– А она есть?

– Определенно. Вот Ру придется месяц сидеть на супе и молочных коктейлях.

– Джорджии? Я слышала, в нее попал камень. Как сильно?

– Жить она будет, но пройдет много времени, прежде чем она станет красивой.

– Джорджия никогда и не претендовала на звание «Мисс Яблочный Цвет». – Джинни понизила голос: – Это она кричала?

Барби кивнул. Вопли Ру разносились по всей больнице.

– Расти дал ей морфия, но она долго не могла угомониться. Должно быть, здоровья у нее как у лошади.

– А совести как у крокодила, – добавила Джинни все тем же невнятным голосом. – Я бы не хотела, чтобы такое с кем-то случилось, но это чертовски хороший аргумент в пользу неизбежности кармического возмездия. Давно я здесь? Мои чертовы часы сломались.

Барби посмотрел на свои:

– Сейчас половина третьего. То есть получается, ты уже пять с половиной часов на пути к выздоровлению. – Он крутанул бедрами, услышал, что хрустнула поясница, почувствовал, спина чуть расслабилась. Решил, что Том Петти абсолютно прав: ждать – это самое трудное. Предположил, что все станет проще, когда он наконец-то окажется в камере. Если только его не убьют. Ему пришло в голову, что кое-кто может решить, что это наилучший выход – убить его при сопротивлении аресту.

– Чему ты улыбаешься? – спросила Джинни.

– Ничему особенному. – Он взял пинцет. – А теперь лежи тихо и не мешай мне. Раньше начнем, раньше закончим.

– Я должна встать и взяться за дело.

– Если ты встанешь, то сделаешь только одно – грохнешься на пол.

Она посмотрела на пинцет:

– Ты знаешь, как с ним управляться?

– Будь уверена. Выиграл золотую медаль в олимпийском турнире по удалению осколков стекла.

– По части вранья ты перещеголяешь даже моего бывшего мужа. – Джинни слабо улыбнулась. Барби догадался, что улыбка причиняет ей боль, пусть она и приняла болеутоляющее, и ему нравилась твердость ее характера.

– Ты не из тех зануд медиков, которые становятся тиранами, когда им самим приходится лечиться?

– Таким был доктор Хаскел. Однажды он загнал под ноготь большого пальца занозу, а когда Расти предложил ее вытащить, ответил, что ему нужен специалист. – Она засмеялась, скривилась, застонала.

– Если тебе от этого полегчает, коп, который ударил тебя, получил камнем по голове.

– Опять карма. Он уже оклемался?

– Да. – Мел Сирлс двумя часами раньше покинул больницу с повязкой на голове.

Когда Барби склонился над ней с пинцетом, она инстинктивно отвернула голову. Он повернул ее назад, надавив рукой – очень осторожно – на менее распухшую щеку.

– Я знаю, что ты должен это сделать, – сказала она. – Просто очень боюсь за глаза.

– С учетом того, как сильно тебя ударили, тебе повезло, потому что осколки вокруг глаз, а не в них.

– Знаю. Только не причиняй мне боли, хорошо?

– Конечно. Скоро ты будешь на ногах, Джинни. Я все сделаю быстро.

Он вытер руки, чтобы убедиться, что они сухие (перчатки надевать не хотел, боялся, что те повлияют на точность движений), наклонился ниже. С полдюжины маленьких осколков разбитых линз вонзились в брови и вокруг глаз, но больше всего Барби тревожил один – чуть ниже уголка левого глаза. Барби не сомневался, что Расти удалил бы его сам, если б заметил, но он сосредоточился на носу Джинни.

Сделай это быстро, сказал себе Барби. Неудачу обычно терпит тот, кто колеблется.

Он ухватил осколок кончиками пинцета и бросил в пластиковый контейнер, стоящий на столике. Крошечная капелька крови выступила из ранки. Барби выдохнул.

– Уф! Остальные – ерунда. Никаких проблем.

– Из твоих уст да в уши Господа.

Он едва успел удалить последний осколок, когда Расти открыл дверь смотровой и спросил: не может ли Барби ему помочь? Фельдшер держал в руке жестянку пастилок «Сукретс».

– Помочь с чем?

– С геморроем, который ходит, как человек. Эта анальная язва хочет уйти с украденными товарами. При обычных обстоятельствах я бы порадовался, увидев, как эта паршивая задница выходит за дверь, но сейчас она может принести пользу.

