В одной обители святой,
На свете коих есть немало,
Трудился повар непростой,
В нем кровь восточная витала.
Приятен был для всех душой,
Готовил славно, пек хлеба,
Как он дружил с одной мукой, —
Никто, наверно, никогда:
Блины, пирог и каравай,
Кулич пасхальный – все прилично,
Что хочешь, право, называй, —
Без книги стряпал на отлично.
Веселый был, шутить любил,
Поговорить без злобной речи,
И словно овощи тушил, —
Он меру знал у жаркой печи.
Недавно вдруг оповестили,
Что нет его, лежит в земле,
И в путь последний проводили,
Не сообщили только мне.
В отъезде был я далеко,
Он мне не родственник, конечно,
Но грустно стало все равно —
Душа ушла его навечно.
Поплелся в храм, поставил свечку
И панихиду заказал,
Присел на лавку у крылечка —
Беседы наши вспоминал.
Как мы сидели в этом месте,
Вели о жизни разговор,
И обсуждали мира вести,
Злу присуждая приговор.
Спросил его: откуда родом?
И к Богу как, скажи, пришел?
– Родился я и жил с народом,
Что с Моисеем перешел.
Чрез дивное чермное море,
Блуждая после сорок лет,
Смиряясь перед Богом в горе,
Стремясь вселиться в новый свет.
Я в Белоруссии родился,
И перед самою войной
Нежданно вдруг осиротился,
Покинул сразу дом родной.
У тети дальней поселился,
В селе под Минском небольшом,
С её семьёю сразу слился,
Учиться в школу там пошел.
Пришла война, а мне тринадцать,
Фашист повсюду и беда.
Ребят согнали нас пятнадцать,
Копать у леса как всегда.
Копать глубокую траншею,
Убитых после засыпать.
Ведут кого-то, я бледнею, —
Евреев смертушку вкушать.
Они в селе соседнем жили
Общиной целой и раввин.
Поставили. Трясутся жилы.
Вдруг немец вышел к ним один
И поманил раввина пальцем,
Промолвил: Го-во-рит им слово!
Всех осмотрел огнем-румянцем
Конфеты дал девчушкам, мальцам.
И позади раввина встал.
Я про учителя подумал:
Что в сердце он своем искал,
Что ценное возьмет оттуда,
И слово, словно бриллиант,
Сверкнет бесценною строкою.
Но громом грянул арестант,
Блеснул, как молнией, стрелою:
Друзья мои, отцы и братья!
Беда пришла к нам неспроста,
Из древности идет ненастье,
Идет от Божьего перста.
Что там, когда-то, наши предки
Распяли Божьего Христа
Отсек за это наши ветки
Отец от Божьего ствола.
И пусть сегодня нашей кровью,
Крестимся в Бога и Христа,
Прости же нас, прими с любовью
Ты наши души в Небеса.
Нажал курок стоявший сзади —
И резво пуля пронеслась.
Раввин упал, лишь кудрей пряди
Играли с ветром не боясь.
А взгляд его унесся в дали,
В которых вечность отыскал,
Как будто там его встречали,
И сам Господь пред ним предстал.
Свистели пули, плоть вздымая,
Взлетая падали тела,
Собою яму заполняя…
Я в страхе закрывал глаза.
Уж сколько лет прошло оттоле,
Но не забыть мне ту войну
И тех умерших поневоле,
Забыть раввина не могу.
Его своим считаю крестным,
Что словом веры озаря,
Своим поступком судьбоносным
Он пробудил меня не зря.
Я убежал тогда в обитель
И, пребывая всю войну,
Трудился, будто как служитель
Мне дали келию свою.
Конечно, сразу покрестился,
Писанье начал изучать,
Готовить там же научился,
Кадило в храме разжигать.
Столярничать, одежду шить,
Рубить дрова и не гордиться,
Немного даже пошутить —
Все в жизни может пригодиться.
Война закончилась. Однажды
Влюбился в деву я одну.
Вкусив страданий сладкой жажды,
Увел ее в свою судьбу.
Детишки выросли давно
И разбрелись по белу свету;
Испивши вечности вино,
Ушла супруга к Богу-Свету.
Обитель-пристань снова манит,
Сюда приехать всякий раз,
Уеду – память вновь затянет,
Закончу здесь судьбы рассказ.
Застлали слезы церкви виды,
Подумал я, наверно он,
В небесном храме из апсиды
С раввином смотрят мне в упор.
И знаю точно – в божьем доме
С раввином встретились они.
Листая в памяти – альбоме
Земные вспоминая дни,
Благодарят Владыку мира
За то, что путь им осветил;
Коснулась сердца божья лира;
Познаньем правды вразумил.
Помянем их в своей молитве,
Они помолятся за нас,
За то, что выстояли в битве,
За всех родных на всякий час.
Отец Небесный, в дивном Свете
Мятежных души упокой
И прояви ко всем на свете
Ты безупречный промысл свой!
