— Десять, — закончил он. — Кто не спрятался, я не виноват.

Запах крови усилился, такой чарующий, возбуждающий. Чужие стоны, пока ещё тихие, ударялись о стены, эхом добираясь до него. Дорожки крови стали больше, ярче, и он не сдержался, поднес к губам пальцы, слизывая с кончиков тёмные капли, наслаждаясь вкусом.

Он останавливается у дверей, кладёт руку на шершавую поверхность, чувствуя кончиками пальцев колющий кожу холодок. Здесь и сейчас.

Дверь мягко скрипит, открывая жадному взгляду повисшего на удерживающем его шнуре человека. Плечи неестественно вывернуты, по запястью струится кровь, лодыжки крепко связаны. На щеках багровые следы, вот только кривая, нездоровая усмешка не сочетается с ситуацией.

— Поймал меня… — рычит связанный мужчина. — Хочешь узнать, зачем я это сделал? Ты ведь никогда не испытывал того наслаждения, когда открываешь другому настоящую сущность человека. Но ты сможешь это понять. Можешь стать таким же, как и я. Я чувствую в тебе это. Ты ведь такой же!

Мужчина разражается громким смехом, тело конвульсивно дёргается.

— Давай творить вместе!

Вот только его это не устраивает. Рик молча обходит сумасшедшего, берётся за железный хирургический столик, подкатывая его ближе. Здесь всё, ничего не потерялось, но кое-что необходимое добавилось. Его инструменты. Он кончиками пальцев обводит предметы, размышляя, что же ему пригодится.

— Ты меня слышишь?

Нет, Рик не слышит. В ушах громко бьётся сердце, он только чувствует, чувствует, что прав. Такие уроды не должны быть на его территории. Волк здесь один.

— Эй, ты же не серьёзно…

Мужчина дёргается, когда Граймс останавливает свой выбор на тонком отличном скальпеле. Лицо искажает поистине животный оскал, в уголках губ поблёскивает слюна. Рик подносит к глазам скальпель, смотрит, как играют на нём тонкие лучики солнца, проникающие через окно.

— Эй!

Из глубины горла мужчины вырывается дикий, животный крик, когда кончик лезвия проникает под кожу. Рик не был хирургом, но он отлично знал анатомию. Несколько нажатий, и пальцы, пытающиеся держаться за провод, безжизненно обмякают. Кровь бежит по коже, согревая ладони Граймса, оставаясь на лезвии красивыми рубиновыми каплями. Наклониться, чтобы то же проделать с ногами, вызывая вопли. Ступни подгибаются, тело конвульсивно дёргается, но это только начало.

Рик поднимает взгляд на Мигеля, и мужчина замолкает, испуганно шарахается в сторону.

— Ты…

Граймс прижимает острое лезвие к его губам, ведет вниз, заставляя лопнуть тонкую кожицу. Ниже, через острый подбородок, к дернувшемуся кадыку. Одежда мешает, но хлипкая ткань не может быть серьёзным препятствием. Он практически с восхищением смотрит на чистую, не тронутую ни единым бедствием кожу, идеальные розовые соски.

Этот урод думал, что он сила. Думал, что может делать здесь, что угодно.

Граймс подцепляет пальцами упругий узелок, оттягивает верх и наконец-то отрезает, отбрасывая в сторону. Теперь не так совершенен.

Тонкая, красная линия неровно прочерчивает грудину, рассекая кожу.

— Поиграем, — хрипло, чужим голосом произносит Рик…

Рик поднимает грязный, тут же впитавший в себя кровь мешок. Внутри двигается пока живой человек, из его горла вырывается хриплое дыхание. Их игра не окончена. На бетонной площадке уже припаркована машина, багажник приветливо открыт, на дне разложена клеёнка, не дающая запачкать обивку.

— Рик?

Граймс приветливо улыбается Кэрол, ошарашенно замершей на площадке у машины. Рик мог представить, как он сейчас выглядит, с безумной улыбкой, весь пропитавшийся кровью.

— Всё хорошо? — интересуется она.

Граймс пожимает плечами.

— Всё отлично. Я просто немного прокачусь.

— Может с тобой… — осторожно спрашивает она, а в глазах напряжение.

— Нет, всё в порядке. Просто нужно вывести один мусор. Кажется, Гленн говорил, что где-то неподалёку появилась довольно большая стая диких собак.

— Да, у заправки, — непонимающе произносит Кэрол. — Но зачем тебе?

Приятно урчит двигатель машины, радуя душу восхитительными звуками исправно работающего механизма. Из динамиков льётся музыка.