Все больше на слуху громкие уголовные дела, телевизор и радио просто лопаются от этих новостей, но по существу это только дела чиновников в основном за коррупцию, новостные ленты молчат о репрессиях ради галочек и зарплаты простых рядовых граждан ,сожают всех! Как говорится был бы человек а статья найдется! Печально но это так. При изучении трактование и значении Федеральных законов, выяснилось следующие ошибки из за которых страдают все ,виновный и не виновный! КОРЫСТНАЯ ЦЕЛЬ КАК КРИМИНООБРАЗУЮЩИЙ ПРИЗНАК ПРЕСТУПЛЕНИЙ В УГОЛОВНОМ КОДЕКСЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ А.К. Гейн (старший преподаватель общеправового факультета Тюменского юридического института МВД России (по кафедре уголовного права. Рассматриваются вопросы использования корыстной цели в качестве криминообразующего признака преступлений в Уголовном кодексе РФ. Дается анализ понятия корыстной цели. Проводится соотношение корыстных мотивов и целей для различных групп преступлений. Предлагается ряд изменений в УК РФ. Раздел 4. Уголовное законодательство и криминологическая наука В Уголовном кодексе РФ термин «корысть» используется для описания различных составов преступлений семнадцать раз. Во всех без исключения случаях речь идет о корыстных мотивах («корыстные побуждения», «корыстная заинтересованность»). Только один раз в уголовном законе корысть характеризует цель преступления («корыстная цель»). В соответствии с примечанием 1 к ст. 158 УК РФ под хищением понимаются совершенные с корыстной целью противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества. Исходя из того, что хищение является родовым понятием для определения многих преступных деяний (кража, грабеж, мошенничество и др.), а также для конструирования составов хищений некоторых предметов (наркотических средств, оружия и др.), корыстная цель выступает криминообразующим признаком для всех составов преступлений, связанных с хищением. Кроме того, необходимо иметь в виду, что цель хищения коррелирует с составами неправомерного завладения автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения (ст. 166 УК РФ) и угоном судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава (ст. 211 УК РФ). В последних случаях цель используется в качестве негативного криминообразующего признака. Ни Уголовный кодекс РФ, ни прежнее уголовное законодательство не раскрывают содержание корыстной цели или корыстного мотива. В связи с этим С.А. Елисеев точно заметил, что «российскому законодателю свойственно экономное отношение к конструированию составов преступлений против собственности в плане описания их субъективной стороны» [1, с. 241]. С.И. Ожегов определил корысть как выгоду, материальную пользу [2, с. 262]. В. Даль под корыстью понимал страсть к приобретению, к поживе, жадность к деньгам, богатству, любостяжание [3, с. 437]. Таким образом, термин «корысть» имеет негативную окраску и употребляется для того, чтобы подчеркнуть ненормальное, выходящее за рамки общепринятых правил поведения стремление к материальному благосостоянию, обогащению. Корысть, как отмечает А.Ф. Зелинский, несет в себе отрицательную нравственную оценку поступка и указывает на его эгоистическое содержание. В отличие от обычной материальной заинтересованности она означает получение материальной выгоды аморальным способом [4, с. 68-70]. «Корысть – это всегда порицаемое, аморальное, низменное побуждение, характеризующее поведение человека как частнособственническое, стяжательское, узкоэгоистическое» [5, с. 51]. М.Г. Миненок и Д.М. Миненок обращают внимание на то, что корысть по своему содержанию имеет многоаспектный характер: 1) стремление к личной наживе, выражающееся в Юридическая наука и правоохранительная практика 47 1 (11) 2010 желании обогатиться за счет незаконного изъятия имущества; 2) желание избавиться от материальных затрат; 3) стремление обеспечить имущественную выгоду другим лицам [6, с. 112]. Пленум Верховного Суда РФ неоднократно разъяснял, какой смысл законодатель вкладывает в понятия корыстной цели и корыстного мотива. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2007 г. № 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» указано, что корыстной целью является стремление изъять и (или) обратить чужое имущество в свою пользу либо распорядиться указанным имуществом как своим собственным, в том числе путем передачи его в обладание других лиц [7, с. 8]. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» [8] отмечено, что под корыстными побуждениями следует понимать желание получить материальную выгоду для виновного или других лиц (деньги, имущество или права на его получение, права на жилплощадь и т.