– Джинни? – спросил Барби. – Ты в порядке?

Она махнула рукой в сторону двери. Когда он двинулся следом за Расти, Джинни крикнула:

– Эй, красавчик!

Барби оглянулся, и она послала ему воздушный поцелуй. Барби его поймал.

В Честерс-Милле работал только один стоматолог – Джо Боксер. Его клиника находилась в конце Страут-лейн, и из кабинета открывался прекрасный вид на Престил-Стрим и мост Мира. Прекрасный, если человек сидел. Но большинство гостей занимали горизонтальное положение и смотреть могли только на несколько десятков фотографий чихуахуа Боксера, развешанных по потолку.

«На одной из них эта чертова собака выглядит так, будто собирается нагадить, – поделился Дуги Твитчел с Расти после одного визита. – Не знаю, может, эта порода собак так сидит, но я сомневаюсь. Думаю, я провел полчаса, глядя на эту тряпку с глазами, справляющую большую нужду, пока Бокс удалял мне два зуба мудрости. По ощущениям, отверткой».

Вывеска, которая находилась над входом в клинику Боксера, выглядела как баскетбольные трусы, снятые со сказочного великана. Золотисто-зеленые – в цветах «Диких котов». Поверху тянулась надпись: «ДЖОЗЕФ БОКСЕР, ДОКТОР-СТОМАТОЛОГ». Ниже вторая: «БОКСЕР БЫСТРЫЙ». И он работал достаточно быстро, с этим соглашались все, но не признавал никаких медицинских страховок, брал только наличными. Если к нему приходил больной с пульпитом, десны которого пылали, а щеки раздулись, как у белки, набившей рот орехами, и начинал что-то говорить о страховке, Боксер предлагал ему добыть деньги в «Антеме», или «Синем кресте», или где-то еще, а потом возвращаться к нему.

Небольшая конкуренция могла бы заставить его смягчить такую драконовскую политику, но полдесятка стоматологов, которые пытались практиковать в Честерс-Милле с начала девяностых, быстро отказывались от своих намерений. Ходили слухи, что добрый друг Боксера, Джим Ренни, помогал тому в борьбе с конкурентами, но доказательств никто привести не мог. А пока Боксер каждый день кружил по городу на своем «порше», и наклейка на заднем бампере оповещала: «МОЙ ВТОРОЙ АВТОМОБИЛЬ – ТОЖЕ „ПОРШЕ“!»

Когда Расти вместе с Барби вышел в коридор, Боксер направлялся к выходу. Или пытался направиться: Твитч ухватил его за руку в холле у дверей. В другой руке Боксер держал корзину, набитую вафлями «Эгго». Ничего больше, только упаковки и упаковки вафель. И Барби задался вопросом – уже не в первый раз, – а может, он лежит в канаве, что проходила за автомобильной стоянкой у «Дипперса», избитый до полусмерти, и все это видения, рожденные поврежденным мозгом?

– Я здесь не останусь! – кричал Боксер. – Я должен отнести это домой и положить в морозильную камеру! Из того, что вы предлагаете, все равно ничего не выйдет, так что отцепитесь от меня. – Барби заметил маленькую нашлепку из пластыря на брови Боксера и повязку на правой руке повыше локтя. Дантист, похоже, с боем добывал замороженные вафли. – Скажи этому громиле, чтоб отпустил меня, – обратился он к Расти, едва увидев его. – Мне оказали помощь, и теперь я иду домой.

– Пока еще нет. Вам оказали помощь, и я ожидаю, что вы за это расплатитесь.

Боксер, мужчина невысокий, выпрямился во все свои пять футов и четыре дюйма, расправил плечи и выпятил грудь.

– Ожидай и будь проклят! Я считаю, что челюстная хирургия – на нее у меня, кстати, нет разрешения штата Мэн – очень уж несоразмерная quid pro quo[11] за пару кусочков пластыря. Я работаю, чтобы жить, Эверетт, и исхожу из того, что моя работа должна оплачиваться.

– Вам все оплатят на небесах, – вставил Барби. – Разве не так говорит ваш друг Ренни?

– Он не имеет никакого от…

Барби приблизился на шаг и всмотрелся в зеленую корзину для покупок, которую Боксер держал в руке. На ручке виднелась четкая надпись: «СОБСТВЕННОСТЬ „МИРА ЕДЫ“». Боксер тут же попытался заслонить корзину, но без особого успеха.