– Тебе не обязательно мыться прямо сейчас! – стону я.

– Я должен быть чист и свеж! – торжественно заявляет Дэйтон.

Мы только вышли из кухни и должны отправиться в гости к нашей подруге Мие, но моему брату приспичило в душ.

– Дэйтон, ты и так в порядке! Пойдем!

– Пять минут, Лекс! – кричит он, поднимаясь по лестнице.

– Нет, Дэй, это полчаса минимум!

– Я уже почти помылся, детка!

– Дэйтон Ройс! Быстро спускайся обратно, или я тебя собственноручно выволоку из дома! – кричу я, поднимаясь за ним по ступенькам.

– Ладно – ладно! Достала! – фыркает брат и спускается мне навстречу.

С недовольным лицом Дэйтон идет мимо меня и, сняв пиджак с вешалки, выходит на улицу. Я следую за ним с облегчением, будто мы только что избежали чего-то страшного.

Запираем дверь и идем мимо машины, решая, что можно и пешком прогуляться.

Навстречу идет Ронни.

– Привет, чувак! – здоровается Дэйтон и пожимает ему руку.

– Привет! – отвечает он. – Куда идете?

– Развеется. А ты куда?

– Вообще, я к вам шел, но это не срочно. – говорит Ронни, выглядя слегка разочарованным. – Зайду в другой раз.

Мы прощаемся и идем дальше.

– И зачем он к нам? – удивляюсь я, когда мы отходим на приличное расстояние.

– Да черт его пойми! – улыбается Дэйтон и закидывает руку мне на плечо.

Сон.

Это был еще один чертов сон. Еще один сценарий, где Дэйтон был жив.

Я уже не удивлялась, просыпаясь в слезах и приступах удушения. Это стало нормой.

Прошло две недели. Две недели – это небольшой промежуток времени, но для меня это целая другая жизнь.

Все поделилось на «до» и «после».

До – я была полноценным членом семьи Ройс. У меня был брат Дэйтон, мама и папа, которого давно не было в живых, но, тем не менее, у меня оставалось право вспоминать о Майкле Ройсе, как об отце.

После – я стала просто Лексой. Без семьи. Без брата, без отца, и даже без мамы, которая была жива-здорова, насколько мне известно.

Две недели я провела здесь – в этой кровати в этой комнате на втором этаже лесного домика. Это была бывшая комната Дэйтона. Было смертельно больно находиться здесь, спать в постели брата, но, когда Джейс Уайт предложил перейти в другую, я отказалась. Мне хотелось быть здесь. Так я чувствовала его близко… не мертвым.

Когда мы с семьей пришли сюда после побега из Сферы, на кроватях были только матрасы – Джейс и его команда не утруждали себя спальными принадлежностями.

Два первых дня я так и лежала на матрасе. На третий стрелок Рич привез мне одеяло, подушку, сменную одежду и один комплект постельного белья – светло-розового. Он также прихватил всякие необходимые на его взгляд вещи: зубную щетку, кружку, расческу и даже несколько женских гигиенических штучек для «тех самых дней». Я бы рассмеялась… в прошлой жизни.

Парни также достали медикаменты и обрабатывали мою рану на ладони, и вскоре она перестала гноится и начала заживать.

Все, что я делала две недели, это лежала и плакала.

Я отказывалась пить – Джейс заставил. Я отказывалась есть – Джейс, опять таки, заставил. Единственное, что он не заставлял делать, это вставать и говорить. Сутками я лежала на боку и смотрела либо в стену, либо в заколоченное окно.

Сначала они с Ричем часто приходили ко мне, и даже иногда вдвоем сидели в моей комнате, разговаривая между собой. Я понимала, что они пытались сделать – вовлечь меня в беседу и разговаривать с ними, или хотя бы слушать, но я не вникала ни в одно слово.

Потом они сдались и стали подниматься исключительно, чтобы принести воду и еду.

Иногда Джейс спрашивал, как я себя чувствую, а Рич убеждал, что все наладиться. Только, что должно было наладиться, я не понимала.

Может, Дэйтон воскреснет из мертвых, или семья Ройс снова станет мне родной?

Может, Президент передумает убивать меня?

