- Чего нахохлился? – немного неловко улыбаясь, спрашивает брат и жестом подзывает официанта. Он быстро расплачивается, и мы выходим из кафе. Особенно резво оттуда выскочил я, стараясь быстрее покинуть место своего, пусть никем и не замеченного, но всё же позора. Как я мог быть таким неосмотрительным? Забылся? Это в очередной раз доказывает мою незрелость. Пока что я не могу соответствовать Егору в полной мере. Вывод: мне надо скорее взрослеть и перестать уже творить подобные глупости. Брат быстро нагоняет меня и с непринуждённой улыбкой успокаивающе хлопает по плечу.
- Прямиком домой? – оглядывая улицу и прохожих бодрым взглядом, интересуется он, а я лишь отвожу глаза, сильнее «нахохливаясь».
- Да. Я немного устал…
Оставшийся путь до дома мы проводим в молчании, но я не сказал бы, что оно было тяготящим, скорее, просто задумчивым. По брату было не сказать, что он сильно обеспокоен инцидентом в кафе, а я вот продолжал грузиться мыслями о том, что я незрелый малолетний озабоченный идиот. Самобичевание всегда давалось мне с огромным успехом.
Едва переступив порог дома, где по обыкновению в такое время никого не было, кроме меня, я оказываюсь прижатым к стене в коридоре, и горячие сухие губы накрывают мои собственные, утягивая в умопомрачительный поцелуй, от которого в животе всё скручивается в тугую пружину, дрожь пробегает в коленях, а мурашки приятной волной прокатываются по спине. Цепляясь за его плечи, я уже мало что понимаю, только стараюсь прижаться ещё ближе, почувствовать его в полной мере, хочется даже залезть ему под кожу, но это невозможно, а хочется ещё ближе, ещё сильнее, ещё откровеннее. Егор крепко обнимает меня за талию, поглаживает тёплыми ладонями поясницу, прижимая меня к своей груди, тяжело дыша. Я чувствую, как вздымается его грудь, как жаркое дыхание опаляет мои губы в перерывах между поцелуями, как нетерпеливо он задирает мою куртку, забираясь под неё ладонями и касаясь ими кожи. Кто бы мог подумать, что однажды вот такие скомканные объятия на пороге собственного дома, когда я буду прижат к первой попавшейся стене, принесут мне столько удовольствия? Неважно. Опустив ладони с его плеч на грудь, нетерпеливо расстёгиваю его куртку, распахивая её, прильнув к нему ещё ближе. В ответ он немного отстраняется, заставляя меня протестующе промычать что-то, потому что безумно не хочется отстраняться от его губ, но он делает это только для того, чтобы стянуть свою куртку, отбросив её куда-то назад, и расстегнуть и снять с меня мою куртку. Прильнув снова к нему, позволяю себе сделать то, чего раньше никогда не делал, считая этот жест очень и очень интимным, - зарыться пальцами в его волосы, взъерошить их, с улыбкой глядя ему в глаза, и снова поцеловать, на сей раз самому проявляя инициативу и беря власть в свои руки, направляя его движения. Чёрт возьми, становится так хорошо, что даже ноги подкашиваются от этой предвкушающей дрожи, хочется запрыгнуть на него сейчас же, в чём я себе и не отказываю. Для Егора совершенно не составляет труда подхватить меня, прижав к себе, и отнести в свою комнату. По пути меня прижали практически к каждой стене, расцеловали во все щёки, вылизали шею и плечи, так что я уже думал, сойду с ума от этой дрожи. Прижиматься горячим пахом к его вздыбившейся ширинке сейчас не кажется чем-то пошлым или стыдным, а наоборот, таким естественным и правильным, будто так и должно было быть всегда, а вся эта дистанция между нами прежде – одна сплошная ошибка. Разве можно как-то по-другому? Разве можно не чувствовать, как он зарывается носом в мои волосы над ушком, обдавая его своим сбивчивым дыханием и заставляя мурашки в очередной раз пробежаться вдоль позвоночника? Разве можно не ощущать, как он усаживает меня к себе на колени, нажимает ладонями на мои ягодицы, прижимая меня теснее к своему паху? Разве можно не выгибаться по-кошачьи, без тени стыда потираясь о него, прильнув ласково поцелуями к его шее? Не понимаю, как я жил без этого столько лет. Для чего я вообще жил? Если эта авария была послана мне судьбой для того, чтобы я осознал свои истинные чувства к брату, то я благодарен ей, искренне благодарен. Я совершенно не испытываю чувства, будто что-то не так, когда задираю его водолазку, стягиваю её и прижимаюсь к его голой груди. Совсем не смущаюсь, когда он расстёгивает мою ширинку, нетерпеливо оттягивает край белья и накрывает своими прекрасными пальцами напряжённую плоть, лаская подушечкой большого пальца впадинку уретры. Не сдерживаясь, издаю такой пошлый стон, что даже на мгновение становится стыдно за столь