— Что, неужели вам не интересно, зачем я сел с вами? — спросил он, обведя их высокомерным взглядом.

— Не то, что бы… — пробормотал Жан, но Форстер пропустил это мимо ушей.

— Поступил приказ из командования, — тут все оживились, впившись в него выжидающими взглядами. — О переводе.

— Наконец-то! — радостно воскликнула Саша. — Я уж думала, что издохну тут…

— Не о твоем, Брауз, — осадил ее Форстер. Конни тут же злорадно захихикал, за что получил толчок от расстроившейся девушки. — Аккерман, тебя переводят в береговую охрану, под руководство капрала Леви, — он встал, серьезно посмотрев на нее сощуренными глазами. — Поздравляю, — процедив это, парень сунул ей конверт в руку и ушел, оставив их всех в полном замешательстве.

С минуту стояла тишина, пока Жан несмело не встал, прокашлявшись.

— Его самого не оттуда выгнали, случаем?.. — все отмерли, услышав это.

Конни и Саша почти одновременно прыснули, а Кирштайн, пользуясь случаем, обнял ее и поздравил. Сама она тоже смущенно улыбалась, принимая поздравления от ребят. Их радость была искренней: они сами хотели бы быть на ее месте, но, несмотря на это, так радовались за нее, хоть и зная, что им придется и дальше горбатиться на стройке.

Как оказалось позже, это был ее последний день на Железной дороге: открыв письмо, Аккерман поняла, что капрал ждет ее на базе не позже завтрашнего полудня, а путь отсюда до берега занимал почти семь часов на лошади, так что стоило приготовиться и отдохнуть перед долгой поездкой.

Несмотря на жаркие возражения ребят, Микаса отработала свою смену до конца и только после пошла собирать свой скудный багаж. Сон ее в ту ночь был неспокойным, так что ранним утром она чувствовала раздражение. Выйдя в путь до рассвета, Микаса обеспечила себе два часа относительно комфортной поездки, но с каждым часом солнце пекло все хуже и хуже, заставляя ее проклинать все, на чем стоит свет и, в особенности, одного коротышку.

Мысли о капрале тут же вызвали желание встряхнуть головой. Думать о нем не хотелось, но и выбросить непрошенные воспоминания не получалось, так что она сдалась, дав волю противоречивому потоку обрывочных и скомканных мыслей сформировать относительно целостную картину ее взаимоотношений с Аккерманом.

Два года назад, а по ощущениям в другой жизни она напросилась на тренировки с ним. То было время затишья, длившееся, может, чуть больше двух месяцев, затерянное в замке на территории Розы. Как Микаса помнила, изначально она даже подумать не могла о нем, как о человеке с положительной стороны. Кажется, даже ненавидела его, но все изменилось. Те вечера, что они проводили вместе, были наполнены целой гущей молчаливых эмоций, борьбы их характеров, прожигающих взглядов и жажды убийства.

Так не могло продолжаться – оба понимали это, но исход, к которому их вывело в конце, они никогда не смогли бы предугадать. Искра вспыхнула неожиданно и поглотила их, с головой окунув в океан из все такой же молчаливой то ли ненависти, то ли солидарности. В каком-то смысле их борьба продолжалась, только теперь проходя по другим правилам. Никто не говорил об этом вслух, но оба они нуждались в этом единении. Казалось, они понимали друг-друга по одному взгляду, жесту и полуслову. Это было чем-то новым, не совсем понятным, но нужным.

Кончилось все так же быстро, как началось: сражения поглотили их с головой и с тех пор у них не было практически ни минуты, проведенной наедине. Об их отношениях никто не знал: хоть капрал и не давал ей приказ об этом, Микасе казалось, что, расскажи она об этом, то предала бы его доверие.

О чем вообще она думала? Как можно было говорить о том, у чего не было определения? Иногда Аккерман пыталась дать название этому, но у нее так ничего и не вышло. Любовь? Роман? Страсть? Удовлетворение потребностей? Чем вообще это было? Все слова казались слишком однобокими и узкими по смыслу для обозначения, так что она так и оставила данный вопрос нерешенным.

