– Вы шутите? – взорвалась Анита. – Они его уволили, а он, в день побега Алисы, перевозил их вещи?

– Хасленс и Хаммер утверждают, что Кристен­сены высказали крайнее недовольство своим управ­ляющим, потому что он не выполнил их распоряже­ния и не дал Маркенсу окончательного расчета…

Анита едва не вскочила со стула в приступе бе­шенства, но мгновенно овладела собой, метнув в противника испепеляющий взгляд.

– Послушайте, господин Ханс-Как-Вас-Там (она просто забыла его имя, а комиссар так и застыл на стуле), я спрошу вас об одном: кто именно не хо­чет, чтобы против Кристенсенов возбудили дело? Кто пытается любой ценой отвести от них удар? Что, в конце концов, здесь происходит? Должны мы бороться с преступниками или нет? Чего еще вы ждете? Чтобы убили егце одного полицейского, по­хитили или убили девочку?

Тон ее голоса превысил все допустимые деци­белы, и комиссар, на которого она оглянулась, ища помощи, дал понять: «Нет!» Молодой яппи улыбал­ся чуть жалостливо.

Судья Ван дер Хеед, казалось, раздумывал, не отправить ли Аниту в отпуск… Черт, и надо ей бы­ло вот так сорваться в решающий момент!

В отчаянии она обернулась к толстяку поли­цейскому, похожему на постаревшего викинга.

– Господин комиссар, – заговорила она, очень надеясь, что ее голос звучит холодно и профессио­нально (другого языка ее шеф не понимал), – давайте смотреть правде в глаза. Маркенс был связан с Кристенеенами, индонезиец тоже. Эти люди стре­ляли в полицейских, одного ранили, другого убили. Не говорите мне, что вызов в суд для дачи свиде­тельских показаний – все, что мы можем сделать.

Комиссар некоторое время молча смотрел на своего инспектора, потом, искоса взглянув на яппи, обернулся к Ван дер Хееду.

– Хендрик, думаю, мы обязаны объективно и методично разобраться в этом деле. В ситуации много подозрительного, и мы – конечно, помня о правах наших граждан – все-таки…

Анита поняла, что Хассл просто давит на су­дью, и что он наверняка много раз проделывал это в прошлом, действуя с ювелирной точностью.

Ван дер Хеед наклонился вперед.

– Чего вы хотите, Вил? Выражусь яснее: у вас есть разумные предложения?

Анита поняла – он спрашивает ее. Придется забыть о выдвижении официального обвинения и об объявлении в международный розыск за орга­низацию убийств, похищения и другие преступле­ния, задуманные молодой психопаткой.

Комиссар попросил самых широких полномо­чий и права посылать инспекторов за границу для допросов четы Кристенсен – Брюннер. Кроме того, уже завтра необходимо объявить Алису Кристен­сен в розыск на территории всей Европы, и в пер­вую очередь в Германии и Бельгии (дорога на юг!).

А в заключение Хассл попросил оставить ин­спектора Ван Дайк на этом деле.

Несколько секунд судья внимательно смотрел Аните прямо в глаза. Яппи наблюдал за ними с та­ким видом, словно происходящее его совершенно не касалось.

Ван дер Хеед согласился выписать повестку, действительную на территории Сообщества, а вот на Швейцарию потребуется больше времени.

Боковым зрением Анита видела улыбку блон­дина. «Это всего лишь игра, – ясно читала она в его взгляде. – Главное – карабкаться наверх, прикры­вая тылы».

Молодой карьерист, выпускник Высшей юри­дической школы, попавший, благодаря связям, в верхние эшелоны прокуратуры. Этот хватку не ос­лабит, он уже вцепился клыками в ляжку добычи, того и гляди утопит!

Честно говоря, Анита не отказала бы себе в удовольствии засунуть ему свою пушку в глотку!

Она так кипела, что пришла в себя только в лифте, когда ее «враг» нажал на кнопку первого этажа, не дав себе труда узнать, куда нужно ей.

– Я еду на второй, – произнесла Анита ледя­ным тоном.

Он смутился, пробормотал какое-то извинение, уличенный в невоспитанности и нарушении эле­ментарных норм поведения.

Анита обрадовалась своей маленькой победе и молча вышла из лифта, даже не взглянув в его сто­рону.

Открывая дверь кабинета Петера Спаака, она уже забыла о нем.

Да, у нее не отобрали дело, но в остальном все далеко не блестяще. Анитой овладело отчаяние.