п.) или избавиться от материальных затрат (возврата имущества, долга, оплаты услуг, выполнения имущественных обязательств, уплаты алиментов и др.). Как следует из примечания 1 к ст. 158 УК РФ, корысть имеет отношение к характеристике цели преступления. Мотивы хищения законодатель не раскрывает. Между тем это порождает трудности не только в установлении содержания корыстной цели в хищении, но и в соотнесении цели и мотива хищения. «Называя цель, к которой стремится виновный, и мотив, которым он руководствуется, одинаково корыстными, законодатель создал еще одну проблему: внес путаницу как в практику, так и в теорию» [9, с. 111]. Несмотря на то, что согласно Уголовному кодексу РФ хищение совершается с корыстной целью, Пленум Верховного Суда РФ в постановлении от 9 декабря 2008 г. № 25 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств, а также с их неправомерным завладением без цели хищения» допускает смешение цели и мотива, признавая, что хищение совершается с корыстными мотивами: судам при рассмотрении дел о хищении транспортного средства надлежит выяснять, какие исследованные в судебном заседании обстоятельства подтверждают умысел лица, совершившего завладение указанным транспортным средством, на обращение его в свою пользу или в пользу других лиц. Если суд установит, что указанные неправомерные действия лица совершены лишь для поездки на угнанном автомобиле (транспортном средстве) или в иных целях без корыстных побуждений, содеянное при наличии к тому оснований подлежит правовой оценке как неправомерное завладение автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения по соответствующей части ст. 166 УК РФ, при условии, что такая квалификация содеянного не ухудшает его положение [7, с. 4]. Аналогичным образом смешиваются мотив и цель (мотив подменяется целью) в постановлении Пленума Верховного Суда «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)». Таким образом, в одних случаях говорится о корыстном мотиве, в других – о корыстной цели, а в третьих – преступление в целом называется корыстным. Использование законодателем цели в качестве криминообразующего признака хищения является, безусловно, необходимым, т.к. именно цель подчеркивает направленность умысла лица, совершающего указанное преступление. «Центральное место при квалификации хищения по субъективной стороне состава принадлежит оценке цели преступления» [10, с. 257]. А.И. Бойцов отмечает, что «цель и действия немыслимы вне такой взаимной связи и обусловленности, при которой как действия расхитителя должны быть подчинены строго определенной цели, средством достижения которой они служат, так и сама цель должна закономерным образом вытекать из характера совершаемых дейс- 48 1 (11) 2010 Раздел 4. Уголовное законодательство и криминологическая наука твий. Поэтому формулировка цели должна сообразовываться с описанием объективных признаков хищения» [11, с. 191]. Однако «смешение цели, которую хотел достигнуть виновный, и намерения, т.е. выбранного им пути, направления деятельности, при характеристике внутренней стороны отдельных преступных деяний может привести к совершенно неверным выводам» [12, с. 596]. По нашему мнению, законодатель неправильно определил цель хищения не только в содержательном аспекте, но и, в первую очередь, с методологических позиций понимания цели и ее выражения в уголовном праве в качестве соответствующего криминообразующего признака. Цель преступления, в том числе хищения, представляет собой тот результат, к достижению которого стремится виновный при совершении преступления. В словосочетании «корыстная цель» отсутствует указание на то, какой предполагаемый результат должен наступить после деяния. Такая цель является бессодержательной, а потому нет смысла вводить ее в состав преступления. Цель как криминообразующий признак должна быть конкретна, поскольку служит отражением будущего результата преступления. Корысть может рассматриваться лишь как свойство такого результата. Корысть – это нравственная этическая категория, которая отражает отношение человека к обществу в целом, другим людям и самому себе [13, с. 81]. Термин «корысть» способен показать отношение лица к тем или иным поступкам, однако установить цель действий (бездействия) с его помощью не представляется возможным. Мотив и цель не могут быть одновременно корыстными. Корысть характеризует сферу внутренних побуждений человека, их генезис, на основании чего впоследствии формулируется цель. С методологических позиций цель вторична по отношению к потребностям и побуждениям, не может с ними смешиваться. Она возникает после того, как у лица сформировались определенные потребности. Цель и мотив – близкие понятия, но они не