Марсиане уже не удивляли и не пугали его. Он встречал их в жизни, а с двумя из них даже работал, у одного был подмастерьем год, обучаясь работать с энергией. Хотя большинство людей все еще таили гнев на пришельцев и ни один марсианин не мог чувствовать себя в полной безопасности, Кутшеба не испытывал к ним жалости. С начала вторжения прошли десятилетия. Мир радикально изменился, и марсиане стали его частью. Кутшеба родился в мире, еще охваченном войной, однако не марсиан он обвинял в том ужасном, что с ним случилось. Список виновных он хранил в памяти. И в нем были исключительно люди. В настоящее время их осталось трое.

Он всегда колебался, когда приходилось пользоваться поездом. Теоретически состояние железнодорожных линий уже стабилизировалось, даже поговаривали об их развитии, но Кутшеба все еще помнил те времена, когда каждый поезд охранялся отрядом жрецов или шаманов. Но порой и они не справлялись. Хотя энергики наконец сдались в пользу объединенных сил людей и марсиан и война закончилась, все же в мире было еще достаточно чудовищ, чтобы никто не чувствовал себя в безопасности.

Железная дорога Краков – Львов пережила и начало человеческой войны, и вторжение, и даже Предел. Поезда на этой линии становились жертвами нападений, как и везде, однако бывшая Oesterreichische Staatsbahn im Gebiet Galiziens, которая во времена Предела стала называться просто «Галицийские железные дороги» и обрела самостоятельность и независимость от умирающих государств, заключила отдельное перемирие как с марсианами, так и с энергиками. Это произошло задолго до того, как подобного успеха смогла добиться Империя. В 1947 году, когда Республика Наций, претендующая на то, чтобы прибрать к рукам все наследство павших монархий, только начинала переговоры с марсианами, Галицийские железные дороги – по примеру других независимых институций – перевозили уже марсианских сановников, нанимали марсианских защитников и даже обеспечили поезда первыми хранителями.

Однако все это не предотвратило катастрофы.

Останки четырехсот тел смешались с деревянными обломками вагонов и кусками вырванной из локомотивов стали. Один из рельсов, сломанный и выгнутый, взлетел в небо, истекая кровью проткнутого им же тела без головы. Слышался только крик хранителя, потому что никто из горстки уцелевших не мог произнести ни слова. Кутшеба не слышал жалоб и призывов раненых. Он выкарабкался из расколотого надвое вагона, отполз от путей и долго, очень долго просто лежал, уставившись в небо.

До него не сразу дошло, что случилось. В ушах все еще раздавался невыносимый грохот, после которого последовал удар и треск ломающегося дерева. Крики гибнущих пассажиров доходили до него с трудом, он скорее представлял их, видя перекошенные гримасы. Он не помнил, кем был и как оказался в траве неподалеку от покореженного поезда.

Когда много дней спустя он пришел в себя, все изменилось.

После катастрофы он неохотно пользовался поездами и любым другим механическим транспортом. И они его тоже не слишком любили. Если уж приходилось путешествовать на поезде, он всегда выбирал худший вагон, зная, что первые классы излучают больше чванства и раздуваются от гордости своих пассажиров, уверенных в собственной неприкосновенности и чрезвычайной роли. Он свыкся с тем, что чувства и эмоции имеют особенное значение в мире Предела, и не собирался провоцировать зло, сидя в вагонах, бурлящих от энергии неуправляемого самодовольства. Втиснутый между шепчущими защитные литании бедняками, которые смертельно боялись стальных чудовищ, он был в безопасности. Его и так раздражали зудящие татуировки и кололи амулеты.

Не намного лучше было ему в автомобиле Новаковского, поэтому он нетерпеливо высматривал дом потенциального клиента.

Как назло, Новаковский жил на Предгорье, отделенном от Кракова рекой, сравнительно далеко от Центрального вокзала. Хотя там и была своя убогая железнодорожная станция, но не все поезда доезжали до нее. Дом Новаковского размещался в форте, унаследованном от Империи и возведенном на одном из самых высоких холмов Предгорья. Марсианин выбрал это место, как через интерком объяснил Кутшебе Чус, из-за богатых источников энергии, оставшейся со времен язычества, которую марсиане могут черпать из прирученных теней или непосредственно из веры, накапливавшейся тут тысячелетиями. Новаковский трансформировал ее при помощи старенького костела, возведенного еще в тринадцатом веке в качестве своего рода печати, которая препятствовала языческим ритуалам и сдерживала зло под землей.

