Человек в камуфляже открыл ворота, и машина двинулась дальше, мимо рядов двухэтажных кирпичных бараков, на которых были видны следы разрушений и нехитрого ремонта. Анна поняла, что ее привезли в воинскую часть.

Фургон остановился у одного из почти одинаковых зданий. Высокий солдат, который в лесу обыскивал Анну, спросил у главного:

– И куда ее?

– Да хрен знает, – сказал водитель, выбираясь из машины. – К Дамгору отведи, пусть разбирается.

Когда все вышли, длинный кивком позвал Анну за собой:

– Пошли.

Он повел ее внутрь барака. Там пахло сыростью. По длинному неосвещенному коридору, в конце которого светлело единственное окно, ходили военные. Анна чувствовала, что к ней приковано слишком много взглядов.

Тем временем солдат остановился у одной двери и постучал. Глаза Анны к этому моменту привыкли к полумраку, и она смогла разглядеть на выкрашенной темно-зеленой краской двери деревянную табличку с надписью «Командир роты».

Изнутри что-то глухо ответили, и военный отворил дверь.

– Капитан, тут это…

– Ну, что там? – донесся недовольный голос. – Быстрее, у меня дел по горло.

– Ехали с патрулем и девушку нашли на дороге. Говорит, ей некуда идти, – солдат отступил на шаг, чтобы тот, кто находился внутри, увидел Анну.

– А я что должен сделать? – полноватый седеющий мужчина в военном кителе, сидевший за столом на том конце небольшого кабинета, резко развел руками, сжимая в кулаке карандаш. – На что она мне сдалась? У меня в расположении не ночлежка.

– Так что нам?.. – едва произнес солдат.

– Идите к… Хенрикссону! Пусть он разбирается, – бросил офицер и склонился над какими-то бумагами.

Солдат молча прикрыл дверь и, вздохнув, сказал Анне:

– Идем…

Они вышли на улицу и направились куда-то вглубь воинской части. Воспользовавшись моментом, Анна рассматривала обстановку вокруг. Почти вся территория была покрыта асфальтом довоенных времен – вернее, его остатками: тут и там зияли выбоины, заполненные водой после недавнего дождя или просто поросшие хилой травой. Только возле бараков располагались небольшие участки, которые, очевидно, были клумбами в незапамятные времена. Теперь там прекрасно себя чувствовали сорняки, сломанные сухие ветки и прочий мусор.

Солдат привел Анну к двухэтажному зданию, которое выглядело намного солиднее всех остальных – по всей видимости, это был штаб. Фасад наверняка облагородили совсем недавно: на серой кирпичной стене и старомодных полуколоннах виднелись старательно замазанные трещины, а массивная деревянная дверь пахла свежим лаком. И флаг, торчавший над крыльцом, выглядел гораздо новее, чем тот, что висел у ворот.

Внутри здания также было какое-то подобие ремонта – стены оштукатурены и покрашены зеленой краской, а на окнах даже висели простенькие шторы.

Анна понимала, что ее ведут в святая святых – определенно к какому-то важному начальству. Солдат подошел к одной из дверей на первом этаже и постучал, но никто не ответил. Подергав ручку, он обнаружил, что дверь заперта.

– И где его носит? – вполголоса проговорил он.

В этот момент открылась другая дверь, чуть дальше по коридору, и оттуда вышли двое мужчин в серых военных кителях, о чем-то переговариваясь. Один был не слишком высокого роста, с округлыми щеками и редеющей макушкой, второй – будто его противоположность: подтянутый, держащий осанку, с аккуратно причесанными светло-русыми волосами. Анна разглядела у обоих погоны полковников. Форма была чёрт знает каких времен – довоенного образца, только на рукавах и петлицах красовались нашивки в виде перемежающихся косых белых и красных полос.

Солдат, сопровождавший Анну, направился к офицерам. Тот, который коренастее, состроил недовольную гримасу, рассматривая Анну.

– Это еще кто?

Военный отдал честь:

– Командир, эту девушку подобрал наш патруль в лесу. Ее родственники погибли. Говорит, ей больше некуда идти.

– Здесь всем некуда идти, – холодно сказал второй офицер, оглядывая Анну пристальным взглядом серых глаз.