тождественны друг другу. Цель всегда сохраняет свою относительную самостоятельность и может быть связана с различными мотивами. Мотивы человеческой деятельности являются связующим звеном между потребностями и интересами, с одной стороны, и целями – с другой [14, с. 22]. «Корыстный мотив преступления заключается в безнравственном стремлении удовлетворить либо индивидуальную потребность с помощью противоправного, предусмотренного уголовным законом завладения чужим имуществом или не принадлежащими виновному имущественными правами либо путем незаконного за чужой счет освобождения от имущественных обязанностей и сокращения обычных или ставших необходимыми личных расходов» [4, с. 71-72]. Термин «корыстная цель», используемый законодателем при определении хищения, представляет собой на самом деле неудачно сформулированное понятие мотива хищения, характеризующего внутренние побуждения лица, совершающего данное преступление. Следует не только отказаться от использования термина «корыстная цель» применительно к хищению, но вообще не использовать его в уголовном законе. С.М. Кочои также приходит к выводу о том, что имеются достаточные основания для отнесения в уголовном законодательстве РФ слова «корысть» к характеристике исключительно мотива совершения преступления, в связи с чем цель при хищении не может быть названа «корыстной» [9, с. 114]. Трудно спорить с тем, например, что хулиганские побуждения нельзя «трансформировать» в «хулиганскую цель»; так и корыстный мотив не может превратиться в корыстную цель [15, с. 50]. Наличие словосочетания «корыстная цель» в ряде случаев провоцирует на смешение мотива и цели преступления и не способствует пониманию истинного субъективного отношения лица к совершенному преступлению. Так, С.Х. Нафиев, рассматривая корыстные убийства, механически переносит признаки мотива Юридическая наука и правоохранительная практика 49 1 (11) 2010 на цель преступления. В результате автор приходит к неправильному выводу о том, что «для признания убийства из корыстных побуждений необходимо наличие корыстного мотива в любой его форме и корыстной цели» [16, с. 107]. Многие другие авторы также не разделяют корысть в содержании мотива и цели преступления. Например, А.А. Пинаев утверждал, что «мотив и цель при хищении являются корыстными» [17, с. 181]. Следует заметить, что впервые термин «корыстная цель» в отечественном законодательстве был применен (вне связи с понятием хищения) в ст. 576 Уголовного уложения 1903 г., согласно которой «уполномоченный правительственной или общественной властью на оказание помощи пострадавшим от пожара, недостатка народного продовольствия или иного общественного бедствия, виновный… в выдаче, с корыстной целью, из имущества, подлежащего раздаче пострадавшим, пособия лицу, не имеющему права на получение оного, наказывается заключением в исправительном доме» [18, с. 314]. В науке уголовного права имеется несколько различных точек зрения о том, что является целью хищения. Примечателен тот факт, что в дореволюционный период корыстная цель не признавалась в качестве криминообразующего признака хищения единодушно всеми учеными, а сам термин «корыстная цель» был подвергнут заслуженной критике. Против «корыстной цели» как признака хищения высказывался, например, И.Я. Фойницкий, который полагал, что «цель корыстная, animus lucri faciendi» не отвечает определению специального намерения похищения, «потому что сокровенные мотивы, вызывающие хищническую деятельность, могут быть в высшей степени разнообразны, и от различия их не изменяется состав этих деяний; они остаются похищением независимо от того, производятся ли для обогащения себя самого или из мотивов мести, любви, пользы науки, благодетельствования неимущим и т.п.; похищение редкой рукописи для передачи музею своего родного города, похищение вещей для раздачи их нищим, для пропитания своего семейства и т.п., принадлежат к той же группе деяний, как и похищение для кутежа и для наживы; различие мотива деятельности в них не изменяет их состава, хотя и может иметь крупное значение для судебного определения степени виновности деятеля; иначе суд должен отнестись к карманному вору, крадущему для того, чтобы снести деньги в кабак, и к св. Крапину, похищавшему для оказания помощи неимущим, хотя в обоих случаях деятельность и отвечает условиям похищения» [19, с. 182]. Применительно к некоторым посягательствам, связанным с хищениями имущества (присвоение, мошенничество), и к ряду других составов преступлений криминообразующий признак “корыстная цель” впервые был использован в Уголовном кодексе РСФСР 1922 г. По мнению С.