Марсианин переливал высосанную из теней энергию и переправлял ее через разбухший от веры костел, усиливая мощь форта. Энергия, бьющая из ротонды красного кирпича, ощущалась уже у основания Предгорья. Когда автомобиль наконец остановился перед воротами форта, Кутшеба ощущал силу, накопленную в здании, почти как физическую боль. Он сжался, вылезая из машины, повертел на пальце перстень-четки, потер большим пальцем татуировку на внутренней стороне ладони. Помогло.

Служащие марсианина выбежали за вещами гостя. Он не позволил им дотронуться до сумок, в которых было оружие, и, несмотря на протесты Чуса, не расстался с ними, направляясь на встречу с марсианином. Он прекрасно знал, что вооруженному человеку не положено встречаться с хозяином, но сознательно проигнорировал этот запрет.

– Я всегда могу развернуться и уйти, – прорычал он, делая вид, что ему не важна работа на Новаковского. – Я не напрашивался.

– В таком случае прошу вас подождать, – ответил явно оскорбленный Чус и заученным медленным шагом отправился посоветоваться с боссом.

Кутшеба, игнорируя осуждающие взгляды прислуги, сел на пол, оперся о стену и закрыл глаза. Его интересовало, насколько дерзок Новаковский и насколько эффективными оказались связи Кутшебы – только благодаря им с определенного момента марсианина начали убеждать, что именно он должен стать самым важным участником запланированной поездки. Кутшеба использовал кого только мог, чтобы сюда добраться, и поставил на это почти все, что у него было.

Его беспокоило количество переменных, необходимых для реализации его замысла. Сколько раз он пытался найти другие решения! Ночи напролет говорил со Змеем, совершенствовал планы, искал способы приобрести новых союзников. Змей смеялся над ним, издевался, но было видно, что и его привлекала эта интрига. Кутшеба не говорил ему всего и даже пробовал использовать. Он мог поспорить, что божество в итоге предаст его, и пытался учесть даже это. Тем не менее он понимал, что в его расчетах довольно много слабых мест, что все могло рухнуть в любой момент. Например сейчас, если марсианин не пожелает воспользоваться его способностями.

– Господин Новаковский примет вас, – обида в голосе Чуса стала еще ощутимее. – Может, вы хоть шляпу снимете?

– Может, и сниму, – буркнул Кутшеба и встал. Он решил играть роль человека, которого не слишком интересует предложение марсианина. Не переборщил ли? До какого предела он мог испытывать терпение клиента и собственное везение?

Кутшеба невольно хмыкнул.

Везение – ну-ну!

«Я с тобой, – напомнила о себе мара. – Везение не в счет. Только ты и я – вот что имеет значение. Я тебя когда-нибудь подводила?»

Поверх грязной, истрепанной шляпы, небрежно брошенной на стол, разделяющий марсианина и человека, Меллизатх’л Новаковский всеми четырьмя явными глазами и одним скрытым разглядывал мужчину, которого намеревался нанять.

Он слышал о нем столько же хорошего, сколько и плохого, однако большинство его агентов было согласно, что Кутшеба – именно тот человек, который ему нужен. Это утверждали и те, кто вызывал подозрение, и те, кому он доверял. Марсианин тешил себя мыслью, что умел правильно оценивать местное население. Он прибыл на Землю с первой волной вторжения как руководитель штурмовой группы, снабженный телом, приспособленным для боевых действий. С момента зловещей катастрофы, когда корабли на орбите начали взрываться один за другим и десятки тысяч солдат погибли за несколько секунд, он понял, что выжившим придется сосуществовать с землянами и воспринимать их как партнеров. За последние годы он постепенно заменил тело на более приспособленное к новым временам и испытаниям. Хотя официально силы вторжения подписали мир с большинством институций, представляющих людей, война в определенном смысле все еще продолжалась. Шло соперничество за влияние и престиж, которых часто добивались кровавыми методами. Разница состояла лишь в том, что теперь в основе конфликта лежали не только расовые различия. Представителей каждого вида можно было встретить с обеих сторон. Это повлекло за собой некоторые последствия.