Глава 1

Красок не осталось, осень высосала их из мира, оставив только серость и морось, оседающую на ресницах, воротниках, очках проходящих мимо людей. Яркими пятнами в этой серости оставались стоп-сигналы машин, притормаживающих на перекрестке перед светофором. Почему-то именно эта картина заставила меня очнуться, вынырнуть из омута боли и горечи. Я поняла, что руки без перчаток замерзли и покраснели, что волосы, не покрытые платком, намокли и теперь лежали на голове неопрятными патлами. Платок я сжимала в правой руке, неаккуратно, его край волочился по грязному асфальту, давно превратив дорогую вещицу в половую тряпку.

Я вздохнула. Жизнь продолжается. Как там говорила моя любимая Скарлетт О’хара, сталкиваясь с очередной неприятностью? – Я подумаю об этом завтра. Завтра не завтра, но явно чуть попозже, сейчас необходимо добраться до дому и выпить… нет, сегодня явно не чаю.

Бутылка коньяка уже лет 8 пролежала в прикроватной тумбочке, под кипой журналов и романов в мягкой обложке, если я не ошибаюсь, как раз в том году, когда мне ее подарили, я выпила последнюю рюмку на празднование Старого Нового года и больше к алкоголю не притрагивалась вообще. Просто не хотела, как насиловать свой организм, так и быть посмешищем в глазах окружающих – алкоголь действовал на меня всегда крышеуносяще.

Понимая, что этим горю не поможешь, я все же достала забытую бутылку и потянулась к рюмке на верхней полке кухонного гарнитура. В это время звякнули ключи у входной двери. Только не это! Ты слишком рано! Я еще не придумала, что делать, как повести себя в такой ситуации…

Нет, это всего лишь Машка с Павликом. Малыш ворвался на кухню раскрасневшийся, холодный, звонкий, как колокольчик. Я, торопясь, вылила в себя вонючую жидкость, поперхнувшись. На удивление, обратно она не попросилась, тело согрелось, появилась легкость, все это буквально за пару секунд. Внук уже прижимался румяными щечками к моим коленкам.

– Буся, мы сеня песню чили, па деский сад! – заявил он с гордостью, оглядывая обеденный стол. – Чу кушать.

Маша тоже разделась, зашла на кухню вразвалочку, вызывающе поглядела мне в глаза. А, да, мы же поругались утром, перед уходом на работу. Чего я хочу, подарила дочери свой противный характер да еще воспитала бойцом. Все нормально, дочка, переживем. Все переживем.

– Ты что, пьешь? – она недоверчиво принюхалась, оглядывая пустую столешницу с одинокой рюмкой. – Мааам?

Я сделала страшные глаза и кивнула на Павлика. Дочь недовольно поджала губы, переключилась на ребенка:

– Ты что, на ужине в саду вообще не ешь?

– Емь, – мальчишка уже сидел за столом, оглядывал свои руки, близко поднеся их к лицу. – Аёна Сегена казава микобы стаааашные!

– Ну пойдем выгонять твоих страшных микробов горячей водой, а потом кушать. – Маша смягчилась и в голосе зазвучала улыбка. Мне тоже достался лучик ее тепла.

Они быстро поужинали и собрались на день рождения однокашницы Павлуши. Маша, подкрасив губы, подошла, окатив волной умопомрачительного аромата. Я все стояла у кухонного стола, уставившись в стеклянную дверцу кухонного гарнитура, казалось бы, вообще не моргая.

– Мам, что случилось?

А случилось то, что на сорок восьмом году жизни, после двадцати пяти лет совместной жизни я застукала своего мужа за изменой. Случись это пару лет назад, меня бы уже не было в квартире, а Игореша, возможно, с травмами, несовместимыми с жизнью, валялся в морге городской больницы.

Алена Петровна, моя начальница, позвонила мне в разгар рабочего дня и попросила принести документы ей домой. Классическая такая многоходовочка. Дверь, конечно, оказалась открытой, в прихожей, естественно, стояли башмаки моего благоверного, на вешалке висела его куртка, еще покрытая тонкой пленкой мороси, источающая аромат, который мы с ним выбирали две недели назад в Летуале. Нет, никаких разговоров за стенкой типа: “Я люблю только тебя, а жену скоро брошу”, никаких шепотов и признаний. Просто ритмичный скрип кровати, томные стоны Алены, его грудные покряхтывания. По началу я замерла, не в силах сделать даже вдох, потом повернулась и на цыпочках вышла из квартиры.