А. Елисеева, в советском уголовном праве выражение «корыстная цель» вошло в законодательные формулировки и доктринальные определения тех или иных преступлений против собственности по причинам политического характера. Советские авторы полагали, что уголовно-правовая оценка мотива алчности, корысти в буржуазной теории права, не называющей корысть (корыстную цель) в качестве конструктивного признака похищения имущества, «служит только средством затушевывания той вполне “законной” алчности, которая является движущей силой всякого эксплуататорского общества» [1, с. 247]. В советском уголовном законодательстве корыстная цель стала прочно связываться с хищением, хотя и включалась в качестве криминообразующего признака в некоторые составы преступлений, не связанные с хищением. В настоящее время такая цель относится исключительно к понятию хищения, а в остальных случаях корысть имеет отношение лишь к мотивационной сфере преступного деяния. Согласно примечанию 1 к ст. 158 УК РФ понятие хищения не ограничено рамками отдельной главы или раздела кодекса (как это было, например, в Уголов- 50 1 (11) 2010 ном кодексе РСФСР 1960 г.), а распространяется на весь Уголовный кодекс. Это означает, что цель как важнейший криминообразующий признак хищения должна единообразно пониматься независимо от формы хищения и его предмета. Однако в судебной и следственной практике нередко встречаются случаи хищения, в частности оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств, не с корыстной целью, а с целью последующего совершения тяжких и особо тяжких преступлений: бандитизма, убийств, террористических актов и т.п. [20, с. 128]. Так, почти треть всех хищений огнестрельного оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ совершается по бескорыстным мотивам (для совершения других преступлений, самообороны и т.д.). В связи с этим признается, что использование в примечании 1 к ст. 158 УК РФ в качестве обязательного признака корыстной цели, а не корыстного мотива небесспорно и справедливо критикуется в науке уголовного права [9, с. 17]. Строго говоря, отсутствие в содеянном предусмотренного уголовным законом признака корыстной цели не позволяет признавать такие случаи хищением. Это обстоятельство, на наш взгляд, служит дополнительным аргументом в пользу отказа от признания корыстной цели криминообразующим признаком хищения. Военная коллегия Верховного Суда РФ изменила приговор Северо-Кавказского окружного военного суда по делу М., отменив его в части осуждения М. по ч. 1 ст. 226 УК РФ с прекращением дела за отсутствием состава преступления. Согласно приговору, М. на территории пограничной заставы расстрелял из автомата оскорбившего его начальника заставы, для чего противоправно завладел находившимся в блиндаже автоматом. М. посчитал незаконным его осуждение за хищение автомата, поскольку весь личный состав заставы, а тем более он как командир отделения, имел постоянный беспрепятственный доступ к оружию и боеприпасам, находившимся в блиндажах. В материалах дела отсутствуют данные, подтверждающие наличие книги учета выдачи оружия и его движения, приказа о возложении на конкретных лиц обязанности по контролю за сохранностью оружия, за его выдачей и приемом. Не привел суд и доказательств противоправного безвозмездного изъятия автомата, наличия при этом корыстной цели и имущественного ущерба. Само по себе указание о завладении автоматом с целью совершения преступления и о фактическом применении при его совершении не может служить основанием для осуждения за хищение оружия. При таких обстоятельствах Военная коллегия Верховного Суда РФ посчитала необходимым дело в части осуждения М. по ч. 1 ст. 226 УК РФ прекратить за отсутствием состава преступления [21, с. 15]. Применительно к ст. 229 УК РФ Т.В. Радченко предлагает вместо терминов «хищение» и «вымогательство» использовать понятие «завладение» наркотическими средствами и психотропными веществами, что позволит более полно охарактеризовать результат данного преступления, чем корыстная цель [22, с. 145-146]. Не принимая во внимание позицию ученых, считающих, что хищение совершается с корыстной целью, можно выделить следующие точки зрения, высказанные в различное время в науке уголовного права о том, какая цель должна выступать в качестве криминообразующего признака хищения. Дореволюционные авторы использовали конкретные и недвусмысленные формулировки для определения цели хищения. Так, И.Я. Фойницкий указывал, что «всего характернее похищение определяется целью присвоения чужого имущества без воли и согласия потерпевшего. Она означает, что виновный руководствуется желанием поставить чужую вещь в исключительную от себя зависимость, обратить ее в сферу своих имущественных ценностей, т.