Коренастый недовольно запрокинул голову:

– Когда мы объявляли, что нужны новобранцы, имелись в виду крепкие мужчины. А вы тащите сюда кого попало! Хватит нам девчонок!

Второй осадил его:

– Не будь так категоричен, Оскар. У нас три десятка женщин прекрасно выполняют свой воинский долг. Может, и из нее выйдет что-то путное. – Он обратился к Анне: – Что ты умеешь?

– В самом начале войны два года служила в армии. В пехоте, стрелком.

– Есть боевой опыт?

Анна отрицательно мотнула головой:

– Только учебный. Не успела попасть на фронт – была комиссована по болезни.

Полковник что-то промычал себе под нос и медленно обошел вокруг Анны, оглядывая ее со всех сторон, пока она стояла почти по стойке смирно с таким ощущением, будто около нее кружит хищная акула. Наконец, офицер сказал:

– Определи ее в казарму, и пусть после обеда выходит с новобранцами на строевую.

Коренастый на долю секунды закатил глаза, но все же отдал приказ солдату:

– Веди ее в казарму второй мотопехотной роты, в женское крыло. Пусть ей выдадут какую-то форму и выделят койку.

– Есть, – солдат отдал честь и развернулся, кивком позвав Анну за собой.

Теперь они возвращались к неприглядным баракам, в одном из которых Анне предстояло жить. По пути она спросила:

– А кто эти двое?

Ее сопровождающий усмехнулся.

– Слушай, милая, ты еще даже форму не надела, а тебе уже повезло увидеть самого Виктора Штефана.

– И кто из них Штефан?

– Сама как думаешь? Тот, за кем всегда последнее слово. Только с такими качествами у нас берут в главнокомандующие. Хенрикссон до этой должности ну никак не дотягивает, и от этого бесится, – военный оглянулся на оставшееся позади здание штаба, словно хотел убедиться, что обсуждаемый персонаж не слышит его слов.

– Хенрикссон – это тот, истеричный? – спросила Анна.

– Да, он первый заместитель Штефана. Кстати, про истеричность ты верно подметила… Какой-то комплекс неполноценности у мужика имеется. Он и по возрасту старше Штефана, и амбиций выше крыши, но рядом с командиром очень уж жалко выглядит, да и рожей не вышел.

Анна втайне радовалась, что у ее провожатого так развязался язык. Она только постигала тонкую науку шпионской деятельности, поэтому мысленно сделала себе пометку, что сплетни о вышестоящем начальстве – неплохой канал добычи информации.

– Странно, – задумчиво усмехнулась Анна, – у нас в поселке именно о Штефане говорили как о ненормальном тиране. А мне он показался адекватным.

– Всякие слухи бывают преувеличены, – сказал военный.

– Это понятно… Но, скажи, он правда сидел в тюрьме за издевательства над солдатами, или это тоже слухи?

Вояка сбавил шаг и посмотрел на Анну.

– Во-первых, далеко не все сведения я могу тебе рассказывать. Во вторых, я и сам мало что знаю об этой истории… Мы, кстати, пришли.

Они остановились у входа в один из бараков.

– Ладно, извини за все эти расспросы, – Анна примирительно подняла руки и как можно невиннее улыбнулась. – Я просто слишком любопытна.

– Всё нормально, – солдат повел головой. – Я вижу, что ты неплохая девчонка. Ах, да… меня зовут Камил, – он протянул Анне руку. – Надеюсь, тебе понравится у нас служить.

В казарме половина второго этажа была отведена для женщин. От остальной части здания это крыло отделяла плотная занавеска вместо двери, а интерьер состоял из жестких двухъярусных кроватей, стоящих в ряд, колченогих тумбочек на два человека каждая и нескольких керосиновых ламп.

Анне выдали камуфляжную форму, которую до нее уже явно кто-то носил. Впрочем, она была выстиранной и достаточно удобной, а уж сухие берцы казались настоящим подарком судьбы. Переодевшись, Анна сложила гражданскую одежду и расческу в тумбочку. Кеды теперь ни на что не годились, кроме отправки в мусорную корзину, что Анна и сделала без малейшего сожаления. Всё это время в противоположной части большого помещения сидели на койках три девушки. Они наблюдали за Анной, и когда увидели, что та закончила размещаться на новом месте, подошли ближе.