Сука. Как будто непонятно, для чего и почему старается Алена. Ей в следующем месяце полтинник, а она до сих пор не вышла замуж – все карьеру делала.

От Игоря не ожидала, конечно. Странно, но рюмка коньяка абсолютно меня успокоила. Ну да ладно. Уволиться сейчас, когда год назад взяли ипотеку для сына, это вообще не вариант. На какую работу с радостью берут сорокасемилетних? Да еще и в нашем захудалом городишке. Я всю жизнь проработала в этом банке, с его открытия, после окончания университета… Если еще и без помощи Игоря остаться, вообще кранты. Квартира, в которой мы прожили столько лет, была подарена мужу после армии, еще до нашего знакомства, его партийно-активной бабушкой.

Ну вот и чудно. Не было ничего. Ни стонов за стеной, ни мороси этой треклятой, ни этого дня. Ни-че-го.

***

Из дома в глухой сибирской деревушке я уехала в 17, прямо на следующий день после дня рождения – на учебу. И приезжала в отчий дом не больше трех раз – не слишком-то тянуло меня в дом, где не было ни любви, ни доверия. Родители разошлись через пару месяцев после моего отъезда. Не разводились официально, просто перестали жить вместе. Встречаясь на улице, просто проходили мимо, как чужие люди, но, похоже, их полностью устраивала такая ситуация.

Мать была довольна абсолютно сложившимся положением. Оставшись одна, она спокойно пережила перестройку, потерю работы, которая была раньше смыслом ее жизни и занялась разведением цветов. Создавая необходимый климат в десяти огромных теплицах, которые занимали всю площадь огорода в 18 соток, мать все свое время отдала любимому делу. Она до сих пор занимается этим, но ассортимент ее продукции расширился. Теперь она единоличная владелица и по совместительству генеральный директор большой агрофирмы. Оказалось, этот насквозь советский человек, умеет грамотно вести бизнес – она превратилась в коммерсанта, которых не воспринимала раньше как класс.

Отец же жил с деревенской учительницей начальных классов – тихой, скромной женщиной, почти прозрачной от излишней худобы, с большим узлом пепельно-седых волос на затылке и тонкой пергаментной кожей на острых скулах. В последний свой приезд, пятнадцать лет назад, я познакомилась с ней поближе, она оказалась очень интеллигентным и чутким человеком, дала мне пару советов по воспитанию трудных подростков, помогла понять себя.

Я долго не могла понять причины развода родителей, пока, двадцать лет спустя за рюмкой чая, мы не задели эту тему с братом. Коля старше меня на шесть лет, и к моменту моей учебы, окончив ПТУ в районном центре и отслужив в армии срочную, уже вернулся в родную деревню, женился и родил двоих замечательных близнецов-девчонок. Он рассказал мне, что мать застукала отца в постели с Ираидой Васильевной – той самой учительницей, вернувшись с собрания руководителей завода немного раньше. Мне было очень обидно за мать, и я не понимала отца – променять мою статную, красивую, умную мать на эту серую мышку с тонкими ручками и тихим голоском. Но потом, немного подумав, поняла – властная и деспотичная, моя мать загоняла в угол его мужское начало, тогда как с Ираидой отец смог почувствовать себя добытчиком и мужиком. Сейчас эта ситуация, так сильно напоминавшая мою, не казалась мне такой неразрешимой. У матери вот хватило сил разрушить семью, сохранив гордость, а у меня, такой взбалмошной и бескомпромиссной – нет.

Игоря я встретила в 19, на втором курсе университета, он жил на третьем этаже общаги, а я на пятом. Мы окунулись в любовь с головой, четыре раза расставались навсегда, затем снова сходились навеки. Снимали комнату в квартире с полуслепой, дурно пахнущей, бабушкой.

А потом он женился – от него забеременела дочка ректора нашего университета. Узнав о предательстве любимого, я была готова убить его, рвала и метала. Выкинула все его вещи, порвала все фотографии, однажды, встретив парочку на улице, расцарапала ему лицо, а ей вырвала пару клоков блондинистых волос.