е. желанием воспользоваться ею как своим имуществом, получить прибыль» [19, с. 184]. Н.Н. Розин писал, что «умысел при похищении окрашивается специфической чертой: установить над вещью собственное Раздел 4. Уголовное законодательство и криминологическая наука Юридическая наука и правоохранительная практика 51 1 (11) 2010 господство, увеличить количество предметов своего господства путем соответственной утраты или минуса в сфере господства другого. Технически, хотя и не вполне правильно, это зовется целью присвоения» [23, с. 669-670]. Д. Тальберг отмечал, что «намерение лица, задумавшего разбой или грабеж, необходимо должно выразиться в стремлении изъять чужую вещь из обладания собственника или ее фактического владельца, получить над нею господство, иначе сказать – обогатить себя или другого на чужой счет» [24, с. 172]. В.Д. Набоков утверждал, что «похищение есть умышленное противозаконное отнятие чужого движимого имущества из чужого обладания с целью присвоения» [25, с. 110]. Проект Уголовного уложения содержал в статьях о хищении чужого имущества криминообразующий признак «цель присвоения». Однако в Замечаниях Редакционного комитета уголовного отделения Санкт-Петербургского юридического общества на проект Особенной части Уголовного уложения было предложено исключить слова «с целью присвоения» из всех статей главы, посвященной похищению чужого имущества. В связи с этим указывалось, что «такое ограничение целей похитителя, нисколько не уясняя состава похищения, может вызвать вредные колебания и сомнения в тех случаях, когда обстоятельствами дела с точностью устанавливается похищение с целью уничтожения предмета, или вследствие соперничества, вражды, в видах благотворения и прочих случаях, исчисление которых было бы и затруднительно и бесполезно. Вместе с тем нельзя не заметить, что указанные слова Проекта являются и совершенно излишними, так как в практике никогда не возникало сомнений о цели похищения чужого имущества во всех его видах» [26, с. 72-73]. В советское время некоторые ученые также критически относились к рассматриваемому признаку хищения. Так, Б.С. Никифоров считал «целесообразным полностью отказаться от трактовки корыстной цели в качестве необходимого признака хищения»; при хищении имущества лицо действует «с целью обратить его в свою собственность или, говоря конкретно, с целью совершить по отношению к нему такие действия, которые может совершить только собственник, независимо от того, каково было содержание совершенного им собственнического действия. Этим действием может быть отчуждение имущества, владение или пользование им “на правах” собственника, его потребление, повреждение или уничтожение» [27, с. 26]. На наш взгляд, криминообразующим признаком хищения должна выступать цель присвоения чужого имущества. Указанная цель наиболее точно отражает намерение лица относительно предмета преступления, показывает предполагаемый результат хищения и охватывает ситуации, в которых отсутствует корыстная мотивация. Примечание 1 к ст. 158 УК РФ целесообразно изложить в следующей редакции: «1. Под хищением в статьях настоящего Кодекса понимаются совершенные с целью присвоения безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества». Мотивы хищения, по нашему мнению, не являются его криминообразующим признаком, в связи с чем не должны включаться в законодательное определение хищения. Чаще всего данное деяние совершается из корыстных побуждений, хотя не исключается его совершение по иным, некорыстным мотивам. Следует отметить, что Н.Д. Сергеевский вообще полагал, что «деление имущественных преступлений на корыстные и некорыстные есть деление искусственное, из закона не вытекающее и никаких полезных практических выводов не дающее» [28, с. 403-404]. В свете сказанного нельзя оставить без внимания цель разбоя, которая закреплена в качестве криминообразующего признака этой формы хищения. Согласно ч. 1 ст. 162 УК РФ разбой совершается «в целях хищения чужого имущества». Зако- 52 1 (11) 2010 Раздел 4. Уголовное законодательство и криминологическая наука нодательная формулировка цели разбоя является неудачной. Во-первых, вызывает возражение указание на цель во множественном числе – «в целях». Во-вторых, не учитывается иерархия целей, характеризующих разбой. В связи с этим С.М. Кочои справедливо подчеркивает, что «термин “хищение” не следовало в нормах одной и той же главы УК использовать в двух значениях: вначале для характеристики преступления в целом, а затем – его субъективного признака. Кроме того, если разбой – хищение (как принято считать), то его не надо было определять в законе как нападение “в целях хищения”» [9, с. 224-225]. Разбой не может быть направлен на совершение самого себя. Ближайшая цель разбойного нападения заключается в получении имущества таким опасным способом, в завладении им, его захвате. Последующей, перспективной целью разбоя следует рассматривать присвоение имущества, что, кстати сказать, уже совершенно не влияет на квалификацию, поскольку преступление считается оконченным с момента нападения. В.