Я взял в руки книгу. На титуле было набрано: «Апостол», под ним посвящение: «Издано повелением благочестия поборника, и божественных велений изрядна ревнителя, благоверного и христолюбивого, исконного Государя всея великия Руси, крестоносного царя и великого князя Димитрия Ивановича всея Руси самодержца». Слева же на месте фронтисписа была надпись от руки «Древо жизни», а под ней ряд букв: I I Д В В I В I I Д I I I I Д I. Слова и половина ряда букв были написаны тем же почерком, что и вышеозначенное великокняжеское творение, остальные же буквы были очевидно написаны разными людьми и разными чернилами. Еще одна загадка для досужего ума, то есть не для меня.

Последней находкой было перо, петушиное, черное.

(Это перо окончательно добило Северина, как сказали бы на Востоке, оно сломало хребет верблюду его терпения. Он с какой-то яростью отбросил книгу, пробежался по комнате, затем устремился на кухню, выпил сто граммов водки для успокоения разгулявшихся нервов, потом вернулся в спальню, зарылся с головой под одеяло, закрыл глаза и попытался представить что-нибудь приятное, земное, понятное. Нет, он не вызывал Наташу, она явилась сама, призывно улыбаясь и маня его последовать за ней. Тут все завертелось в его голове, и этот водоворот увлек девушку, которая кружилась перед ним, задорно смеясь. На чем она летала, Северин разглядеть не успел. Он блаженно улыбнулся и провалился в сон.)

Москва, 4 мая 2005 года

8 часов утра

– Привет, Балоба! – так Северин начал следующий рабочий день.

– Женька?! – раздался в телефонной трубке сонный голос. – Ну ты, старик, совсем озверел, в такую рань звонить!

– Дело есть, – прервал поток недовольства Северин.

– Нет, чтобы без дела зайти вечером, – проворчала трубка, – непременно нужно звонить по делу с ранья. Что там у тебя стряслось?

– Штуку одну хочу тебе показать и услышать твое компетентное мнение. Срочно, – надавил Северин.

– Ладно уж, заходи.

Тайна происхождения прозвища Балоба навсегда осталась в прошлом. Сам его носитель настаивал, что оно происходит от благородного сокола-балобана, его школьные друзья, к которым относился и Северин, посмеиваясь, утверждали, что изначальным было слово балабон. Впрочем, так Игоря Вячеславовича Перелетова, доктора биологических наук, заведующего лабораторией Института проблем экологии и эволюции Российской Академии наук, профессора биологического факультета Московского государственного университета, заместителя председателя Мензбировского орнитологического общества и прочая, и прочая, называли только старые друзья. Специальностью Перелетова в строгом соответствии с фамилией и прозвищем, если производить его от сокола, была орнитология.

– И ты туда же! – воскликнул он, разглядывая принесенное Севериным перо. – В новостях мусолят, вчера дед какой-то с таким же к нам в Зоологический музей прибежал, вспомнит юннатское детство!

– Значит, оно самое? – уточнил Северин.

– Оно, оно, причем свежак!

– Сказали, что в России, в зоопарках, таких орлов нет.

– Правильно сказали! И нигде нет. Потому что таких орлов нет.

– Так ведь вчера ваш же, лохматый, из зоопарка, сказал!.. – удивленно воскликнул Северин.

– Я ему тоже сказал! Фима, говорю, маму твою, Розалию Львовну, так и растак, ты чего общественность вводишь в заблуждение? А он мне в ответ: дескать, редактору на телевидении слово гриф не понравилось, ему непременно орел был нужен.

– Гриф, орел – один хрен, – несколько легкомысленно отмахнулся Северин.

– Кое-кому что следак, что гаишник, тоже один хрен, – осадил его Перелетов.

– Понял, но зачем же оскорблять? Ладно, проехали. Гриф так гриф, но хотя бы царский?