А имело ли все это значение теперь? В конце концов, Микаса не видела его больше полугода и за те редкие встречи, что случались у них в неформальной обстановке, он ни разу не проявлял к ней особого отношения, относясь подчеркнуто ровно и вежливо, что Аккерман копировала, делая вид, что капрал ее вовсе не волнует. По крайней мере, большую часть времени она не думала о нем. Микаса не любила его – это точно, но что же тогда? Ответа попросту не было.

За размышлениями она не заметила того, как вдалеке показалось море. Вскоре, ей навстречу вышло двое разведчиков, которые сопроводили Аккерман в штаб. Она успела прибыть за полтора часа до полудня, но похвастать этим было некому: Леви утром отправился в северный штаб и должен был вернуться не раньше завтрашнего дня. Отсрочка встречи с ним придала ей некое воодушевление, но, в то же время, неуверенность. Целый день она умирала от скуки сначала в столовой за пустыми разговорами, а потом в общежитии в полной тишине, выделенной ей отдельной комнаты.

Несмотря на усталость с дороги, уснуть удалось с трудом. Кажется, ей снился странный сон, в котором капрал, выросший на фут, приносил ей букет цветов и жутко смешным голосом признавался в любви. Понятное дело, утром она была мрачнее тучи из-за глупого воображения. Даже холодный душ не вывел из головы гротескный образ романтичного капрала, что взбесило еще больше. Хотелось раскрошить что-нибудь и с таким намерением она и направилась в тренировочный двор, но на полпути, в галерее ее остановил чей-то голос.

— Аккерман.

Она даже шаг не замедлила вначале, мчась по темному коридору.

— Совсем страх потеряла? — голос слегка повысился и девушка замерла, узнав его. — В кадетском корпусе вас не учили отдавать честь старшим? — он сам подошел и встал прямо перед ней, прожигая кожу непроницаемым взглядом.

— Учили, сэр, — выдохнула Аккерман, растеряв весь свой запал.

— Почему же тогда ты не соизволила сделать это? Спешила отдать долг Родине? — без единого намека на шутку проговорил капрал, введя ее в замешательство.

— Простите, я вас не заметила, — увидев то, как он прищурился, Микаса поняла, что не стоило говорить этого.

С секунду он молчал, сверля дыру в ней, а потом чуть усмехнулся так, что она подумала сначала, что ей показалось.

— Невнимательность еще никому не сослужила хорошую службу, — пространно начал капрал. — Три дня отработок, Аккерман. Вечером, в девять, в моем кабинете.

Кинув это через плечо, Леви ушел, оставив ее одну в прохладной галерее. Едва отдав честь, она застыла, пытаясь осознать смысл его слов. Нет, отработки не были чем-то невообразимым: большинство солдат получало их сорок раз на дню, но чем могли оказаться именно эти? Их тренировки всегда проходили по вечерам в кабинете капрала и эта мысль вселила в душу некоторое волнение, сопряженное с радостью. Ей очень хотелось наконец выпустить пар, побыть наедине с человеком, который понимал ее без слов, и она с нетерпением ждала вечера, чтобы пойти к нему.

Долгожданные девять часов пробили, казалось, спустя целую вечность, и она три раза стукнула по деревянной поверхности, с внутренним страхом ожидая приглашения войти, которое послышалось буквально через мучительно долгие десять секунд. Микаса вошла в помещение, мало похожее на то, что было еще свежо в ее памяти. Оглядываясь по сторонам, она не сразу увидела капрала, стоящего у большого окна в углу. Встрепенувшись под его критическим взглядом, Аккерман отдала честь и неуклюже прикрыла за собой дверь, которая неприятно громко хлопнула, заставив спокойное лицо Леви нахмуриться.

Видя ее нервозность, он лишь хмыкнул и, взяв с полки еще одну чашку, налил в нее горячий чай.

— Подойди, — протянув ей чашку, капрал с почти научным интересом наблюдал за тем, как Аккерман неловко мнется, постоянно тряся чашкой, но умудряясь при этом не пролить чай на пол. — Может, выпьешь? — спокойно предложил он, отпив из своей чашки.

Девушка кивнула, залпом опрокинув содержимое, что внезапно очень рассмешило его.