Ю. Казанков отмечает, что «конечной целью разбоя является обращение чужого имущества в свою пользу, при этом для достижения данной цели применяется насилие, то есть причиняется вред здоровью, хотя это общественно опасное последствие не является целью преступления» [29, с. 78]. В-третьих, цель разбоя (хищение чужого имущества) не соотносится с целью завладения имуществом в особо крупном размере, выступающей в качестве криминообразующего признака, создающего особо квалифицированный состав разбоя (п. «б» ч. 4 ст. 162 УК РФ). В-четвертых, пиратство (ст. 227 УК РФ), являющееся разновидностью разбоя, совершенного на воде («морской разбой»), в качестве криминообразующего признака включает цели завладения чужим имуществом, что также не соотносится с закрепленной в уголовном законе целью разбоя. На наш взгляд, целесообразно изложить ч. 1 ст. 162 УК РФ в следующей редакции: «1. Разбой, то есть нападение с целью завладения чужим имуществом, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия, – …». Особого внимания заслуживает рассмотрение проблемы цели при угоне автомобиля или иного транспортного средства без цели хищения (ст. 166 УК РФ) и угоне судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава (ст. 211 УК РФ). Обязательный криминообразущий признак угона автомобиля или иного транспортного средства сформулирован в ст. 166 УК РФ негативно – отсутствие цели хищения. Цель возведена в ранг единственного в своем роде признака, позволяющего отграничить угон от хищения. Ответственность за угон автомобиля или иного транспортного средства означает принципиальную невозможность ответственности за хищение таких транспортных средств и наоборот. В связи с этим нельзя согласиться с авторами, полагающими, что «цель при угоне не только может быть корыстной, но чаще всего таковой и является» [10, с. 262]. Такая позиция, во-первых, противоречит действующему уголовному закону, а во-вторых, полностью снимает различие между угоном и хищением, являющимися самостоятельными преступлениями. Как справедливо отмечает А.И. Коробеев, при угоне «в любом случае необходимо установить, что у виновного отсутствовала корыстная цель, что преступник не стремился обратить транспортное средство в свою собственность, незаконно обогатиться таким путем, распорядиться транспортным средством как имуществом по своему усмотрению» [30, с. 207]. Состав угона судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава не содержит указания на цель, с которой совершается данное преступление (за исключением указания в статье на наказуемость не только самого Юридическая наука и правоохранительная практика 53 1 (11) 2010 угона, но и захвата с целью угона). Между тем угон данных видов транспорта, как и угон автомобиля или иного транспортного средства, также не может совершаться с целью хищения, более того, цель угона здесь также прямо противоположна цели хищения. А.И. Коробеев отмечает, что «цели и мотивы угона не являются конститутивными признаками анализируемого преступления, поэтому указание на них при определении понятия угона совершенно излишне, оно может только дезориентировать практику» [31, с. 118]. По нашему же мнению, конструкция состава угона судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава будет в большей степени соответствовать потребностям правоприменительной практики, если включить в него указание на то, что такой угон совершается без цели хищения. Во-первых, это конкретизирует субъективную сторону рассматриваемого преступления, а во-вторых, позволит унифицировать [32, с. 98] и обеспечить смысловую однозначность угона воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава с угоном автомобиля или иного транспортного средства. В связи со сказанным предлагаем изменить редакцию ч. 1 ст. 211 УК РФ, изложив эту часть статьи следующим образом: «Статья 211. Угон судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава Неправомерное завладение судном воздушного или водного транспорта либо железнодорожным подвижным составом без цели хищения (угон), а равно захват такого судна или состава в целях угона – …». ________________ 1. Елисеев С.А. Преступления против собственности по уголовному законодательству России. Таким образом видно что Законодательство РФ с ее не точными данными и трактованием Закона ведет к Геноциду Русского Народа.