Пусть катятся ко всем чертям! Теперь она пой­дет до конца! Анита повернулась к Петеру. Он про­сто окаменел, изумленно уставившись на нее, рука с банкой пива замерла на полпути ко рту. Со сторо­ны она, наверное, выглядела более чем странно: распаленная гневом, глаза мечут громы и молнии.

Она разочарованно улыбнулась Петеру и ото­шла к окну. Нужно спокойно продумать последова­тельность действий.

Где-то там, в ночи, находилась Алиса, а за ней по пятам гнались вооруженные люди.

Анита не очень-то знала, с чего начинать.

А впрочем, нет: одно она знала точно. Алиса сделает все возможное, чтобы найти своего отца, а тот где-то на юге Европы.

В Португалии.

Алиса была там, в черном провале ночи, между Амстердамом и Алгарве.

Она была одна. И ей наверняка было страшно.

Но Алиса не была одна. И ей, по большому счету, не было страшно.

Теперь, когда этот человек (Хьюго, мысленно поправила себя девочка) ехал через деревню, заби­раясь все дальше в глубь Фламандии, у нее появи­лась возможность изучить его, привыкнуть к его обществу, но ей никак не удавалось понять, что это за таинственная личность. И все-таки Алиса не ре­шалась спрашивать.

Хьюго разложил на сиденье карту, выбирая маршрут. Он казался абсолютно спокойным, ведя машину ровно и сверяя маршрут на каждом пере­крестке, перед каждой деревушкой.

Равномерное гудение мотора и мягкое покачи­вание машины в конце концов убаюкали Алису. Она снова натянула на себя красно-оранжевый плед и заснула, положив голову на кожаное сиде­нье. Скоро ей приснился сон.

Ее дом. Второй этаж. Она в своей комнате, из гостиной, с первого этажа, до нее доносятся голоса.

Из ванной внезапно появляется ее мать в белом халате. Прическа – как для торжественного рож­дественского ужина: высокий замысловатый пучок украшен блестящими позвякивающими безде­лушками. Дом вдруг преобразился, стал белым ви­дением, повсюду мраморные лестницы, далее вмес­то стен белоснежные ступени.

Ева в Алисином сне выглядела как в худшие дни. Слишком ярко накрашена, глаза красные от дикой ярости, на ногтях – блестящий ярко-крас­ный лак.

Она прошла несколько метров сквозь белую мглу, отделявшую ее от дочери, и остановилась на­против.

Поправила новые очки с затемненными стекла­ми, манерным жестом демонстрируя ей аристокра­тический профиль. Во всем ее существе – скрытая угроза и внутренняя сила, грубая и страшная. Вот она наклонилась, и лицо с горящими глазами за­полнило собой все пространство.

Резким движением мать вытащила откуда-то кассету и, потрясая ею, прокричала ужасным ме­таллическим голосом прямо ей в ухо:

– ПОЧЕМУ ТЫ УКРАЛА ЭТУ КАССЕТУ, А, АЛИСА? ПОЧЕМУ?

Алиса не могла отвести глаз от лица матери. Молочно-белая светящаяся кожа. Голубые блестя­щие глаза, сверкающие, как льдинки под солнеч­ными лучами. Золотые локоны беспорядочно рас­сыпаны по плечам и украшены странными черными стальными шпильками. Опасная красота.

Алиса в ужасе, она видит, как лицо матери приближается. Стальные украшения в волосах по­хожи на змей, свернувшихся клубком вокруг чере­па, или на уродливых металлических ящериц.

Она в страхе отодвигается. Белые стены вне­запно освещаются могильным светом, сужаясь, как лопнувшая шина.

Мать тоже меняется. Она все так нее размахи­вает кассетой, но Алиса понимает, что коробка про­питана кровью. Алая кровь падает крупными кап­лями, образуя липкие жирные лужи на белом мраморе. Ноги Алисы тоже в крови.

Лицо Евы застыло, как посмертная маска. Ни­когда прежде Алиса не видела такого дьявольского блеска в ее глазах. Волосы у нее тоже горят.

Мать снова закричала:

– ОТВЕЧАЙ, АЛИСА, ПОЧЕМУ ТЫ УКРА­ЛА ЭТУ КАССЕТУ, А? ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ – ВХОД В ПОДВАЛЬНУЮ КОМНАТУ ТЕБЕ ЗАПРЕ­ЩЕН!

Жестом танцовщицы – точным, сильным, гиб­ким и замедленным – она ударила Алису кассетой по лицу.