Или может еще один человек отзовет своих ищеек, которые уже две недели безостановочно рыщут в поисках меня.

Не понимала я, что из этого должно было наладиться…

Не будь я здесь, то уже была бы мертва. Точнее, я бы уже была с братом.

Ричу я, конечно, ничего не отвечала. Я вообще ничего не говорила все это время. Я бы и не смогла, если бы очень захотела – у меня все еще не было голоса. Голосовые связки уже не горели, но голос не возвращался. Да, я и не особо стремилась к этому.

Джейс притащил из общины какие-то лекарства, которые якобы должны были помочь мне восстановить голос, но я отказалась их принимать. Не видела смысла разговаривать. О чем? С кем?

Правда, потом Уайт принес виски, посчитав, что я могу согласиться лечить связки таким образом, и оказался прав. Этот напиток, хоть и ассоциировался с тем, кого я даже вспоминать не хотела, все же ненамного отвлекал меня. Но даже виски не мог меня избавить от снов…

Каждую ночь я видела разные способы сохранить Дэйтону жизнь.

Если бы мы вышли раньше, или если бы я убедила его не ходить в душ, то мы бы покинули дом до того, как пришел Рон.

Если бы я уговорила брата остаться в доме мамы, я бы вышла к Блэку одна.

Если бы он поверил маме настолько, что перестал считать меня сестрой, то не стал бы меня защищать, и также остался бы в этом мире.

Если бы… Если бы… Таких «если бы» были сотни.

Иногда мне снилось, что Норин с Дэйтоном не согласились бежать со мной из Сферы.

Один раз мне даже приснились мои родители, которые решили оставить младенца – меня – около тел моих биологических родителей, вместо того, чтобы забрать и удочерить. Кажется, когда я проснулась после этого, у меня вырвали кусок сердца, но я бы согласилась и на такой исход событий, если бы только Дэйтон остался жив.

Две недели снов, где Дэйтон жив.

Две недели реальности, где его нет.

Джейс с парнями делали вид, что активно ищут меня в лесах – я слышала, как по вечерам он докладывал диспетчеру, что сектор такой-то осмотрен, и все чисто. Никто из его людей почему-то не возражал.

Я не совсем понимала, почему он меня защищает и укрывает от Гроджтауна, но уверена, он бы не ответил, если бы мой голос внезапно вернулся, и я смогла спросить.

И одну в доме они меня теперь не оставляли…

Спустя неделю пребывания, им нужно было вернуться в Гроджтаун на распределение припасов и секторов для поиска меня, а я осталась на два дня одна в лесном домике. Когда они вернулись, Джейс буквально орал на меня за то, что за это время я не ела, и ни разу не спустилась вниз. А Рич вообще перепугался, что я покончила с собой.

– Еще раз ты откажешься есть, я сам пристрелю тебя! – рявкнул Джейс, унося из комнаты испорченные контейнеры, которые он оставлял перед уходом.

Я даже задумалась об этом, пока Рич не пришел со свежей порцией еды и словами: «Джейс пошутил, он тебя не пристрелит.»

Пришлось есть.

Еда теперь не имела вкуса.

Как и день.

И жизнь.

Весь этот хренов мир не имел вкуса.

Да, и парни перестали выходить все вместе: один из них всегда оставался в доме со мной.

Если это был Бун, то он заходил в комнату только два раза, чтобы проверить меня и принести еду.

Гай заходил четыре раза, как по часам. Иногда он молча сидел у кровати с книгой.

Рич почти все время сидел со мной в комнате, когда наступало его дежурство. Пару раз он даже засыпал на соседней половинке кровати. Стрелок был одним из самых опасных охотников, но при виде его спящего лица я даже впервые за все это время улыбнулась… ну, как улыбнулась?! Губы непроизвольно растянулись, когда Рич стал морщить нос во сне.

Непривычное ощущение – улыбаться. Я разучилась это делать, и вряд ли когда-то научусь заново.

Джейс, как командир, не мог не участвовать в поисках, поэтому он ни разу не оставался сам, зато каждый вечер проводил со мной, разговаривая, шутя или ругаясь. Он приходил после общего ужина и уходил, когда я уже засыпала.