(Истец яростно вырывается, чтобы добраться до ответчика. Его удерживают доброжелатели и бейлиф суда.)
ОТВЕТЧИК: Знаете, что он делает этим щупальцем? Четвертым щупальцем он зоррглирует свой гроб! (Истец испускает вопль и падает в обморок.) Что, не думал, что я знаю, что ты гробозоррглист, Усуссис? Так я знаю. Я…
СУДЬЯ: Порядок! Порядок! Замолчите, мистер Паулсон. Порядок в суде! Иначе я прикажу очистить зал!
(Шум в зале постепенно стихает за исключением скамьи истца, где истец, пришедший в себя и содрогающийся от стыда, яростно скрежещет зубами и раздирает пачку документов на бумаге того формата, на котором обычно оформляются контракты.)
СУДЬЯ: Бейлиф, задержите заключенного и подведите его ко мне.
(Бейлиф выполняет порученное.)
СУДЬЯ: Гарт Паулсон, все мы только что были свидетелями акта вопиющего нарушения наложенного на вас данным судом запрета. Признаете ли вы себя виновным?
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: Признаю, ваша честь. И позвольте добавить, что что я с радостью сделаю это снова – и стану делать снова и снова, если это будет необходимо.
СУДЬЯ: Молчать! Закон не может безнаказанно попираться, какими бы благими намерениями не оправдывал себя заключенный.
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: Можете меня казнить или освободить – мне все равно.
СУДЬЯ: Вам запрещаются попытки давать указания суду. Я, на основании предыдущего решения, приговариваю вас к двум годам, в единицах времени вашей родной планеты, пребывания под опекой личности, назначенной судом, которая определит место и условия вашего заключения. И назначаю опекуном заключенного человека женского пола Мардж Джолмен, при условии, что для наилучшего выполнения возложенных на нее судом обязанностей, она без промедления совершит с заключенным брачную церемонию. Издержки по содержанию как заключенного, так и его опекуна за все время действия приговора отнести за счет истца. Приговор вынесен. Суд окончен. Бейлиф, очистите зал.
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: Благодарю вас, судья.
СУДЬЯ (подмигивая верхней дюжиной глаз): Не стоит благодарности, мистер Паулсон. Мне доставило большое удовольствие вставить палку в колеса этому трусливому слунианскому жулику. А где вы, детки, собираетесь провести медовый месяц за счет Усуссиса? Могу порекомендовать вам курортные районы на Элизии. Не знаю ничего приятнее.
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: Мы подумаем об этом, судья.
СУДЬЯ: Вот о чем я хочу вас спросить. Как вы ухитрились обнаружить, что Усуссис надул вас с этой фальшивой чепятницой, изготовленной из слунианского времени? Я всегда полагал, что даже для эксперта почти невозможно отличить чужое время от естественного, если оно прочно внедрено в темпоральную структуру.
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: Ну, вообще-то я тоже так полагал…
ОПЕКУН ЗАКЛЮЧЕННОГО: Все дело в том, что Гарт такой чувствительный…
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: Дай мне самому сказать, Мардж. Видите ли, судья, поначалу и я не мог отыскать ничего подозрительного. Но в то утро, когда я подписал контракт, у меня начался зуд, а вскоре после подписания я посмотрел на запястье, которое расчесывал, и внезапно понял, в чем тут дело.
СУДЬЯ: Да, помню, что-то об этом говорилось.
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: Верно.
СУДЬЯ: И вы увидели на запястье…
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: Прыщики. У меня аллергия на слунианское время.
СУДЬЯ: Поразительно! Воистину достойный триумф в самой неожиданной… Клерк, вы что, все еще записываете? Суд завершен. Заканчивайте запись.
ЗАПИСЬ ЗАКОНЧЕНА.
ПРОТОКОЛ ЗАВЕРШЕН.
А потом наступил мир[3]
В девять утра раздавались взрывы справа, метрах в семистах от него. В одиннадцать явился мусорщик подобрать обломки. Чарли видел, как ходит вверх-вниз его плавильная головка на конце тяжелой балки, похожая на голову проголодавшегося цыпленка. Совсем недалеко – метрах в пятидесяти к западу от его стрелковой ячейки. Затем мусорщик с полчаса поползал по полю боя, и, загрузившись расплавленными останками поврежденных роботов всех форм и разновидностей, скрылся за низким холмом на западе, слева от Чарли. Был жаркий августовский день где-то в штате Огайо или неподалеку от него, приближалась гроза. От этого и воздух был желтоватый.
