодец, и если Тоха этого не видит, то… То он просто дурак, вот и всё!

На этом Дима развернулся и направился в спальню, по пути скинув на пол куртку. Опустился на кровать и закрыл глаза. Он желал больше никого не подпускать к себе. Желал знакомств, чтобы на утро уходить, не прощаясь и не знать ни имён, ни номеров, ни встречать больше. Желал, чтобы Птица поносила его ещё усерднее и сильнее, только держалась подальше. Желал, чтобы Стрельникова нашла достойного мужчину, не такого слепого и нерешительного как Тоха, но и не столь заносчивого как Костя. Такого, чтобы тот просто любил её всем сердцем, она этого заслуживала.

Дима провалился в спасительный сон и ничего не видел, не слышал и не почувствовал. Он не видел, как Женя замерла в прихожей и не сдержала слёз от его слов. От тех важных слов, которые ей должен был озвучить другой мужчина. Должен был озвучить даже если они расставались. Не видел, как она повесила его куртку на место, тихо пробралась в спальню и, присев рядом, сняла поочередно ботинки с его ног, нашла в стороне плед и заботливо накрыла. Он не почувствовал её губ на своей щеке, пальцев, коснувшихся волос. Не услышал её тихого голоса, а она велела ему отдыхать и с грустной улыбкой сказала, что может у них такая судьба. Судьба быть брошенными, раненными и раздавленными, и всё, что им остается − держаться вместе. Держаться хоть как-то. Иначе нельзя, как звучало в одной известной песне.

========== Часть 3 ==========

Женя не замечала, как проходили дни. Она старательно погружалась в работу, корпела над бумагами, оставалась холодна к Князеву, тепла и дружелюбна с Ильинским и Филипповым, нейтральна с Лернером. Выдрав очередной лист календаря, девушка в задумчивости замерла. Куда-то в пустоту канула пара месяцев. Где-то в глубине шкафа остались горевать позабытые светлые платья, так изящно подчеркивающие милую фигурку. Где-то в ящике соседнего стола стеснительным коллегой припрятано фото УЗИ. Где-то в стороне, в дальнем конце кабинета, обосновался за столом Фил, словно, как и она, решил отгородиться, и теперь они обменивались взглядами каждый из своего конца, пересекались, как и обычно, на кухне, в зале, на выездах, при обсуждении дела, не более того. Каждый из них хранил что-то о другом и не смел то произносить, чтобы не задеть чувств.

Она научилась справляться с собой через силу, но Антон снова её добил, поймав в просмотровой с откровенным разговором.

− Жень, я… − потупился он, − понимаю, что теперь уж говорить поздно, но… Понимаешь, мне кажется, я перед тобой очень виноват.

Он заглянул ей в глаза, заставив замереть.

− Не знаю, как объяснить… Кажется, я это просто чувствую. Я понимаю, я должен радоваться, что у меня… то есть, что у нас с Юлей будет малыш, а я смотрю на тебя и…

− Тош… − устало подала голос она, − может не надо, а?

− Не могу с собой ничего поделать, мне кажется…

Когда он коснулся её плеч, она вздрогнула и вырвалась.

− Антон, хватит! Не мучай себя, меня, Юлю. Всё. Конец истории. Проехали, забыли.

Она выскочила в коридор и помчалась на кухню, благо там было свободно. Если Антон ждал, что она ему подскажет как быть, то ей больше не хотелось. Каждый сам решает за себя, а если не решает, значит, и не сильно хочет. Женя готовила бутерброды ребятам, и тёплые пальцы сжали её дрожащую руку за запястье.

− Всё в порядке? – спросил Дима, внимательно смотря.

− Да… − несколько растерялась она, но быстро взяла себя в руки: − Да, всё хорошо.

− По виду не…

Филиппов не успел окончить мысль – пожаловал Ильинский, а за ним и Князев – и, вынужденный, уселся за стол. Получил, как и Миша, добротный бутерброд.

− А я? – напомнил о себе Костя, состроив милое лицо. – Слушайте, это какая-то дискриминация среди друзей, − пожаловался он ребятам.

− Это смотря, кто и у кого входит в категорию друзей, − философски отпарировал Михей.

Хмыкнув, Женя легонько потрепала его по волосам за поддержку, провела по плечу Димы ладошкой:

− Приятного аппетита, ребят, − и поспешила в коридор.

Самой ей есть особо не хотелось, как и не хотелось, чтобы её раскусили, и уж тем более, чтобы это сделал Дима. Ей казалось, он теперь видел её насквозь.

*

Дима старательно отгораживался, даже не часто заводил без дела бесед. Подчеркнуто вежливо отклонил не одно предложение милых барышень со службы вместе посидеть. Никаких отношений, для себя решил, тем более новых служебных романов. К тому же его начали донимать головные боли. Первое время Дима пил обезболивающее, когда и таблетки по три, массировал виски или выпивал что-то крепкое под вечер, желая разогнать кровь. Потом ни один из способов эффективностью не радовал, а если и избавлял от боли, то ненадолго. Она возвращалась и мешала нормально жить и работать. Обращаться в больницу или к Птице ему не хотелось – отстранят от службы, а дома его медленно и мучительно доконает пустота. Одна знакомая девица-фармацевт, из некогда бывших подружек, выслушав жалобу, сочувственно покивала головой и посоветовала одно дорогое лекарство, настоятельно рекомендовав надолго не затягивать и обратиться к специалисту. Рекомендации Дима не последовал, а таблетки у него появились. Пил, и боль отступала, как и лишние эмоции. Он стал реже сидеть с друзьями по вечерам – выпивать теперь стало противопоказано.

Дождавшись, когда остальные уйдут, Женя перегородила ему дорогу из кабинета в один из вечеров, подозрительно смотря:

− Я надеюсь, ты отказался посидеть с ребятами не из-за меня?

− Конечно нет, − поразился он. – Ты-то тут причём?

− Дим, что происходит, а? Я… я понимаю, тебе нелегко, мне тоже, но это же не повод держаться от всех подальше. Ну, не хочешь видеть меня, Антона, Михея почему сторонишься? Он же тоже твой друг. И ему тоже нелегко: с Костей они не особо ладят, Тоша снова нервничает из-за назначения.

Доля правды имелась в её словах, про Мишу, уйдя в свои печали, они как-то забыли. Дима, почувствовав себя виновато, потупился.

− Жень, это никак и ни с кем не связано, − хмуро проговорил. − Просто… очень устал и только.

Он почувствовал, как ее пальцы коснулись его подбородка, и поднял голову. Посмотрел ей в глаза.

− Точно? – спросила она, заставив чуть улыбнуться.

− Точно.

Накинув куртку, он помог и ей с верхней одеждой, пожелал хорошо посидеть и, распрощавшись, брёл по улице. Вдыхал вечерний воздух, любовался видом реки. Остановился и, облокотившись о холодную каменную поверхность парапета, уставился в непроглядную даль.