– Можно и так сказать, Vultur Caesar, первое слово обозначает грифов, второе, как нетрудно догадаться, Цезаря. Так что можно назвать и царским, но ни в коем случае не императорским, чтобы не возникало путаницы. Потому что есть таки орел с похожим названием, то есть на божественной латыни никак не похож, звучит Aquila heliaca, но у безбожных англичан это Imperial Eagle, у немцев Kaiseradler, у французов Aigle imperial, везде император вылезает, кстати, как и этот орел на их гербах. И только у нас он занимает подобающее место, это – орел-могильник, птица малопримечательная и довольно распространенная.

А вот Vultur Caesar – птица примечательная, в частности, с точки зрения нашего герба, – Северин попытался вставить какой-то вопрос, но ученого уже понесло, – во-первых, он много крупнее европейского орла-могильника, у того длина максимум восемьдесят шесть сантиметров при размахе крыльев два метра, а у нашего красавца длина до метра десяти и размах до двух сорока. А теперь посмотри на фотографию, – Перелетов как фокусник выдернул большой том с полки и раскрыл его на нужной странице, – впрочем, и здесь не так хорошо видно, хотя и лучше, чем на Фимкиной. Вроде и черный, но не совсем, оперение на самом деле отдает пурпуром, темным, переходящим в фиолетовый, истинно царский цвет. Здесь этот цвет ясно виден на ногах и вот еще на кольцах вокруг глаз. Обрати внимание, что эти кольца бесперые, это такая пигментация кожи. А теперь посмотри на клюв, экий шнобель, длиннее головы и загнут крючком вниз. А цвет! У восковицы почти белый, потом красноватый, а на конце синий, наши цвета!

– Но у нас не водится? – исхитрился, наконец, вклиниться Северин.

– Не водится, – со вздохом ответил Перелетов.

– Так, может быть, все же этот, могильник? Трудно ли перепутать? Вон как высоко летает, только в телескоп смотреть, какие у него полосы на клюве.

– Да при чем здесь полосы на клюве?! У него же концы крыльев при полете загнуты кверху, за километр видно, что это гриф, а не орел!

– А сам прилететь не мог?

– Из Гималаев? Смеешься?!

– Так откуда?

– Кто-нибудь из богатеньких Буратин привез. Мода сейчас такая – зверинцы заводить, чем экзотичнее, тем круче. А уж с выпиской из Красной книги, так просто писк и полный улет! – в высказываниях Перелетова чувствовалось близкое общение со студенческой молодежью. – И ведь изводят живых тварей почем зря, содержать-то не умеют, думают, что золотая клетка – это все, что им нужно.

– А как ввозят?

– По-разному. Сейчас, конечно, кое-какой порядок навели, опять же орел – не колибри и даже не попугай, его в кармане не ввезешь. Так что наверняка оформляли через таможню. Конечно, не как Vultur Caesar, но все же как другого Vulturidae, или Falconidae, представителя семейства соколиных, или Aquilinae, сиречь орла, – Пересветов написал названия на листке бумаги и протянул Северину, – все ведь очень тонко, понятно только специалисту, так что взятка эксперту, взятка таможеннику, ставки известны, порядок, едреноть!

– И давно могли ввезти?

– Куда давно! Это же для этих богатеев игрушка, дорогая, но игрушка, а игрушки долго не живут!

– Спасибо, старик!

– Спасибо в рюмку не нальешь.

– За мной не заржавеет.

– Ну, бывай, забегай, только, пожалуйста, вечером.

10 часов утра

– Привет, Суслик!

Северин продолжал идти по следу. Его следующий собеседник, Олег Никитич Суслов, не имел никакого отношения к животному миру, он был заместителем начальника Главного управления по борьбе с контрабандой Федеральной таможенной службы и, в давние времена, сокурсником Северина по юрфаку.

– Орел? – с некоторым удивлением переспросил он, выслушав просьбу Северина. – Ты у нас вроде как по другой части. Хотя, конечно, понимаю, орел – особо опасный, кровожадный, серийный убийца. Ладно, запрошу. Перезвони часа через три. Да, кстати… – последовало несколько туманное, из-за телефона, изложение ответной просьбы.

– Ладно, прослежу, – сказал Северин, усмехнувшись про себя: – Суслик он и есть Суслик!

Следующие полчаса пришлось потратить на выполнение просьбы однокашника.