В двенадцать часов разносчик еды, пощелкивая на ходу, перевалил через бруствер ячейки. Он вполз внутрь, запрыгнул на большой стол и раскрылся, предложив Чарли ленч. Сегодня в меню были печенка с луком, пшеничный хлеб, картофельное пюре и малина.
– А где взбитые сливки? – спросил Чарли.
– Вы не проделали полагающихся физических упражнений, – ответил раздатчик приятным сопрано.
– Я же солдат на передовой, – возразил Чарли. – Я пехотинец, сидящий в ячейке и наблюдающий за противником. Какие тут, к черту, могут быть упражнения?
– В любом случае, это не повод, чтобы не бриться.
– В гробу видал это бритье.
– Но почему бы не побриться? Разве это не лучше, чем сидеть с такой зудливой, колючей бородой…
– Нет, – отрезал Чарли.
Он обошел раздатчика сзади и принялся снимать его заднюю пластину.
– Что вы со мной делаете? – поинтересовался раздатчик.
– У тебя здесь что-то прилипло, – сказал Чарли. – Стой спокойно. – Он исподтишка оторвался на секунду почесать свою четырехдневную бороду. – Ты же знаешь, идет война.
– Знаю, – ответил раздатчик. – Конечно, знаю.
– Пехотинцы вроде меня погибают каждый день.
– Увы, – отозвался раздатчик чистым, ясным голосом.
– Не говоря уже, – сказал Чарли, откладывая в сторону снятую пластину, – сколько расходуется вас, всяких технических устройств. Хотя, какое может быть сравнение между человеческой жизнью и потерей машин.
– Конечно же, никакого.
– Так разве может любой из вас, и неважно, насколько совершенные у вас компьютерные мозги, понять… – Чарли умолк и стал шарить рукой во внутренностях раздатчика.
– Не повредите меня.
– Сиди, не дергайся, – буркнул Чарли. – Так вот, разве кто из вас может понять, каково человеку торчать здесь день за днем, нажимать разные кнопки и даже не знать, что происходит, когда их нажимаешь, и жить в каком-то оранжерейном комфорте, если не считать вероятности внезапной смерти – внезапной, даже пикнуть не успеешь. – Он умолк и снова пошарил внутри раздатчика рукой. – Разве это жизнь для человека?
– Ужасно, ужасно, – сказал раздатчик. – Но всегда есть надежда на усовершенствование.
– Ну, вот, можете дышать, – сказал Чарли. – Вот она! – Он замолчал и вынул из раздатчика клочок бумаги.
– У меня неисправность? – спросил раздатчик.
– Нет, – он подошел к амбразуре и выглянул наружу. Мусорщик возвращался. Он был уже метрах в пятидесяти от его ячейки. – У тебя все в порядке, – сказал Чарли. – Дело в том, что война кончилась.
– Как интересно, – отозвался раздатчик.
– Вот именно, – сказал Чарли. – Давай-ка я прочту тебе записочку, что получил из ячейки 34. «Встречаемся в баре, Чарли. Все кончилось. Твое предчувствие, что мы могли получить послание с той стороны, оправдалось на все сто. Ответ пришел сегодня тем же способом, через международный прогноз погоды. Им так же хочется завязать с этим делом, как и нам. Мир уже заключен, а боевые машины…» – Чарли взглянул на раздатчика. – Это и к тебе относится, вместе с остальными.
– Вы правы. Конечно, – сказал раздатчик.
– «…уже получили информацию. К вечеру нас тут уже не будет». Словом, войне крышка.
– Совершенно верно, – сказал раздатчик. – Ура! И прощайте.
– Прощайте? – удивился Чарли.
– Вы вернетесь к гражданской жизни, – сказал раздатчик. – Меня отправят в лом.
– Точно, – отозвался Чарли. – Я вспомнил, как были запрограммированы большие машины. Эта война будет последней, вот как их запрограммировали. Что ж… – сказал Чарли и помолчал. – Знаешь, что? Возможно, мне будет тебя немного не хватать.
Он выглянул в амбразуру. Мусорщик был уже совсем рядом.
– Ну, ладно, – сказал он. – Раз уж пришло время… А неплохо мы тут с тобой проводили время трижды в день. Так что, бобов больше не будет, а?