откровенный звук, но сразу же забываю об этом, как только чувствую, что мой член прижимается к не менее напряжённому и жаждущему ласки члену брата. Он накрывает их вместе своей широкой ладонью, неторопливо водит вдоль стволов, заставляя меня выгибаться, стонать, закусывать губы, нетерпеливо царапать короткими ногтями его плечи и что-то сбивчиво шептать, честно, даже не знаю, что именно. Хочется ближе, сильнее, откровеннее, хочется больше. Не знаю, что это за «больше», но оно есть, точно есть, и мне его надо. Прижимаясь губами к мочке его уха, шепчу что-то, то ли прошу его о большем, то ли прошу быстрее, не знаю. Егор начинает двигать ладонью резче, мои пошлые полу-всхлипы-полу-стоны дополняются его судорожными выдохами и редкими сдержанными стонами, хриплыми и раскатистыми, такими, которые заставляют меня дрожать сильнее. В одно мгновение перед глазами сначала становится темно, потом начинают скакать разноцветные пятна, по всему телу словно проходится волна электрического тока, а потом оно становится будто бы ватным или напоминает желе. Это настолько приятно, что я даже забываю о том, где я, с кем я и что я вообще делаю. Ноги сами собой разъезжаются в разные стороны. Лбом утыкаюсь в плечо брата и дышу сбивчиво, не сразу осознавая, что вовсе не дышу, а скорее стону, выдыхая. Стону довольно громко и пошло, двигая при этом совсем недвусмысленно бёдрами ему навстречу. Следом по спине пробегается другая волна, и за наслаждением приходит стыд. Хочется сразу забиться в какой-нибудь дальний угол и не вылезать из него до конца своих дней. Такой же стыд я чувствовал, когда впервые испытал оргазм во время мастурбации. Со временем это чувство вовсе исчезло, но сейчас, когда я делаю это не своими руками и не один, ощущения такие, будто всё снова в первый раз - так же стыдно и так же хорошо одновременно. Чувствую, как пробегается волнами дрожь по телу брата, как он хрипло дышит где-то над моей головой, как безумно мечется сердце в его груди, и меня накрывает теплотой, усталостью и почему-то уютом. Ощущения сменяются на безумно приятные, будто меня накрыли пледом, дали вкусный кофе и включили хороший фильм. Егор ласково гладит ладонями мою поясницу, приводя в порядок дыхание, и шепчет мне на ушко немного сбивчиво:
- Или, малыш… Или…
Мне настолько хорошо, что ничего не хочется. Хочется только сидеть вот так подольше и жаться к нему, не отпускать, гладить ладонями его грудь и слушать, как он дышит. Едва приоткрывая глаза, поднимаю на него взгляд, и мои губы тут же накрывают поцелуем, неспешным, отчасти ленивым, тягучим и сладким, напоминающим мёд или патоку. Чувствую, как касаются моих щёк кончики подрагивающих ресниц брата, и это безумно приятно.
- Нам надо в душ, - тихо говорит он, а я лишь киваю – мне уже всё равно, пусть делает со мной всё, что захочет. Он поднимается вместе со мной, точно так же, как и до спальни, доносит меня до ванной комнаты. Мне всё лень, состояние нахлынуло сонное и умиротворённое. Брат сам раздевает меня, залезает вместе со мной под тёплые струи душа, прижимает меня спиной к своей тёплой груди, целуя в намокшую макушку, а я только довольно жмурюсь, мурлычу что-то ласковое и жмусь к нему крепче. Как во сне я наблюдаю за тем, как он выдавливает ароматный гель для душа на мягкую мочалку, оглаживает ей мои плечи, руки, спину и поясницу, осторожно проводит ею по бёдрам, стараясь голой кожей не касаться этого места. Не совсем понимаю, почему, но так, наверное, надо. Он целует сзади мою шею, осторожно, сдержанно, даже несколько целомудренно, как обычно целуют супруги, прожившие много лет в браке. Егор выдавливает несколько капель шампуня на свои ладони, размыливает их до пены и зарывается пальцами в мои волосы, массируя кожу, заставляя блаженно прикрыть глаза и чуть откинуть назад голову. Осторожно вымыв меня всего, он быстро ополаскивается сам, пока я наблюдаю за ним, прижавшись спиной к холодной кафельной стене, затем он бережно заворачивает меня в полотенце, тщательно высушивает маленьким полотенцем мои волосы, затем, прижав к себе, немного неуклюжим шагом доходит со мной до моей комнаты и опускает меня на кровать. Открытыми участками кожи чувствую приятные прикосновения к любимому мягкому махровому одеялу, по-прежнему приятно пахнущему ополаскивателем для белья, и уют окутывает меня с головой, я совершенно доволен, впадаю в некое состояние полудрёмы. Брат ложится рядом, обнимает меня за талию, прижимая к себе, и я проваливаюсь в долгожданный, на удивление спокойный сон, чувствуя, как тихо сопит Егор, уткнувшись носом в мои волосы.
